Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе - Джеймс Купер

Наконец они простились. Дункан вернулся к передовому посту французов, опять в сопровождении французского офицера, оттуда он немедленно двинулся обратно в форт и сразу направился к своему командиру.

Глава 16

Прочти письмо, затем иди на битву.

Хейворд застал Мунро в обществе Коры и Алисы. Алиса сидела на коленях у полковника, перебирая своими пальчиками его седые волосы; когда отец притворно хмурил брови на ее ребячество, она усмиряла напускной гнев старика, ласково прижимаясь алыми губками к его морщинистому лбу. Кора сидела рядом, со спокойной улыбкой смотрела она на эту сцену, следя за движениями своей младшей сестры с той материнской лаской, которая была характерной чертой ее любви к Алисе. Не только опасности, так недавно пережитые девушками, но и все, что грозило им в будущем, казалось, было забыто во время этой нежной семейной сцены. Точно все спешили насладиться краткими минутами перемирия, покоя и безопасности. Девушки забыли о своих опасениях, а ветеран — о своих заботах. Дункан, который, спеша сообщить о своем возвращении, вошел в комнату без доклада, остановился и несколько мгновений молча любовался прелестной картиной. Но живой взгляд Алисы скоро заметил отражение его фигуры в зеркале. Вспыхнув, она соскочила с колен отца и громко вскрикнула:

— Майор Хейворд!

— Ты хочешь знать, где он? — спросил Мунро. — Я послал его поболтать с французом… Ах, сэр, вы молоды, проворны и уже пришли обратно!.. Ну, озорница, уходи-ка со своей болтовней. Разве здесь не достаточно хлопот для солдата и без твоей трескотни?

Алиса засмеялась и последовала за Корой, которая направилась к двери, понимая, что им оставаться неудобно.

Вместо того чтобы спросить Дункана о результате его миссии, Мунро несколько мгновений ходил взад и вперед по комнате, заложив руки за спину, опустив голову, как человек, глубоко ушедший в свои мысли. Наконец он поднял глаза, полные отцовской любви, и заметил:

— Это прелестные дети, Хейворд! Всякий отец имел бы право похвалиться ими.

— Вам незачем спрашивать мое мнение о них, сэр…

— Правда, молодой человек, правда, — прервал его нетерпеливый старик. — Вы собирались полнее высказать ваше мнение по этому вопросу в тот день, когда вошли в форт, но я счел, что старому солдату незачем говорить о свадебных благословениях и праздниках в такое время, когда враги его короля могут сделаться незваными гостями во время бала. Но я был неправ, Дункан, мой мальчик, я ошибался и в данную минуту готов выслушать вас.

— Несмотря на то удовольствие, которое ваши слова доставляют мне, дорогой сэр, я должен прежде всего передать вам поручение Монкальма…

— Пусть француз и все его полки убираются к черту, сэр! — почти крикнул запальчивый ветеран. — Он еще не овладел фортом Генри, да и не овладеет им, если только Вебб поступит, как он должен поступить. Нет, сэр, мы, слава богу, еще не в таком трудном положении, чтобы кто-нибудь имел право сказать, будто Мунро так озабочен, что не в состоянии подумать о своих семейных обязанностях. Ваша мать была единственной дочерью моего задушевного друга, Дункан, и я выслушаю вас теперь, хотя бы все рыцари ордена святого Людовика стояли у ворот нашей крепости под предводительством самого святого и просили милости поговорить со мной!

Заметив, что Мунро со злобным удовольствием выказывает умышленное презрение к поручению французского генерала, Хейворд решил подчиниться временной прихоти старика, которая, он знал, не могла затянуться надолго, и потому постарался ответить как можно спокойнее:

— Как вам известно, сэр, я осмелился заявить притязание на честь сделаться вашим сыном.

— Да-да, мой мальчик, помню. Ваши слова были достаточно откровенны и понятны. Но позвольте мне спросить вас:

— Так же ли ясно вы говорили с моей дочерью?

— Клянусь честью, нет! — горячо вскричал Дункан. — Если бы я воспользовался выгодами моего положения и высказался, я нарушил бы ваше доверие.

— У вас понятия истинного джентльмена, майор Хейворд, и это очень похвально. Но Кора Мунро — скромная девушка и не нуждается в чьей-либо опеке, хотя бы в опеке отеческой.

— Кора?..

— Да, Кора. Ведь мы говорим о ваших притязаниях на руку мисс Мунро, сэр?

— Я… я… я… Кажется, я не упоминал имени, — запинаясь, произнес Дункан.

— Так чьей же руки вы просили у меня, майор Хейворд? — спросил старый воин, не скрывая своих оскорбленных чувств.

— У вас есть другая и не менее привлекательная дочь.

— Алиса?.. — вскрикнул старик с таким же удивлением, с каким Дункан недавно повторил имя его старшей дочери.

— Да, я люблю ее.

Молодой человек молчаливо ждал, как отнесется к его словам Мунро. Полковник долго ходил по комнате; его суровые черты подергивала судорога, и, казалось, он погрузился в раздумье. Наконец старик остановился против Хейворда и, взглянув ему в глаза, заговорил:

— Дункан, я любил вас ради того, чья кровь течет в ваших жилах; я любил вас за ваши собственные качества; наконец, любил, думая, что вы принесете счастье моей дочери. Но вся моя любовь превратилась бы в ненависть, если бы то, чего я опасаюсь, оказалось истиной.

— Я не могу предположить, чтобы какой-нибудь мой поступок или мысль вызвали такую страшную перемену! — воскликнул молодой человек, глаза которого ни на минуту не опустились под проницательным взглядом Мунро.

Не допуская мысли, что Дункан не понимает чувств, которые волнуют отца, старик смягчился, видя, что Хейворд с твердостью выдержал его взгляд, и уже гораздо более спокойным голосом продолжал:

— Вы желаете сделаться моим сыном, Дункан, а между тем совершенно не знаете истории человека, которого стремитесь назвать отцом. Сядьте, молодой человек, и я в коротких словах открою вам раны моего сердца…

В эту минуту поручение Монкальма было в равной мере забыто и Дунканом, который его принес, и Мунро, которому оно предназначалось. Оба собеседника подвинули стулья, и, пока ветеран несколько мгновений раздумывал о чем-то, очевидно очень грустном, молодой офицер старался подавить нетерпение, скрывая его под видом почтительного внимания. Наконец Мунро прервал молчание.

— Майор Хейворд, — начал шотландец, — вы знаете, что я родом из старинной и благородной семьи, хотя, может быть, денежные доходы семьи не соответствовали ее высокому положению. Я был ваших лет, когда обменялся словом верности с Алисой Грэхем, единственной дочерью довольно зажиточного шотландского сквайра. Отец Алисы не желал нашего союза, и не только вследствие моей бедности, поэтому я поступил, как требовал долг честного человека: вернул молодой девушке ее слово и покинул родину. Я видел много чужих краев, пролил много крови в различных странах. Наконец воинский долг привел меня на Вест-Индские острова. Там я встретился с девушкой, со временем ставшей моей женой и матерью Коры. Она была дочерью джентльмена, уроженца этих островов, и женщины, которая, на свое несчастье, если можно так выразиться, — с горечью сказал старик, — имела предков, принадлежавших к обездоленной расе людей, бессовестно превращенных в рабов ради благосостояния богатых и праздных. Но, если мне когда-либо встретится человек, который решится бросить презрительный взгляд на мою дочь, он испытает всю тяжесть моего гнева! Впрочем, майор Хейворд, ведь вы сами родились на юге, где метисов считают низшей расой.