Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина

– За что ты так со мной? – Она пытается найти в нем тень его же прежнего.

Бессмысленное занятие.

– За что? Интересный вопрос. – Он опирается локтем на широкий подлокотник кресла. – Допустим, по праву творца. Устроит тебя подобный ответ? Разве не благодаря мне ты, Таннис, стала такой, какой стала? Где бы ты была, милая, если бы не я. Скажи?

Ей нечего ответить. А Войтех отстраняется, упирает указательные пальцы в подбородок и смотрит. Пристально. Равнодушно.

– Сказать, что было бы с тобой? Ты бы начала пить, все ведь пьют. Пошла бы на завод или, что вероятней, в бордель. По первому времени зарабатывала бы прилично, но быстро постарела бы… а там сама знаешь. Улица потемнее, поближе к порту. Пьяные драки. Пьяные клиенты. Сифилис. И смерть в какой-нибудь канаве.

Он был прав и безжалостен в этой своей правоте.

– Я показал тебе другую жизнь. И дал понять, что ты способна ее добиться. И разве это не заслуживает благодарности? Скажи, Таннис.

Сказать было нечего. А он ждал.

Решать?

Отказаться?

Согласиться? Тогда будет шанс… на что? Не стоит обманываться, в живых ее в любом случае не оставят. Вопрос времени и… надежды.

– Мне хочется жить.

– Я понимаю.

– И… я согласна.

Как-нибудь… перетерпится… свыкнется с мыслью. Свыкнуться ведь со многим можно, а он… он не уродлив… и по-своему остался прежним… разве она, Таннис, в глубине души не мечтала выйти за него замуж? Правда, замуж ее не зовут, но…

…будет шанс.

Терять ей в любом случае нечего.

– Таннис, – он наклонился, подвинув бокалы к краю стола, и за руку ее взял, – ты ведь понимаешь, что предательства я не прощу.

Понимает. И вспоминает черноту подземелья. Белые тени подземников. Мост над пропастью и осклизлые колья. Если Таннис попытается бежать, ее отдадут теням.

Живой.

– Ты… тогда ты знал, куда вы идете? – Она имеет право задать этот вопрос, и Войтех откровенен.

– Знал. Сложно было не заметить, как Малыш дергается.

– Но пошел.

– Так было нужно.

– Кому?

– Мне, Таннис.

– Тебе? А остальные? В тебя ведь верили. Тебе верили! – У нее не получилось не закричать.

– Мне жаль.

– Они умерли, а тебе жаль? И только-то?

Пальцы сжимаются, причиняя боль, но терпимую. И взгляда Таннис не отводит.

– У каждого был свой выбор, Таннис. – Он выкручивает руку, заставляя разжать кулак. Проводит по пальцам, разглядывая их пристально. И с ним смотрит Таннис.

Мозоли почти исчезли, кожа стала бела. А пальцы у нее тонкие, длинные… и ногти подпилены аккуратно. Ей жуть до чего не нравилось подпиливать ногти, но Кейрен требовал, и Таннис подчинялась.

– Рано или поздно, они бы попались. Без меня – скорее рано…

– Этим ты себя успокаиваешь.

– Не дерзи. – Он погладил мизинец, слегка искривленный и перечеркнутый белой нитью шрама. – Мне нет нужды успокаивать себя. Каждый заработал свою виселицу. И тебе следовало бы сказать спасибо за то, что в тот день ты осталась внизу.

– Сливы, да?

– Сливы и настойка жостера. Хорошее средство от запоров. Видишь, кое-чему я успел научиться… тот я, которого повесили.

– И чего ради?

– Мне настала пора умереть. А они… в любой игре чем-то… или кем-то приходится жертвовать.

– И мной ты тоже пожертвуешь?

– Если будет в том необходимость. Видишь, здесь и сейчас я предельно откровенен.

– Благодарю.

Войтех разжал пальцы и отстранился. Он сел в кресле и повернулся к экрану. Пламя рисовало на белом полотне крыльев узоры.

– Два года в темноте и… этом доме. Он похож на тюрьму. Он и есть тюрьма, для всех, и я не исключение. Наверное, ты думаешь, что я превратился в чудовище. Наверное, ты права. Но чистые руки корону не удержат.

– А она тебе так нужна?

– Не мне – людям. – Он морщится и трет глаза. – До сих пор тяжело переношу свет… он хотел, чтобы я доказал свою преданность, отправил к подземникам, а они больны, Таннис. И я заразился… не бойся, врачи полагают, что она передается с… мясом.

Нельзя спрашивать, чье это было мясо. Вот только Войтех ответит.

– Мне пришлось сожрать их вожака… в прямом смысле слова. Выйти против него с ножом. Убить. И сожрать… разделить на всех. Тедди это казалось забавным. Он говорил, что только чудовище способно одолеть чудовище.

– Как ты…

– С ним познакомился? – Он вытянул руки с белесой, полупрозрачной кожей. Когда на нее падала тень пламени, кожа краснела, истончалась, а сквозь нее проступали седоватые мышцы и тонкие, птичьи почти кости. – Леди Евгения. Ты помнишь ее?

