Чистая работа - Линда Ла Плант

Она захлопнула папку. Если Каморра был прямо или косвенно связан с делом, которое они расследовали, Анна не сомневалась, что рано или поздно они выйдут на его след. Но если Каморра сумел устроить нелегальный въезд в страну для Сикерта, Рашида Барри и бог знает еще для скольких человек, у него должна быть целая армия невидимых защитников. Скорее всего, он не знал счета деньгам: отчаявшиеся люди готовы были выложить не одну тысячу за поддельные документы, лишь бы обосноваться в Англии. А значит, Каморра до конца их жизни получал над ними безграничную власть.

Анна бросила взгляд на часы, было почти два ночи. Она положила папки обратно в портфель, выключила лампу и долго еще лежала в темноте, глядя в потолок. Ленгтон был прав: она все больше в этом уверялась. Как он говаривал, нет совпадений, есть факты.

Вернувшись к себе, Ленгтон принял двойную дозу снотворного, чтобы приглушить боль в ноге. Лучше ему не стало, совсем наоборот. Только запив таблетки стаканом виски, он забылся тяжелым, тревожным сном. Папка с делом все распухала, а результата не было, и это его страшно мучило. Он ясно понимал, что теперь ему надо удвоить бдительность: единственный человек, которого он любил по-настоящему, и тот был готов выбить его из игры, и это открытие стало для него ударом.

Старый Джек Тревис всегда считал, что настоящий детектив должен быть несгибаемым и одержимым своим делом, таким же как он сам. Ленгтон был тогда молод, неопытен и из кожи вон лез, чтобы доказать — лучше его никого и нет в команде Джека. Как-то старик пригласил его в паб и заказал по пинте пива.

— Ты, Джимми, был лучшим в своем выпуске, и перед тобой большое будущее. Но если ты не научишься работать в команде и работать в моей команде, я выгоню тебя со следствия пинком.

Ленгтон чуть не захлебнулся пивом — он-то ждал, что Джек похвалит его за отличную работу.

— Каждый мужчина, каждая женщина, все, кто работает над этим делом, отчитываются передо мной, а я их защищаю. В своем лагере тебе понадобятся друзья, а не враги. — Крупная мужская рука легла на опустившиеся плечи молодого Ленгтона. — Ты заслуживаешь доверия, Джимми, заслуживаешь, точно.

После того как следствие закончилось, Джек Тревис написал рапорт о повышении Ленгтона. Отчасти поэтому Ленгтон принял в свою бригаду Анну, которая первый раз расследовала убийство. По той же причине он спас ее и в деле Красного Георгина — в знак верности ее отцу. Теперь настала его очередь прочесть дочери Джека ту же лекцию, которую ему самому прочел когда-то Джек. А сделать это не так-то просто.

Глава 13

Анна и Фрэнк Брендон сидели друг против друга в столовой полицейского участка. От него снова разило тем же одеколоном, так что у нее слезились глаза, но он искренне обрадовался встрече.

Брендон помешивал жидкий кофе с молоком, качая головой:

— Боже ты мой… Я слышал, ты по уши занята каким-то кошмарным делом.

— И не говори. Я поэтому к вам и приехала.

— Знаю. Твой шеф тут недавно с моим разговаривал. Хочешь, сходим в комнату следственной бригады? Мы скоро закроем это дело, все равно ничего не выходит — не можем его опознать. Пробовали и так и сяк. Похороним то, что от него осталось, и конец.

— Так труп пока у вас?

— Да.

— Хотелось бы взглянуть.

— Конечно, я тебя туда даже свожу, только пользы от этого будет мало, разве что ночью страшный сон приснится. Не повезло бедняге.

— А у него на теле нет никаких шрамов, как бы после какого-нибудь ритуала?

Брендон кивнул:

— Есть, только мы не поняли, что это такое. Мы даже советовались со специалистом по вуду из Лондонского университета. Он вроде бы человек опытный — долго жил в Луизиане и Новом Орлеане. Обращались мы и ко всяким чудакам из Ист-Энда.

— Дашь мне их телефоны?

— Само собой. Специалист из университета сказал, что это могут быть знаки племени, но подтверждения мы не нашли. Одно мы знаем точно: ему было лет шесть или семь, он умер от асфиксии, но даже вскрытие мало чем помогло. В последний раз он ел рис и рыбу, но, вообще-то, он плохо питался. — Брендон вздохнул. — Ведь он чей-то сын, а до сих пор никто не обращался, так что это еще одно возможное свидетельство того, что привезли его сюда нелегально.

