Жюльетта. Том I - Маркиз де Сад

— Господин! — едва не задохнулась я от возмущения и обиды. — Вы же сами…

Потом, опомнившись, сказала:

— Да. Мы обе виновны в этом преступлении.

— Отлично. Осталось огласить приговор. Вы выслушаете его, стоя на коленях. На колени! А теперь подойдите ближе.

Мы опустились на колени и приблизились к нему. Только теперь я заметила, какой эффект производила на распутника эта жуткая сцена. Чтобы дать свободу тому отростку, который, разбухая и увеличиваясь, уже не вмещался в тесном пространстве, он расстегнул штаны; вы видели, как выпрямляется согнутый и прижатый к земле молодой побег, когда с него снимают тяжесть? Вот так же стремительно и упруго его член взметнулся вверх и, дрогнув, застыл в этом положении.

Дорваль принялся ритмично растирать его и приговаривать:

— Вас повесят, вы обе умрете по-настоящему, обе умрете! Две шлюхи, Роза Фатима и Клодин Жюльетта, приговариваются к смерти за то, что самым вероломным, самым бессовестным образом обокрали, ограбили, а затем выбросили на улицу, с явным намерением убить, двоих несчастных, которые были гостями в доме господина Дорваля; справедливость требует, чтобы приговор был приведен в исполнение немедленно.

Мы поднялись и по сигналу одного из клевретов — сначала я, затем Фатима — подошли к нему. Он был в неописуемом экстазе. Мы стали ласкать его орган, а в это время Дорваль хрипло ругался и возбуждался все сильнее: его руки беспорядочно бегали по нашим обнаженным телам, изо рта вперемежку со слюной вылетали бессвязные богохульства и угрозы.

— О, как я жесток, — бормотал он, — что предаю такую сладкую плоть навозным червям. Но отсрочки быть не может, приговор произнесен и будет исполнен сейчас же; эти шелковистые бутоны у вас между ног, такие зовущие сегодня, завтра будут прибежищем червей… Ах, черт меня побери со всеми потрохами, какое это блаженство…

Потом подручные взяли Фатиму в свои сильные руки, а я продолжала ласкать Дорваля. Бедную девушку мгновенно связали, накинули на шею петлю, но все было устроено таким образом, что жертва, зависнув в воздухе на короткое мгновение, упала на пол, где был подстелен матрац. Следом за ней наступила моя очередь; меня трясло как в лихорадке, слезы слепили мои глаза.. Из того, что они проделали с Фатимой, я видела не все, но достаточно, чтобы перепугаться до смерти, остальное ускользнуло от моего взгляда, и только испытав то же самое, я поняла, как мало опасности заключалось в этом необычном ритуале. Когда оба головореза приблизились ко мне, преодолевая ужас, я бросилась в ноги Дорвалю. Мое сопротивление возбудило его еще сильнее, и он укусил меня в бок с таким остервенением, что следы его зубов были видны еще два месяца. Меня потащили к виселице, и несколько секунд спустя я лежала без движения рядом с Фатимой. Дорваль наклонился над нами.

— Гром и молния на мою задницу! Так вы хотите сказать, что эти сучки еще живы?

— Просим прощения, господин, — убежденно заявил один, — но все в порядке: они уже не дышат.

В этот момент жуткая страсть Дорваля достигла предела — он упал на Фатиму, которая даже не дрогнула, всадил в нее дрожащий от бешенства член, но после нескольких яростных толчков подскочил, как на пружине, и бросился на меня; я также постаралась не шевельнуться, притворяясь мертвой; изрыгая проклятия, он вонзил свою шпагу до самого эфеса в мое влагалище, и его оргазм сопровождался симптомами, которые больше напоминали ярость, чем наслаждение.

Может быть, ему стало все-таки стыдно или он почувствовал омерзение от своего поступка, — я не знаю, — но больше Дорваля мы не видели. Что касается его слуг, они исчезли в тот момент, когда хозяин забрался на эшафот, чтобы ввергнуть нас в кошмар своего безумия. Снова появилась женщина, которая привела нас сюда, развязала нас, подала освежающие напитки и сказала, что тяжелые испытания позади, но дала совет держать язык за зубами, когда мы вернемся домой.

— Мне приказано доставить вас голыми туда, откуда вы приехали, — продолжала она. — Вы можете пожаловаться, если хотите, мадам Дювержье, но это ничего вам не даст. А теперь уже поздно, вы должны добраться до дома к рассвету.

Рассердившись, я хотела поговорить с Дорвалем, но мне было сказано, что это невозможно, хотя наш странный хозяин наверняка наблюдал за нами из соседней комнаты. Женщина повторила, что мы должны торопиться; экипаж ждал нас, мы сели и менее чем через час входили в дом нашей хозяйки.

Мадам Дювержье была еще в постели. Зайдя в свою комнату, каждая из нас нашла десять луидоров и совершенно новую одежду, гораздо роскошнее той, что мы потеряли.

— Мы ничего ей не скажем, согласна? Ведь нам заплатили и вернули одежду, которая еще лучше, чем прежняя, — сказала Фатима. — А Дювержье совсем необязательно знать о наших делах Я же говорила тебе, Жюльетта, что это делается за ее спиной, и пусть так оно и остается. Раз мы не обязаны делиться с ней, не стоит и упоминать об этом. — Фатима пристально посмотрела на меня. — Знаешь, дорогая, ты совсем задешево получила очень хороший урок; успокойся: сделка была удачной. То, чему ты научилась у Дорваля, поможет тебе каждый раз получать в три-четыре раза больше, чем теперь.

— Даже и не знаю, смогу ли я еще раз пойти на такой риск, — призналась я.

— Ты будешь круглой идиоткой, если упустишь такой случай, — с жаром сказала Фатима. — Запомни хорошенько советы Дорваля. Равенство, милочка моя, равенство — вот мой путеводный принцип, и там, где о равенстве не позаботились судьба или случай, мы должны добиться его сами при помощи своей ловкости.

Через несколько дней у меня произошел разговор с мадам Дювержье. Внимательно осмотрев меня, она начала так:

— Мне кажется, с твоей девственностью в естественном, так сказать, месте покончено, а теперь, Жюльетта, ты должна научиться совокупляться с обратной стороны, тогда тебя ждет еще больший успех, чем до сих пор, пока мы брали пошлину только за проезд через твою переднюю аллейку. Состояние наших дел таково, что нам придется подумать об этом. Я надеюсь, что не услышу от тебя глупых возражений; в прошлом у нас в заведении были идиотки, которые всерьез полагали, что стыдно и неестественно отдаваться мужчинам подобным образом, так вот — они не заслужили уважения в моем доме и значительно подорвали мою коммерцию. Хотя ты совсем неопытна в таких делах, надеюсь, в голове у тебя нет детских предрассудков, о которых ты когда-нибудь будешь вспоминать со стыдом, поэтому прошу тебя выслушать внимательно все, что я тебе скажу.

Я должна сообщить тебе, дитя мое, что в любом случае дело сводится к одному: женщина — она всюду, со всех сторон, женщина, и ей все равно — во всяком случае не хуже, — подставляет ли она свой зад или предлагает влагалище; она имеет полное право взять член в рот или ласкать его рукой; если ее сжатые вместе ляжки доставляют удовольствие одному мужчине, почему другому не могут понравиться ее подмышки? Кругом одно и то же, мой ангел, главное — заработать деньги, а каким образом — это не имеет значения.