– Помню.

– Ты никогда не задумывалась, откуда она взялась?

– Переехала… обеднела и…

– Переехала, – отозвался Войтех, ладонь переворачивая. На внутренней стороне кожа была гладкая, разрисованная тончайшими линиями. – Сбежала. Видишь ли, Таннис, леди Евгения – родная тетка моей матушки. Некогда она пошла против родительской воли, тайком обвенчалась с полукровкой… нищим полукровкой, никчемным настолько, что для него даже стаи не нашлось. Естественно, от дома ей отказали.

Таннис терла запястье, на котором проступали красные отметины.

– А супруг ее, который весьма на наследство рассчитывал, сим фактом огорчился. И злость свою на Евгении вымещал, пока Тедди не подрос настолько, чтобы от него избавиться.

Он поднял бокал, выставив между собой и экраном, словно чернотой вина защищаясь от света.

– Тедди пришлось выживать и за себя, и за матушку. А она, к слову, его не простила. Любила, видишь ли… любовь – опасная вещь, заставляет терять разум. Тедди стал королем, а она не захотела. Он мог бы купить ей любой дом в этом треклятом городе, за исключением, пожалуй, Королевского дворца, но она отказывалась уходить из своей конуры. Видишь ли, в этой квартирке она была счастлива.

Войтех хмыкнул.

– Он приставил меня приглядывать за нею… и учиться. А я сумел понравиться ей настолько, что она согласилась встретиться с ним. Замолвила за меня словечко. Так оно и вышло. Своих детей у Тедди не было. Сифилис… и это нам не интересно, верно?

Таннис кивнула.

Уйти не позволят. Но она готова попробовать. Хуже нет, чем просто сдаться.

– Я оказался в его свите. В этом доме, который, как он надеялся, я унаследую. Он так и не смирился с тем, что его вместе с матушкой вычеркнули из рода. Годы я стоял за его спиной…

– А потом сидел на его троне?

– Сижу. И просижу еще долго, – поправил Войтех, накренив бокал. И вино, добравшись до края, потекло по выпуклой стенке, скользнуло на ножку, окрасив ее багряным. – Он старел. И не становился умнее. Напротив, болезнь грызла его изнутри, его тело выглядело здоровым, а его разум гнил. Я оказал ему услугу, избавив от мучений. Вот такая история, Таннис. Видишь, дорогая, я предельно откровенен с тобой. И в ответ жду, что ты проявишь благоразумие.

Куда она денется?

…в комнату с узкими окнами-бойницами. Стены обтянуты тканью, но камень близко, и камень мокнет, а на ткани проступают влажные пятна. От гобеленов пахнет пылью. И мертвые цветы в древней, с трещиной, вазе покрылись паутиной.

– Извини, дорогая, – Войтех поцеловал руку, – убраться не успели. Да и со слугами беда. Не найти неболтливых. Поэтому придется немного потерпеть.

Кровать на постаменте. Балдахин, провисающий под собственной тяжестью. Влажный бархат и жесткое золотое шитье. Впрочем, золото давным-давно поблекло, а бархат поточила моль.

– Обустраивайся. И надеюсь, ты спустишься к ужину?

Это не просьба – приказ. И Таннис с улыбкой отвечает:

– Да… Освальд.

Одобрительный кивок и прикосновение, от которого она все-таки отшатнулась.

– Не стоит меня бояться. – Освальд против ожиданий не разозлился. – Вспомни, когда-то ты была в меня влюблена…

– В Войтеха, сына аптекаря… и единственного, как мне казалось, друга.

– Я и сейчас тебе не враг.

– Мне нужно время.

– Всем нужно время, Таннис. Так уж получилось, что именно времени нам всегда и не хватает. Но… я и вправду не стану тебя торопить. Отдыхай.

Он вышел, но дверь запирать не стал.

Проклятье. Таннис стояла посреди комнаты, обхватив себя руками, пытаясь унять дрожь и дурноту, которая подкатила к горлу.

…влажное перо.

…влажная овечья шерсть, которую привозят в мешках. И мешки приходится таскать. Они тяжелые, и после второго-третьего спина начинает ныть. Но останавливаться нельзя, сзади подгоняет мастер. Он должен следить за всеми, но смотрит лишь на Таннис. И шипит, стоит ей замедлить шаг, увольнением грозится. А другой работы она не найдет, разве что в борделе.

Надо успокоиться. И дышать, сквозь стиснутые зубы, глубоко, до ломоты в ребрах, до кругов перед глазами… не сесть – упасть в низкое разлапистое кресло, которое трещит и опасно кренится. Кресло дряхлое, как и все в этом доме.

Что ей делать?

Бежать. Это – единственный шанс, но не стоит обманываться, ей не позволят выйти из дома… пока не позволят.

Думай, Таннис. Налей себе воды. Графин высокий и с широким горлом, рукоять его липкая от грязи, и вода пахнет илом. Как бы не отравиться… и смешно, всего-то год прошел, а она уже воду пить брезгует, раньше вон из подземного колодца хлебала и ничего.