Двор. Книга 2 - Аркадий Львов

Дина показала пальцем на Зиновия и просила повторить в присутствии товарища Дегтяря, какую грязь его Катерина вылила Ляле на голову, хотя наша Ляля живет в Одессе с самого рождения, а эту Катерину три года назад привезли из глухой тайги, где даже не слыхали про Одессу.

Иона Овсеич велел немедленно прекратить этот бедлам, предупредил, что не допустит никаких дрязг и требует от соседей, чтобы жили в мире и дружбе, как подобает советским людям, и не трепали друг другу нервы по пустякам.

— Хороший пустяк! — хлопнула себя по ляжкам Дина. — Зачем же вы сами посылали меня за Лялей, чтобы мы заставили Чеперуху остановить работы?

— Я посылал? — удивился Иона Овсеич.

— Нет, — истерически захохотала Дина, — нас посылал дюк Ришелье! Ляля, повторите ему!

Ляля пожала плечами, а товарищ Дегтярь категорически потребовал от Дины Варгафтик, чтобы она не перевирала слова, ибо он с предельной ясностью объяснил и ей, и Орловой, что вмешиваться не будет, а пусть соседи сами разберутся между собой.

— Но я хочу получить ответ, — цеплялась за свое Дина, — вы посылали нас к Зюнчику или не посылали?

— Слушай, Варгафтик, — Иона Овсеич с силой выдохнул воздух, — не занимайся провокацией! Я вам дал совет, как лучше между собой разобраться, а ты пришла к Зиновию скандалить и еще привлекла на свою сторону Орлову.

Ляля Орлова, хотя товарищ Дегтярь лично к ней в данном случае не обращался, подтвердила, что им действительно дали только совет, а не посылали в прямом смысле этого слова.

— То есть, — Иона Овсеич поднял палец и провел в воздухе черту, как маятник, туда и обратно, — хотите идти — идите, не хотите — не идите. И кстати, Варгафтик, следуя по твоим стопам, мы могли бы вспомнить историю, как в свое время ты оформила на себя липовую прописку Ефиму Гранику.

— Липовую? — Дина буквально побурела. — Да, липовую, но весь двор знает, что я просто хотела Ефиму помочь, а выгоды никакой не имела, кроме неприятностей.

— Просто, да не просто, — Иона Овсеич наклонил голову вперед и немного набок. — Завтра, в качестве народного заседателя, я как раз буду слушать аналогичное дело о барышах за липовую прописку.

— Люди, он с ума сошел! — закричала Дина. — Что вы молчите, как каменные: вы знаете всю правду, что же вы молчите, как каменные!

Ляля Орлова сказала, что ей пора домой, и дала обещание до утра не пользоваться отливом. Степан взял шведский ключ, тройник, болты и спустился в подвал, а Иона Овсеич попросил Зиновия повести его в квартиру и ознакомить, как идет строительство.

За один неполный день была проделана такая работа, что оставалось только удивляться. Товарищ Дегтярь похвалил, но при этом напомнил: заботясь о темпах, мы иногда забываем о качестве. Зиновий ответил, что у них на заводе Кирова вопрос поставили так: сначала — качество, а потом — темпы. В результате, получилось и качество, и темпы. А у себя дома, какой дурак будет делать хуже, чем на заводе.

Зиновий улыбнулся и объяснил, что это, конечно, только шутка. Иона Овсеич ответил, не надо оправдываться, он понимает шутку, и вспомнил к слову, какое глупое подозрение стукнуло Зиновию в голову, когда в прошлый раз зашел разговор про Адю Лапидиса. Хотя сегодня, если говорить по существу, практика полностью подтвердила, что Дегтярь таки был прав: Лапидис своей болтовней уже привлек внимание не только у себя в цеху.

Зиновий ответил, что Дина Варгафтик полчаса назад тоже болтала много лишнего, но каждый хорошо понимает: болтовня — это болтовня.

Иона Овсеич покачал головой: болтовня болтовне рознь, но, независимо от этого, мы должны помнить, что критиканские настроения с неба не падают, они созревают в душе, как в теплице, и когда им становится там слишком тесно, они выбрасывают наружу свой ядовитый язык — клац, бац, и зараза пошла дальше!

— Дорогой мой Чеперуха, — Иона Овсеич пристально посмотрел в глаза, — ты был на фронте, и я не должен тебе объяснять, что такое зараза. Если требовала обстановка, выводили в поле, ставили к стенке, и не всегда имели в кармане решение суда или трибунала.

Нет, сказал Зиновий, он лично не знает ни одного случая.

Иона Овсеич задумался, машинально открыл кран, потекла вода, сначала толстой, как жгут, струей, потом все тоньше и тоньше, пока совсем не прекратилась. Иона Овсеич тяжело вздохнул: вот так и человеческая жизнь, но в молодости об этом не думаешь — смерть так далеко, что не представляешь себе, как этот мир может существовать без тебя.

