Вендетта - Крис Хамфрис

— Филиппи, — пробормотала она.

Она закусила нижнюю губу и почувствовала привкус краски. Странный выбор ей приходилось делать. Будучи самой собой, в Сартене Тца решила спасти парня от работорговцев, несмотря на то что этот маленький гаденыш с изъеденным угрями лицом не вызывал у нее ничего, кроме отвращения. Но прошлой ночью, когда Тца стала маццери сальваторе, у нее не было выбора. Да, ей пришлось убить. Но затем пришлось и вернуть кабана к жизни. И Фортуна вновь уберегла мальчишку.

Девушка взглянула на кучу козьих шкур, на которых спала, на лежащее поверх них платье. Оно напомнило о других ситуациях, когда приходилось делать выбор. О вещах, которые она могла контролировать, и о других, которые не могла.

Тца наклонилась и коснулась белого платья, что так неохотно надела два года назад, когда в одно из редких посещений города отец заставил ее сходить в церковь. Тиццана ненавидела это платье; раньше его носила Миранда, а сестра была выше и крупнее. Оно висело на пастушке мешком, и та просидела с хмурым видом всю церемонию, страстно желая сбежать в свои любимые горы и нацепить привычные брюки с курткой. Отец с сентиментальностью, присущей всем пьяницам, слезливо потребовал, чтобы она взяла наряд с собой. Тца едва не выкинула его по пути в первое же ущелье, но по какой-то причине не сделала этого и теперь радовалась принятому тогда решению.

Девушка снова посмотрела в дымоход на небо. День клонился к закату. Скоро отправляться на свидание с Эмилио. Он придет за ответом. И он его получит. А потом ему придется сделать свой выбор.

Тца стянула куртку, брюки и стала через голову надевать платье. Пришлось приложить немало усилий: она выросла, и там, где раньше ткань свободно висела, теперь она плотно облегала фигуру.

Густые черные волосы, заплетенные в косу, лежали на спине, все еще влажные после купания в ближайшем горном озерце. Теперь Тца распустила косу, и пряди свободно рассыпались по плечам; они высохнут, пока она будет спускаться с горы. У Тиццаны был камень, кусок прозрачного кварца, который она сточила до овальной формы, а затем закрепила на полоске волчьей шкуры. Ей всегда нравилось ощущать прикосновение звериной кожи; и теперь, повязывая ремешок вокруг головы, девушка не сдержала легкий стон.

Напоследок Тца оглянулась, проверяя, не забыла ли чего. Но нет, все в порядке, можно отправляться.

Она нагнулась за кварцевым резцом и засунула его за пояс, где он почти слился с белым платьем. Схватив посох, девушка двинулась к выходу. Пес встал, собираясь пойти следом.

— Нет, Коломбо, — сказала она, обернувшись. — Ты остаешься.

Он, казалось, кивнул в знак согласия, прижался носом к руке хозяйки, а затем вернулся на свое место возле мерцавших в очаге угольков.

Тца спускалась по склону. На солнце было еще тепло, но в ветерке, обдувавшем шею, уже ощущалось прохладное дыхание осени. Грекаль, ветер с холодного севера. По левую руку журчащий поток бежал в горное озерцо, то самое, в котором она сегодня купалась. Повинуясь секундному капризу, девушка взобралась на пригорок и пристально вгляделась в водную гладь.

Отражение совсем не было похоже на то, что она так невзлюбила, увидев в купели в церкви Сартена. Лицо было вымыто, губы накрашены, как у некоторых городских женщин, волосы больше не являли собой огромный колтун, а густым блестящим потоком струились по плечам. А еще — белое платье и сияющий во лбу драгоценный камень. И пусть никто и никогда не одарит ее комплиментом, но уж и чудовищем не назовет. Действительно, если не считать густых бровей, сросшихся на переносице, Тца выглядела почти как любая другая девушка. Почти.

Когда она выбралась из туннеля, соединявшего ее долину с долиной Горна Дьявола, солнце уже закатилось за вершины. Теперь совсем немного осталось до момента, когда луна воцарится на небе.

Наступал час свидания, но у ближайших к менгирам деревьев Тца не заметила лошади. Девушка остановилась у одного из камней, этих безмолвных сумеречных стражей, прислонила к нему посох, положила у подножия кварцевый резец.

Может, Эмилио переменил свое решение? Подумал получше и пришел к выводу, что можно сыскать более подходящую пару, чем простолюдинка Маркагги. Или появилась возможность заполучить земли, владельцы которых умерли или были угнаны в рабство. Он знал, что Тца не будет настаивать на выполнении контракта, как настаивал он сам. Что, если в следующий базарный день она придет в город и увидит Эмилио, еще больше разбогатевшего на восстановлении Сартена? Вдруг он уже обручен с более подходящей девушкой, не воняющей козлом, и при виде Тиццаны на его красивом лице появится презрительная усмешка?

Эти мысли принесли мгновенный прилив облегчения. Ей не придется проходить через все это! Она подождет до восхода луны, выполнив уговор, и затем вернется в пещеру, к своим козам, к привычной жизни. Все не так уж плохо. Доброе имя семьи будет сохранено, их стада, их земли останутся в целости и сохранности до возвращения брата из Генуи.

Но почему желудок словно готовится выскочить наружу?

А затем Тца услышала какой-то звук. Она подошла к мегалиту с высеченным лицом — две пары глаз всматривались в спустившуюся на землю темноту. И вот снова — звяканье сбруи. Следом донеслось тихое ржание, и на поляне появилась лошадь с седоком. Эмилио Фарсезе прибыл на рандеву.

Он натянул поводья и осмотрелся.

— Эмилио, — тихо позвала Тца, выходя из-за менгира.

Конь, увидев в сумерках белый призрак, испуганно затряс головой — уши его напряглись — и подался назад. Всадник некоторое время пытался утихомирить животное и наконец справился, с силой дернув узду.

— Что ты делаешь? — крикнул он, затем добавил, приглядевшись: — Что это на тебе надето?

Девушка ничего не ответила и только сделала еще один шаг к нему.

Лошадь опять встревожилась, и Эмилио, крикнув девушке «Стой!», вновь принялся сражаться с перепуганным животным. В конце концов ему удалось утихомирить его, он спешился, отвел лошадь в рощицу и привязал к дереву подальше от глаз. Вернувшись, Эмилио некоторое время в изумлении разглядывал Тиццану с ног до головы.

— Господь да сохранит меня! Ты в платье! Ты!

— Да.

Тца в свою очередь рассматривала его. В отличие от девушки, Эмилио не позаботился о своем внешнем виде. Дороги в эту пору года были сухими, и пыль пристала к заплатанным штанам и поношенному плащу, а к нарядной льняной рубашке под ним прилипла грязь.

— Почему? — спросил он.

— Я подумала, тебе понравится, — тихо ответила Тца.

Эмилио, раскрыв рот, подозрительно уставился на нее. Даже на расстоянии нескольких шагов Тца ощущала запах спиртного.