По обе стороны любви - Елена Лобанова

Теперь ее мучили не страхи и не чувство вины, а нетерпение.

Теперь ей хотелось сейчас же, сию минуту перенестись ТУДА — ну хотя бы на перекресток возле театра!

О, как упоенно следила бы она за игрой теней на его стенах! Она дожидалась бы рассвета, когда вдруг бесшумно погаснут фонари, а вскоре откроется незаметная боковая дверь, пропуская первую человеческую фигурку — и тайная, но поистине волшебная жизнь закипит в его недрах! И неужто настанет наконец то мгновение, когда она войдет в ту же дверцу — не как чужая и посторонняя, но как человек, причастный к искусству?! Неужто ей позволено будет присутствовать при таинстве таинств — РЕПЕТИЦИИ?! Она уже сейчас, заранее приходила в восторг от каждого движения актеров, от каждой режиссерской реплики; отныне все эти люди до последнего рабочего сцены были близки ей, как кровные родственники, и театр, их общий дом, гостеприимно распахивал перед ними все свои скрытые от посторонних глаз уголки.

Да как же умудрилась она провести полжизни бог знает где и даже не догадаться об этом?!

Мысли эти захватывали воображение, пьянили и вконец обессиливали Веронику. Как отуманенная, брела она обратно в постель и забывалась коротким сном. Как во сне, полубессознательно двигалась утром по дому, механически исполняя необходимые дела, и машинально отправлялась на работу.

Она не помнила, кто именно отвечал, на каком уроке и какие получал оценки; глаза бесчувственно скользили по строчкам сочинений, автоматически выхватывая ошибки. Лица учеников маячили перед ней, неотличимые друг от друга, и лишь развеселая физиономия Беспечного выделялась на общем фоне, будя какое-то воспоминание — впрочем, неопределимо туманное.

Кажется, в учительской собиралось какое-то совещание; кажется, что-то важное говорили завуч и директор, и она, как и другие, что-то отвечала им и писала какие-то отчеты… или заполняла какие-то ведомости… но все это исчезало из памяти в следующую же минуту, будто стертое резинкой.

Сознание ее пробуждалось и работало с полной отдачей лишь два мгновения в сутки: когда по дороге на работу и с работы она проезжала на троллейбусе мимо Него — мимо ТЕАТРА! Сердце замирало на миг, а потом начинало отчаянно стучать, и хотелось спрыгнуть со ступенек троллейбуса и, вбежав в заветную дверь, безо всяких формальностей остаться там навсегда!

Вот именно! Остаться там НАВЕЧНО!

…Однако она и сама понимала: почему-то это никак невозможно.

Мешали, в частности, дурацкие приличия.

Почему-то требовалось обязательно дожидаться назначенного дня, изводиться сомнениями: не привиделась ли ей эта встреча, не ПРИСЛЫШАЛСЯ ли разговор с небожителем? (Пугало, между прочим, то, что она совершенно не помнила некоторых подробностей: например, цвет рубашки режиссера… Или он был в свитере?)

Отдельную тему для мучений составляла мысль: что за сцены он выберет для РАЗЫГРЫВАНИЯ? Некоторые реплики героев — теперь-то ясно как день! но поезд-то ушел! — корявы, недодуманы; а ведь стоило добавить два-три слова — и картина была бы совершенно другая!

Другая область самоистязания называлась: «А вдруг он ПЕРЕДУМАЕТ?!»

Вдруг просто-напросто перечитает и ужаснется, увидев все промахи!

А вдруг уже увидел?!

Не говоря уже о самом страшном…

Посягнуть на имя ВЕЛИКОГО ИТАЛЬЯНЦА!

Вдруг уже рассказывает кому-нибудь, усмехаясь: «У самой-то речь — ну что вы хотите? — училка! А туда же — Данте… Флоренция Дученто… Все-таки могла бы сообразить: что позволено Юпитеру… хотя какая в школе, сами понимаете, латынь!»

При этих мыслях внутри все холодело.

Да нет же, такого просто не может быть! Он сам сказал ей про прыжки на три метра… И лицо у него было такое озорное и приятная улыбка… Никто ведь его не заставлял! Да нет, он же сам, русским языком сказал: «в конце ноября»!

— Так уже девятнадцатое число! — сообщил Николай. — Давно пора позвонить!

Глава 26

— У Святославвладимирыча совещание! — недовольно, как показалось ей, буркнули с другого конца телефонного провода.

Это было неожиданно. Так неожиданно, что едва удалось отыскать кое-какие приблизительные слова:

— А если… а когда можно… хотя бы примерно…

— Не могу сказать даже примерно. Но попробуйте через час.

И в трубке сразу запиликали короткие гудки.

За час Вероника провела урок по теме «Разряды местоимений», из которого в памяти отложилось только стихотворение:

Если где-то нет кого-то,

Значит, кто-то где-то есть.

Только где же этот кто-то

И куда он мог залезть?

На перемене она отнесла в учительскую журнал и тетради и спустилась в столовую, где постояла у прилавка, дожидаясь звонка и топота сотни ног вверх по лестнице, а затем попросила чай и бутерброд с сыром в счет зарплаты.

— Есть пицца, как вы любите — с зеленью. Дать? — предложила тетя Юля, буфетчица.

Вероника посмотрела на нее с недоверием. Она не помнила, что когда-то любила пиццу, и даже не сразу осмыслила это слово.

Да и саму тетю Юлю она узнавала с некоторым затруднением, как учеников после летних каникул. Впрочем, было приятно, что приветливая женщина с ямочками на щеках улыбается ей.

— А сыр кислый! — недовольно сказал за ее спиной другой женский голос.

Вероника оглянулась. Позади нее сидела определенно Галина Петровна, математичка, и жевала с брезгливым выражением лица. По-видимому, у нее тоже было окно.

Машинально Вероника перевела взгляд на свой сыр и, подумав, рассудила вслух:

— Как же он может быть кислый? Он же сыр.

Галина Петровна перестала жевать и удивленно посмотрела на нее.

Но тут Вероника вспомнила самое главное и, забыв о сыре, метнулась к лестнице, а потом в секретарскую — к телефону.

— Да, закончилось. Но он теперь куда-то вышел! — бездушно отрапортовали на том конце провода. — Ну-у, не знаю… Попробуйте еще минут через десять.

— И куда он мог залезть? — пробормотала Вероника.

За десять минут она успела вернуться в учительскую, отыскать в сумке заветный стеклянный флакончик и проглотить, не запивая, две таблетки валерьянки; постоять у окна, гадая — в самом ли деле летят в воздухе первые снежинки или это мельтешит у нее перед глазами; взять с полки журнал факультативных занятий и, усевшись за стол, раскрыть на последней заполненной странице.

Она собралась было вписать последнюю пройденную тему в курсе «Сочинения разных жанров». Но выяснилось, что это невозможно: вписывать требовалось за целых три недели, а календарно-тематический план факультативов остался дома, причем где именно он мог лежать — трудно было даже представить заочно.