Да, подтвердил Зиновий, сколько лет прошло, а он до сих пор чувствует свою ампутированную ногу, и по ночам, особенно перед рассветом, болят пальцы: во сне он делает массаж и ставит ногу в горячую воду.

В коридоре на втором этаже Клава Ивановна запела свою любимую песню: «А ну-ка, девушки, а ну, красавицы!»

— Малая сильно постарела, — сказал Иона Овсеич. — Иногда она совсем, как ребенок. Многие годы, начиная с двадцать четвертого, я мог на нее уверенно опереться.

Зиновий улыбнулся: он вспомнил отчетливо, будто лишь вчера было, как мадам Малая требовала от Оськи Граника, чтобы он под салютом дал пионерское слово, что больше никогда в жизни не будет ходить в церковь, синагогу и костел. И Оська сдержал свое слово: от Клавы Ивановны никто не мог спрятаться или убежать.

— Послушай, Зиновий, — у Ионы Овсеича были печальные глаза, веки заметно набрякли, — старая гвардия постепенно вымирает. Это закон жизни, и тут ничего не поделаешь. Когда выбывает солдат, на его место должен стать другой. Зиновий, у нас во дворе не то настроение, я чувствую тревогу за людей и не могу по ночам спать. Нужно создать новый актив — из молодых, сильных и здоровых. Я хочу, чтобы ты стал во главе. Я тебе дам рекомендацию в партию.

Из крана опять потекла вода, внизу, в подвале, Степан ударил три раза по трубе, чтобы немедленно закрыли; Зиновий среагировал сразу после первого удара, но повернул ручку с такой силой, что в трубе заскрежетало.

— Это я виноват, — сказал Иона Овсеич, — забыл закрыть, ты не серчай на старого Дегтяря.

Зиновий пожал плечами: не о чем говорить. А насчет актива следует подумать, но одно он может сказать сразу: вожак из него не получится, к этому надо иметь вкус от рождения.

— Дорогой Зиновий, — Иона Овсеич погрозил пальцем, — отбрось свою маскировку, Дегтярь уже достаточно насмотрелся и чует запах за версту.

Минуту стояли молча, Зиновий вспомнил, что через три дня надо сдать курсовую работу, а времени осталось в обрез. Иона Овсеич прищурил правый глаз: гость сделал свое дело — гость может идти, другими словами, хозяин имеет теперь квартиру со всеми удобствами и этот настырный Овсеич больше не нужен, Угадал?

Зиновий сказал, не совсем, Иона Овсеич дружески похлопал по плечу и похвалил за откровенность.

Клава Ивановна распахнула настежь свое окно и запела громко, как пионеры в строю:

А ну-ка, девушки, а ну, красавицы,Пускай поет о нас страна,И звонкой песнею пускай прославятсяСреди героев наши имена!

Поздно вечером приехал полковник Ланда вместе со своей Гизеллой, которая последние три года больше разъезжала с мужем, чем сидела в Одессе. Иона Овсеич зашел буквально на одну минуту, чтобы пожать товарищу полковнику руку и поздравить с окончательным возвращением в родные пенаты, но, вместо рукопожатия, крепко, по-солдатски, обнялись и расцеловались.

— Овсеич, — громко сказал полковник и потянул Дегтяря ближе к свету, — годы тебя не берут, наоборот, ты делаешься все моложе.

Иона Овсеич улыбнулся: когда полковник открыто завидует капитану, в этом есть что-то настораживающее.

— Овсеич, — засмеялся полковник, — у меня такое чувство, как будто на дворе сейчас тридцать шестой год и Дегтярь зашел, чтобы позвать доктора Ленду на строительство форпоста.

— Ты ошибся на один год, — сказал Иона Овсеич, — форпост строили в тридцать седьмом году.

Полковник без разговоров принял поправку и удивился, что мог допустить такую ошибку. Иона Овсеич ответил, что нет оснований удивляться, наша память довольно часто подводит, и не у одного доктора Ланды. Полковник хотел объяснить, что Дегтярю, который с сорок четвертого года сидит безвыездно в Одессе, легче было запомнить, но махнул рукой, вынул из чемодана бутылку, разлил в три рюмки и сказал:

— За нашу родную прекрасную Одессу!

— И чтобы память до ста лет была, как у молодых! — добавил Иона Овсеич.

Когда гость ушел, Гизелла спросила у мужа, что тот имел в виду своим дополнением, но полковник Ланда опять махнул рукой.

— Я его не люблю, — Гизелла вся съежилась, как будто сильно озябла. — Я его никогда не любила.

Через два дня во двор заехал грузовик с контейнером. Полковник Ланда разгружал вместе с рабочими, и соседи говорили, что другой на его месте только наблюдал бы и давал указания, но зато жена, слава богу, палец о палец не ударит.