Легенда о гетмане. Том I - Валерий Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава третья. Бескоролевье (продолжение)
Князь Иеремия Вишневецкий принадлежал к древнему литовскому роду, основоположником которого считался сын Великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича Корибут — Дмитрий. Родовой вотчиной Корибутов — Вишневецких издавна был замок Вишневец в Волынской земле, основанный по преданиям, Солтаном, правнуком Корибута — Дмитрия, но, помимо него, они владели обширными территориями на Волыни, в Литве, под Киевом и на левой стороне Днепра. Хотя многие утверждали, что Дмитрий Вишневецкий, знаменитый казак Байда, являлся прадедом Иеремии, в действительности это было не так — они лишь состояли между собой в отдаленном родстве, принадлежа к двум разным ветвям этого славного в истории Польши рода. Отец князя Иеремии — Михаил был женат на молдавской княжне из рода Могил и, как все его предки исповедовал православие, однако сын, обучаясь в иезуитском колледже, изменил вере отцов и стал ревностным католиком.
Получив после смерти родителей в наследство огромные территории, он показал себя рачительным хозяином. В течение непродолжительного времени он заселил пустующие земли в Посулье на левом берегу Днепра, где при его правлении возникло более четырехсот одних только городов и местечек, не считая сел и хуторов. Столицей своего княжества он сделал Лубны, где и проводил большую часть времени в своем замке. Для защиты своих границ Вишневецкий сформировал настоящее войско, которое ни по численности, ни по вооружению не уступало войскам коронного гетмана, а по подготовке и обученности даже превосходило его.
Служба у князя, хотя и была трудной, но зато и почетной — носить цвета Вишневецкого было мечтой многих шляхтичей, но не для каждого из них она была осуществимой. Иеремия был строг и придирчив при решении вопроса о зачислении в свое войско, принимая туда только лучших из лучших. В его собственной панцирной хоругви, где он сам числился полковником, служили исключительно родовитые шляхтичи, способные самостоятельно снарядить себя и свою челядь. Князь не давал своим солдатам оставаться без дела, постоянно водил их в походы отражать татарские набеги, а в мирное время проводил с ними учения и маневры.
Для содержания собственного двора в Лубнах и многочисленного войска, требовались большие затраты, поэтому народ в княжеских владениях облагался значительными налогами, что вызывало недовольство населения и порой приводило к бунтам, которые князь подавлял с беспримерной жестокостью в назидание другим.
Оставаясь большую часть времени у себя в Лубнах, князь, тем не менее, был в курсе основных событий, происходивших на правом берегу Днепра. Особенно зорко он наблюдал за ситуацией в Запорожье, поэтому подготовка казаков к восстанию не оставалась для него тайной. Однако до наступления весны он не придавал этому особого значения и начал проявлять беспокойство лишь, когда из его владений на Сечь стали убегать целые толпы хлопов. Принятые меры результатов не давали, и даже страх расправы с их семьями не мог удержать крестьян от побегов.
В один из дней в начале мая князь, как обычно, находился в приемном зале своего дворца, восседая в огромном кресле, скорее напоминавшем царский трон. Поверх дорогого камзола, расшитого золотыми нитями и украшенного драгоценными камнями, на нем был одет алый плащ с горностаевым подбоем, смахивающий на королевскую мантию. Красивое лицо князя с несколько выпуклыми глазами цвета голубовато-бледного льда, выглядело гордым и надменным. Он был без головного убора и львиная грива его светло-каштановых волос свободно спадала до самых плеч. Князю в то время было что-то около 36 лет, но выглядел он старше из-за глубоких морщин, пересекавших его высокий мраморный лоб. Вдоль стен в почтительном молчании стояли сановники, командиры и наместники княжеских хоругвей, другая челядь.
Придворные пребывали в тревожном состоянии, так как воевода русский, все более мрачнея, слушал доклад о новой волне крестьянских восстаний в своих землях. Действительно, основания для тревоги имелись — обстановка в Левобережье выходила из — под княжеского контроля. Восстала Полтава, Нежин, Миргород и волнения перекинулись уже непосредственно на территорию Вишневеччины. И сам князь, и его приближенные понимали, что восстания не прекратятся до тех пор, пока не будет уничтожены выступившие из Сечи запорожские полки во главе с их новым предводителем Хмельницким.
— Коронный гетман писал мне, — негромко, но твердо сказал Иеремия по окончанию доклада, — что выслал войско против Хмельницкого и приглашал присоединиться к нему, чтобы потом вместе двинуться на Запорожье и сровнять с землей логово этой гидры разврата и бунтарства. Думаю, сейчас самое время и мне присоединиться к коронным войскам. Огнем и мечем пройду я по этому краю и загоню взбунтовавшееся быдло в их стойла. Periculum in mora! (Опасность в промедлении).
Не в правилах Вишневецкого было тратить много времени на сборы, поэтому в тот же день в княжеском замке начались приготовления к выступлению в поход. Уже к исходу следующих суток кавалькада карет и возов была готова двигаться в дальний путь — в Замостье, куда Иеремия отправлял свою жену княгиню Гризельду с маленьким сыном Михаилом, а также со всем двором и челядью. Узнав об этом, со всей округи к замку сбежалось множество евреев с женами, детьми и нехитрым скарбом, которым было разрешено присоединиться к отъезжающим. Для охраны и сопровождения княгини Вишневецкий выделил одну из своих хоругвей.
— Доставишь княгиню и сына к ее брату князю Замойскому, — сказал он командиру хоругви, — и немедленно возвращайся ко мне. Чувствую, скоро нам будет дорог каждый солдат.
— Куда прикажете возвращаться, — спросил вытянувшийся перед князем полковник.
Вишневецкий взглянул ему в лицо и недобро усмехнулся:
— Найдешь куда. Наш след на Украйне не останется незамеченным.
В войске воеводы русского не было пеших полков, поэтому передвигался он стремительно и быстро. Правда, при войске имелся небольшой обоз и артиллерия на конной тяге, но они не создавали помех для движения. Однако выступить сразу в направлении Чигирина, как он планировал при выходе из Лубен, Вишневецкому не удалось, так как то и дело приходилось высылать хоругви в разных направлениях на подавление вспыхивавших то здесь, то там бунтов. Солдаты карали бунтовщиков со страшной жестокостью, вешали и сажали на кол, выжигали дотла целые села, но не успевали расправиться с одними, как поступали известия о новых бунтах.
Когда Вишневецкий, то и дело отвлекаясь на усмирение холопских бунтов, преодолел, наконец, половину пути к Чигирину, он получил известие от киевского воеводы Тышкевича о том, что под Корсунем оба гетмана потерпели поражение и захвачены в плен, а коронных войск на правом берегу Днепра по сути не осталось. Тышкевич писал, что вся Украйна, Подолия и Полесье охвачены крестьянскими восстаниями, везде убивают панов, жгут панские поместья.