Опасный защитник для беглянки - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обернулась к Конраду, чтобы поделиться своими впечатлениями, но тут же замерла, нарвавшись на его пристальный взгляд, стремительно наливающийся уже прекрасно мне знакомой жгучей тяжестью.
– Если ты планируешь все же сначала поесть, а потом уж трахаться, то тебе стоит вымыться поскорее. – пробормотал он, разрывая наш визуальный контакт и явно собираясь уйти.
А я вдруг задумалась, спрашивая себя, чего же и правда хочу сейчас больше. Поесть или… От одного только его взгляда жаром весь низ живота залило, а вода вокруг будто мгновенно нагрелась. Но взять и самой попросить его о близости, сказать вслух самой, что тоже хочу ее, изголодалась по его напору за время пути это разве не как-то… неуместно что ли, учитывая, какими были наши отношения изначально. Весь наш секс до сих пор был инициирован исключительно Конрадом, я, вроде как, только не противилась, соглашалась, а не сама…
И тут меня кто-то слегка потрогал за лодыжку, в мгновенье вышибая все мысли из головы. Меньше чем за один вдох я очутилась рядом с Конрадом и вскарабкалась на него, обвивая руками и ногами.
– Походу, это не совсем то, о чем я думал. – пробормотал он, подхватывая меня под ягодицы. – Но ты сама это начала.
– В воде кто-то есть! – возмутилась я, поняв, что он совсем не торопиться спасаться бегством. Наоборот, весьма очевидно он собирался оставаться на месте и эта очевидность, зажатая между нами, становилась все более ощутимой.
– В воде нет никого, способного причинить нам вред. Ты мне веришь? – пробормотал Конрад, провел одной широкой жесткой ладонью вдоль моей спины до затылка, запуская пальцы в мокрые спутанные волосы и у меня внутри внезапно все натянулось до звона, до пронзительной боли в груди от понимания – он меня сейчас поцелует. Впервые, по-настоящему. Так, что возврата к тому, что раньше было уже не будет.
– Верю. – выдохнула я чистую правду, тут же забывая обо всем и сама положила ладони на его щеки с отросшей светлой щетиной. Скользнула одной рукой на его затылок, зеркаля его захват на моем и сама подалась вперед, и снова выдохнула в его губы. – Верю.
Глава 22
В башке заплескалось хмельное, шальное, такое жаркое и лютое, что едва не отшвырнул Робин от себя. Ни хрена такого раньше не испытывал!
Тяжкая алчная безадресная похоть, которая копилась во мне годами голодухи – вот это мое. Ее я сдерживал во время пути, когда она перла и перла наружу, даже сквозь усталость и инстинкт самосохранения, стоило только взгляд задержать на Робин чуть дольше или уткнуться мордой ночью в то лохматое гнездо, каким стали ее рыжие пряди. Ею, голой похотью, тело и мозги неумолимо наливались, пока наблюдал, как обнаженная, полностью уже доступная для меня, пичуга плещется впервые в жизни в море, сияя улыбкой ярче солнца. Это, только это мое, знакомое.
А острое, мощное, щемящее, словно я огня жидкого хлебнул от души и одновременно земли под ногами лишился, стал лёгким-лёгким и насквозь прозрачным, запросто проницаемым что ли – все это иным, чужим почудилось в первую секунду, стоило Робин провести ладонью по моей заросшей щеке, глядя почти так же, как только что на море и потянуться за поцелуем, которого сам внезапно хотел до перекоса башни. Страшно стало, аж яйца свело, как если бы эта хрупкая женщина, чьи губы все ближе, что-то жестоко проламывает, рушит во мне, вливая почти насильно это новое нечто простым ласковым скольжением узкой ладони по моей щеке.
А потом все, я сам убил последнее расстояние, сталкивая наши рты сначала грубо, делая последнюю попытку вернуть все, как было, себя себе вернуть. Но нежно скользящие по коже ладони, мягкие касания языка, подарившие хмельную сладость вместо первой соли-агрессии, снесли, растворили мою попытку, как сахар в бурлящем кипятке. Был он и нет его, лишь вкус поцелуя ещё слаще стал. Первый момент осознания, что происходит сейчас обжег болезненно, как вывернул наружу нервами, на которые тут же плеснули жгучим, но второй уже стал потоком свежего наслаждения прямиком в пустые лёгкие. Первый жадный вдох иного воздуха и вспышка-озарение.
Меня никогда никто не ласкал. Никогда. Ублажали, удовлетворяли, забавлялись, исполняли любые хотелки – да. За деньги, в обмен на такое же удовлетворение или какие-либо блага. Но никогда не дарили ласку. Просто так, потому что именно этого и желали. Как желала этого сейчас моя пичуга. Такое ни с чем не спутать, даже если сроду с тобой этого не было. Целовала, чтобы целовать, узнать каков на вкус. Льнула доверчиво, ловя мой отклик. Руками гладила, как будто отродясь ничего приятнее не трогала. Бедрами сжимала, вдавливая острые пятки в мои ягодицы, как если бы страшилась потерять наш контакт. Терлась, настойчиво выпрашивая ещё больше касаний кожа к коже, заводя уже просто до осатанения. Но при этом так, что именно этот момент ласки хотелось и моглось длить и длить. Потому что это было не состояние “терпеть, прежде чем засадить”, а чистый кайф и само по себе.
Взять и ухнуть в это, в нее, в женщину, что топила меня в себе, оказалось проще, чем с обрыва в море шагнуть. Просто тоже ласкать, а не делать так, чтобы потекла, была готова принять. Позволить своим рукам-ногам-губам двигаться без всякого контроля от залитой от уха до уха чистым наслаждением башки и тем самым умножать его.
Ни хрена не отложилось в мозгах как очутился лежащим на спине в прибое, только захрипел от долгого-долгого ожога-кайфа, пока пичуга враскачку, со всхлипами, сама медленно насаживалась на меня. Приняла всего, замерла, запрокинув голову, а меня дергало всего от того, как сжимались тягучими волнами ее внутренние мышцы вокруг моего ствола и от каждой этой волны охеренно сладко поджимались мои колокола.
