Мама. Папа. Я - Малкольм Даффи

Суперкратковременных, видимо. Я их даже не запомнил.

Женщина-коп перевела взгляд на меня.

– А отец Дэнни?

Вот блин.

Мама посмотрела на свои ногти, как будто эти воспоминания понемногу выносили ей мозг.

– Мы не общаемся. Я много лет его не видела, в последний раз мы встречались еще до рождения Дэнни.

Пожалуйста, не говори, пожалуйста, не говори, пожалуйста-препожалуйста, не говори, что он живет в Шотландии, прошу, прошу, умоляю. Я так надолго задержал дыхание, что думал, в обморок упаду, но мама больше ни слова не сказала. Бог Ни-За-Что-Не-Говорения услышал меня.

Луиза почесала татушку в форме рыбки на ноге.

– У вас есть какие-нибудь зацепки?

Ответил мужчина.

– Мы опираемся только на показания женщины с улицы Эмберли-Клоуз. Она выносила мусор и услышала, как мужчина с шотландским акцентом выкрикивает ругательства и оскорбления. Когда она подошла ближе, Каллум уже лежал на земле, а обидчик успел скрыться.

Женщина-коп взглянула на маму.

– У вас есть предположения, почему кто-то мог затаить на него такую злобу?

Мама не смотрела на меня. Она просто пожала плечами.

– Он работает в сфере информационных технологий, любит смотреть автомобильные гонки, он ни с кем не в ссоре. Не торгует наркотиками или чем-то там еще.

– Каллума что-нибудь связывает с Шотландией?

– Раньше он ездил в командировки по работе, но чаще на юг. В Бирмингем, Рединг, Лондон. Мне кажется, он вообще никогда не бывал в Шотландии. Не помню, чтобы он об этом упоминал.

Тишина.

У копов закончились вопросы. Как это типично. Я лично мог бы спросить еще кучу всего. Они взяли фуражки и встали. Прежде чем уйти, коп сказал еще кое-что, как в программах по телику:

– Я знаю, вам сейчас очень нелегко, Ким, но если вы что-то вспомните, любую мелочь, пожалуйста, свяжитесь с нами.

Мама кивнула.

Женщина-коп положила руку на мамино плечо.

– Уверена, все наладится.

Мама слабо улыбнулась.

– Да, Каллум выкарабкается, – сказала она. – Он крепкий, как буйвол.

Сорок два

Одиннадцатого декабря Каллум Джеффрис умер.

Драка сделала свое дело. Можно было подумать, что Национальная служба здравоохранения, доктора, и медсестры, и аппараты, и лекарства, и все такое прочее – все это исправит положение. В конце концов речь всего лишь об ударе кулаком, не о реактивном снаряде. Но никто ему не помог, он просто взял и умер.

Никогда не забуду то утро, когда маме позвонили и сообщили эту новость. Я чистил зубы, и вдруг раздался крик, какого я в жизни не слышал, хуже, чем в фильме ужасов. Щетка выпала из рук, я бросился вниз по лестнице и увидел Луизу на полу в кухне. Она кричала в голос. Луиза жила с нами с тех пор, как Каллум попал в больницу. Мама сидела рядом с ней на полу и обнимала ее.

– Не-е-е-е-ет! – кричала Луиза.

Спрашивать, что стряслось, не было нужды.

Обычно, когда мама была расстроена, я делал ей чашку чая, но в тот день это ничего не могло исправить. Дико было видеть двух взрослых женщин, лежащих вот так в обнимку на полу. Не хотелось смотреть на них, поэтому я пошел в гостиную и сел там на кресло. Потом понял, что это его любимое кресло. Почувствовал гигантскую яму от его задницы. Меня снова начало мутить – как тогда, когда он орал на маму, когда я ехал в поезде из Эдинбурга, когда мы были в тот первый вечер в больнице и в другие разы.

Мозг превратился в фарш. То, о чем я мечтал долгие-долгие месяцы, наконец произошло. Так почему я так странно себя чувствовал? С мамой теперь все будет в порядке. Ей не суждено стать одной из той статьи на сайте. Я сделал это. Все случилось благодаря мне. Разве можно обвинить человека в том, что он совершил такое доброе дело?

Я оглянулся и увидел журналы «Формула-1», которые он больше никогда не прочитает, огромный телик, который он больше не посмотрит, круглые подставки под пиво, на которые он больше никогда не поставит ни одной кружки. И «Рендж-Ровер» на улице, за рулем которого он больше ни разу не нарушит правила дорожного движения.

Я почувствовал, как из глаза катится слеза.

Ей-то откуда там взяться, блин?

Возможно, всему виной потрясение или звуки рыданий. Я вышел в сад, подальше от них. Плевать было, что на улице холодина, мне нужен был свежий воздух, абсолютно любой. Я чувствовал себя так, будто мои мозги сунули в блендер.

Пошел за сарай, как тогда, когда Каллум орал на маму после рождественского ужина. Через некоторое время мама вышла из дома в халате. Ее тоже не волновал холод, она просто села на покрытую инеем траву и обняла меня. Она больше не была похожа на мою маму: глаза красные, лицо странного цвета, волосы ужасно растрепаны после объятий с Луизой.

– Его больше нет, Дэнни.

Я почувствовал, как слезы капают мне на голову, такие мягкие и теплые. Одна покатилась вниз по моему лицу, как моя собственная. Мне было плохо. Это я с ней такое сотворил. Если бы я поехал с одноклассниками в Озерный край, всего этого не произошло бы. Каллум пошел бы на работу, мама – в колл-центр, я – в школу. Все было бы нормально. Сегодня же все было ненормально – дальше некуда.

Мы просидели так целую вечность. Ногу стало сводить. Но маму потревожить я не мог. Пришлось терпеть боль.

Наконец она встала.

– Пойдем внутрь, – сказала она. – Холодно.

Должно быть, Луиза обзвонила остальных, потому что все начали постепенно подтягиваться. Иан, его мама и остальные, чьих имен я не запомнил. Потом подъехали и наши родственники: бабушка и дедушка, тетя Тина и дядя Грег, дядя Мартин и тетя Шила, несколько маминых друзей, которых я не видел с тех пор, как она познакомилась с Каллумом. В конце концов все собрались на кухне и шептались там.

Каникулы еще не начались, но мама настояла на том, чтобы я остался дома. Впервые в жизни я захотел пойти в школу.

– Почему мне нельзя в школу?

– Потому что ты нужен мне дома, Дэнни.

Я не знал, для чего я ей нужен. Разве я недостаточно сделал? Я отправил Эми сообщение. Рассказал, что случилось, и попросил зайти ко мне после школы.

Я не мог весь день сидеть на кухне, слишком было опасно. Они