После этого он спросил об Артуре Мерфи. Анна подробно рассказала ему все, что знала об этом убийстве, и Брендон усмехнулся:

— Ну, этот получил по заслугам и правительству сколько денег сэкономил — не надо пятнадцать лет кормить по три раза в день. Старина Гарри небось доволен — к гадалке не ходи. Он бы его собственноручно повесил — его бы воля, он бы прописал смертельную инъекцию каждому убийце и педофилу, которые сейчас сидят в тюрьмах.

Анна допила кофе и объяснила, что к двум часам ей надо вернуться в участок, так что, если они поторопятся, она будет очень признательна.

В комнате следственной бригады, как Брендон и говорил, за столами работало всего несколько человек. Анне разрешили просмотреть все документы по делу, и она удивилась, сколько бумажной работы было проделано, и все безрезультатно. Определили, на какой фабрике был сделан черный пластиковый пакет для мусора и из какой он партии, оказалось, что пакет был выпущен за полгода до страшной находки. В районе, где нашли тело, провели тщательные расспросы, но так и не получили ответа, каким образом тело ребенка очутилось в канале. Его обнаружили голым, так что невозможно было ничего установить по одежде, а поскольку не было ни рук, ни головы, нельзя было снять отпечатки пальцев и определить что-нибудь по зубам. Анализ его ДНК был приобщен к делу, там же была пухлая папка отчетов судмедэкспертизы и результатов вскрытия. Как Брендон и сказал, оставалось только похоронить бедолагу.

Брендон не пошел вместе с Анной в холодильник морга, он уже успел насмотреться на тело и не хотел видеть его снова. Она понимала его. Крохотное детское тело без головы, с отсеченными руками — такое не забудешь. По груди шли два глубоких шрама, между ними вырезали крест. Ткани успели зарубцеваться, следовательно, порезы сделали за несколько недель до смерти мальчика. Это было еще страшнее — значит, ребенок был жив, когда…

Профессор Джон Старлинг согласился встретиться с ней в одиннадцать часов, другим специалистам по вуду Анна пока не стала звонить, потому что времени до начала совещания оставалось не так много.

Анне показали, как пройти в его офис в кампусе Лондонского университета, на самой окраине Блумзбери, и ее немало удивил внешний вид профессора. Он был очень высок, тощ и предстал перед ней в свободном спортивном костюме. Длинные светлые волосы, тронутые сединой, были собраны в аккуратный хвост. На довольно красивом удлиненном лице сияли бледно-голубые глаза. В воздухе висел приторный, липкий запах благовоний.

— Прошу! Входите, садитесь, — любезно пригласил он и показал на низкий диван.

Он предложил ей выпить воды, а не чаю или кофе. Стены его офиса были увешаны разными дипломами, заключенными в рамки. Он был специалистом по египтологии, анализу иероглифики, антропологии и криминологии. Заметив, что она разглядывает дипломы, он улыбнулся:

— У меня разнообразные интересы, в шкафу лежит еще целая пачка дипломов. Кроме этого, я собираю персидские ковры, только вот этот, — тут он постучал ногой по полу, — не из коллекции.

Профессор извинился, что принимает ее в спортивном костюме, но объяснил, что собирается заняться со студентами йогой. Скрестив ноги, Старлинг сел перед ней на плетеный японский коврик. Он показался ей удивительным, совсем непохожим на университетских профессоров, учивших ее в Оксфорде. Было забавно думать, как с ним разговаривал Фрэнк Брендон: его одеколон мог бы поспорить ароматом с запахом палочек, разливавшимся в воздухе комнаты.

Старлинг молча ждал, пока Анна открывала портфель и вынимала из него документы о теле мальчика.

— Это мне уже показывали, — произнес он и потянулся за большой лупой, которая лежала на столе, заваленном папками.

— Я подумала: может быть, раны как-нибудь связаны с ритуалом вуду, — сказала Анна.

— Нет, по крайней мере такого не делается ни в одной из известных мне церемоний, хотя, возможно, здесь действовал какой-нибудь любитель, отрабатывал свои навыки вуду. Первоначально вуду использовали только для лечения, и это очень хорошо помогало. Знатоки вуду были приветливыми, опытными лекарями и, вероятно, попали в Америку во времена торговли рабами. Свои лекарства они делали из трав. Рабы, вырванные из привычного окружения, страдали от весьма серьезных психологических проблем и бросались к каждому, кто мог бы облегчить эти муки. Колдуны вуду — и мужчины, и женщины — стали своего рода психотерапевтами той эпохи и давали тем, кто к ним обращался, физическое и психическое успокоение. Танцы до изнеможения оказывали целительное действие, от воплей становилось легче, но через много лет безграничная власть колдунов исказила первоначальный смысл учения…