Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария

— Просто померяй. Напишешь. А потом спи. Я ушел.

Дав себе еще несколько секунд, чтобы «сфотографировать» на память Анино лицо вот сейчас — измученное — Корней прикрыл на секунду глаза, а потом действительно вышел.

Из спальни. Из квартиры. По дороге на работу набрал Артура… Тот, как всегда, взял практически сразу…

— В десять зайди ко мне…

Отреагировал сдержанным «хорошо», на довольно требовательное обращение начальника. Корней не сомневался — если раньше еще мог бы позволить себе немного задержаться, то после звонка — ни за что.

Был в офисе раньше. Впервые за все время работы здесь — в джинсах и пуловере, а не костюме. Наверняка кого-то этим удивил, но было плевать.

Зашел в кабинет, остановился у окна, смотрел на постепенно оживающий город, думал… О хрупкости. О слабости. О жестокости. О том, как можно было такую вырастить…

Ровно в десять обернулся, услышав стук в дверь. Кивнул вошедшему Артуру, дождался, пока подойдет к столу, сядет в кресло, посмотрит вопросительно…

— Какие у Ланцовой проблемы, Артур?

— В смысле? — видел, что подчиненный замешкался. Свел на переносице брови, не совсем понимая…

— К ней кто-то пристает? Ей чем-то вредят? С кем-то конфликт? Только не говори, что не в курсе, Артур. Это очень важно. Пожалуйста. Напрягись.

Артур кивнул, опустил взгляд на руки. Мешкался, видимо. Но, благо, недолго. Потому что почти сразу снова посмотрел на начальника, кивнул, а потом сказал:

— У нее с ассистенткой Самарского конфликт. Она ее… Жестко, Корней Владимирович…

Офис успел ожить к тому времени, когда из кабинета Высоцкого вышли двое. Артур и сам Корней. Бросил подчиненному напоследок: «спасибо. Работай. На связи». Даже кивка не ждал, сразу развернулся, направляясь в сторону приемной Самарского.

Сорваться не боялся. Как ни странно, чувствовал себя исключительно хладнокровно. Спокойно. Уверенно.

Слушал рассказ Артура и понимал, что о чем-то подобном стоило бы догадаться и самому. Потому что нельзя бросать зайку к змеям и требовать: «выгребайся». Не выгребется. Убьется только.

Олеся, конечно же, была на месте.

И если изначально Корней хотел просто ее миновать. Чтобы не убить. Все так же — спокойно и хладнокровно, но она сама…

— Ой, К-корней… В-владимирович…

Обратилась, запинаясь, когда он пересек приемную, оказался непосредственно у двери генерального. Застыл, выдохнул, повернулся…

Знал, что лучше всего просто проигнорировать. Но зачем?

Подошел к стойке, уперся в нее локтями, долго смотрел, прожигая, в лицо… Девочки, которая сейчас так стесняется… Так краснеет… Так нервничает… Отводя взгляд… И даже поверить сложно, что в ней сидит та жестокость, которая вылилась ему сегодня ночными горькими слезами.

— Ты смелая, да? Так почему сейчас-то з-з-заикаешься? — передразнил, не испытывая и намека на жалость. — Я же просил Аню не трогать. Я же тебя, блять, просил. Ты вообще понимаешь, с кем тягаешься? Думаешь, Самарский бросится защищать? Вот сейчас и проверим, Олеся. Или ты не этого добивалась? Просто поунижать хотела, да? В свое удовольствие? А теперь я тебя поунижаю. В свое. Ты знаешь, почему у тебя по жизни шансов нет и не было никогда? Со мной… Потому что у меня не встает на крыс. Дура.

Выплюнул, даже не насладился, просто констатировал, что сидевшая за стойкой девушка покраснела, что у нее сбилось дыхание… Расплачется сейчас, наверное. И точно на всю жизнь запомнит. На то и расчет.

Самарский был в кабинете. Очевидно, удивился, увидев Высоцкого.

Прошелся взглядом по Корнею, удивился еще сильнее…

— Привет, — следил за тем, как Высоцкий приближается. Думал, сядет. Думал, что-то скажет. Но нет.

Он остановился у стола, уперся в него руками. Несколько секунд просто смотрел над спинкой кресла Самарского в окно… Потом в лицо начальника.

— Ярослав… — никогда не обращался так. Пусть сам Самарский и не настаивал, но Корнею всегда было легче сохранять эту дистанцию длиной в отчество. Но сегодня… Не та просьба. И не то состояние.

— Что случилось? — вероятно, это было написано у Корнея на лице, потому что спокойное удивление Самарского сменилось тревожным. Он нахмурился, посмотрел на Высоцкого внимательней…

— Твоя дура-ассистентка буллит мою Аню.

— Твою Аню… — повторил, будто со скепсисом, опустил взгляд на сжатые в кулаки руки Корнея, которые тот по-хозяйски устроил на его столе… Потом снова в лицо. — Насколько я помню, твоя личная жизнь — не моя проблема. Что изменилось?

— Она не дает человеку жить. Просто потому, что Аня ей не нравится. Это, блять, не анонимки. Это, блять, не на меня…

— Успокойся, завелся чего?

— Она распускает слухи. Она пакостит. Она методично уничтожает мне человека. Понимаешь?

— Это их разборки, Корней, почему…

— Да не разборки это! Она ее убивает. Аня не в состоянии сопротивляться. Тебе все равно. Ты ее не знаешь…

— И знать не хочу.

— Да посрать. Я просто прошу. Уволь ее. Я никогда с таким не обращался. И больше не обращусь. Но ее надо уволить.

— Потому что так попросила твоя Аня? Теперь она у нас решает?

— Блять…

Корней не выдержал. Оттолкнулся от стола, отошел, выдохнул, проводя по волосам.

Хотел же ведь хладнокровно. Хотел. Просто расписать ситуацию без эмоций. Просто объяснить, что держать таких людей — опасно. Не только из-за Ани. В принципе.

Но вместо этого сходу сорвался. Сделал круг по кабинету, зная, что Самарский смотрит на него, но ничего не говорит. Снова вернулся к столу, снова уперся кулаками.

— Ярослав, это не тебе она всю ночь плачет так, что сил нет. Потому что люди, сука, злые. Эта тварь мелкая доведет Аню до того, что она в метро зайдет и под поезд сиганет. Мне потом как жить? Делать что мне? Ты же сам говорил, что у тебя дети. Девочки. Ты подумай, что ты делал бы, если с ними вот так… Мне пойти и самому ее прибить, чтобы точно моей Ане не навредила больше?

— Успокойся, Корней. Пожалуйста…

Изменение настроения Самарского было очевидным. Из глаз быстро пропал упрямый блеск. Он посмотрел по-новому. По-новому же заговорил.

— Сядь. Сядь и успокойся. И нормально давай. Что Олеся сделала твоей Ане. Почему я должен ее уволить? Что у вас там происходит?

Просьбу Корней не исполнил. Продолжил стоять. Но приглушить эмоции попытался. Сделал несколько глубоких вдохов, снова глядя за окно, вспоминая ночь, потом на Ярослава.

— Она очень мягкий человек, Ярослав. Добрый. И мягкий. Она не заслужила, чтобы ее полоскали. Твоя Олеся ее в шалавы записала, а я ее девочкой взял, понимаешь? Она всего боится. Она во всем и так преодолевает. У нее сложная судьба. Она не заслужила, чтобы ее вот так… Она не умеет давать отпор. Но она, блять, и не должна его давать! Она работать сюда пришла, а не объясняться перед девками, с кем и почему спит. Ее не должны трогать! Ее не за что трогать! Она старается. Ты же сам ее видел… Что и кому она может сделать плохого?

— Тебе…

Ярослав сказал, Корней шумно выдохнул. Прекрасно понял, что имеется в виду. Просто прекрасно. Но это обсуждать было бессмысленно, когда и так все налицо.

— Уволь ассистентку, пожалуйста. Иначе уйду я. Я не позволю так вести себя с Аней. И да. Это шантаж. И да. Я правда готов уйти.

— Задрал ты меня, Высоцкий. Ей-богу, задрал. И Аня твоя тоже… Без вас как-то легче.

— Мне заявление писать? — Ярослав произнес, Корней потянулся за ручкой. Готов был, не юлил. Слишком на взводе. Слишком важно.

— Успокойся. Я тебя услышал. Меня не надо шантажировать. Я разберусь. А ты…

— Мы придем в офис, когда ее тут не будет. У Ани отпуск. Сессия. Я на дистанционном. Это принципиально.

— Ты мне условия ставишь, сроки определяешь, понимаешь вообще?

— Понимаю. Ты просто… Ты не слышал ее, Ярослав. Я правда боюсь. Еще одна такая стычка — и я ее не соберу.

Корней сказал, даже не пытаясь скрыть во взгляде страх. Мужчины смотрели друг на друга довольно долго. Пока наконец-то Ярослав не кивнул, не потянулся к бровям, провел по ним…