Лицо в зеркале - Дин Кунц

— Как я и говорил тебе, сосед утверждал, что Райнерд — параноик, постоянно держит пистолет при себе, причем в очень странных местах.

— Говорливый сосед — это бред собачий, — отрезал Рисковый. — Не было никакого говорливого соседа. Ты v шал об этом иначе.

Они стояли на развилке между правдой и вымыслом. И если бы Этан не поделился хотя бы толикой того, что еще знал, Рисковый более не сделал бы пи шагу. Их дружеские отношения не оборвались бы, но из-за отказа Этана делиться они бы уже никогда не были такими, как прежде.

— Ты подумаешь, что я псих, — ответил Этан.

— Уже думаю.

Этан вдохнул насыщенный благовониями воздух, выдохнул нерешительность и рассказал Рисковому о том, как Райнерд послал ему по пуле в грудь и живот, после чего он открыл глаза за рулем своего автомобиля, обнаружив, что цел и невредим и ничего не изменилось, разве что под ногтями появилась кровь.

Во время рассказа глаза Рискового ни разу не затуманились и взгляд не ушел к дальней стене, как обязательно случилось бы, если б он решил, что Этан врет или бредит. И лишь когда Этан закончил, Рисковый вновь уставился на свои руки.

— Ну, я определенно не сижу рядом с призраком, — наконец прервал молчание здоровяк.

— Когда будешь выбирать для меня психиатрическую лечебницу, отдай предпочтение той, где курс терапии включает занятия лепкой и рисованием.

— А других версий, помимо наличия наркотика в крови, у тебя нет?

— Помимо той, что я попал в Сумеречную зону? Или, что я действительно умер от пули в живот и эго — ад?

Рисковый не отступался.

— Но ведь в голову сразу приходят несколько версий, не так ли?

— И ни к одной нельзя подступиться, как говорят в полицейской академии, с «общепринятыми методами расследования».

— Психом ты мне не кажешься, — твердо заявил Рисковый.

— Я и себе не кажусь психом. Но ведь псих всегда узнает, что он — псих, последним.

— А кроме того, ты оказался прав насчет пистолета в пакете с картофельными чипсами. Так что это похоже… ну, не знаю, на проявление шестого чувства.

— Да, ясновидения. Только оно не объясняет появление крови под моими ногтями.

Тем не менее Этан не собирался рассказывать еще и о том, как попал сначала под «Крайслер», а потом под грузовик. И насчет смерти в машине «Скорой помощи».

Если ты сообщаешь, что видел призрака, то остаешься обычным парнем, который столкнулся со сверхъестественным. Если ты сообщаешь, что видел еще одного призрака в другом месте, тебя в лучшем случае начинают считать эксцентриком и все твои утверждения воспринимают, мягко говоря, скептически.

— Райнерда убил некий бандит, который называл себя Гектором Иксом, — сменил тему Рисковый. — Настоящее его имя Кальвин Рузвельт. В своей банде он — большая шишка, так что, как ты понимаешь, за рулем сидел его сообщник, а колеса они украли аккурат перед убийством.

— Стандартная практика, — согласился Этан.

— Да только никто не заявлял о пропаже «Бенца», на котором они приехали, и ты не поверишь, услышав, кому он принадлежит.

Рисковый оторвался от своих рук. И встретился взглядом с Этаном.

И хотя Этан не знал, что сейчас скажет Рисковый, он уже понял, что его ждут дурные вести.

— Так кому?

— Твоему другу детства. Небезызвестному Данни Уистлеру.

Этан не отвел глаз. Не решился.

— Ты знаешь, что случилось с ним несколько месяцев тому назад?

— Какие-то парни искупали его в унитазе, но он не умер.

— Через пару-тройку дней после этого мне позвонил его адвокат и сообщил, что Данни назвал меня душеприказчиком и, согласно его указаниям, я имею право принимать все медицинские решения.

— Ты никогда мне об этом не говорил.

— Не видел смысла. Ты знаешь, кем он был. Понимаешь, почему я не хотел иметь с ним ничего общего. Но в данной ситуации согласился… ну, не знаю… может, потому, что когда-то, давным-давно, он был моим другом.

Рисковый кивнул, вытащил из кармана леденцы, предложил Этану. Тот покачал головой.

— Данни умер сегодня в больнице Госпожи Ангелов. — Рисковый бросил леденец в рот. — И они не могут найти его тело. — Внезапно Этан понял, что Рисковому об этом уже известно. — Они клянутся, что он умер, но, учитывая порядки в тамошнем морге, он мог выйти оттуда только на своих двоих.

Рисковый убрал леденцы в карман, продолжая сосать тот, что во рту.

— Я уверен, что он жив, — добавил Этан. Наконец Рисковый вновь посмотрел на него.

— И это случилось до нашего ленча.

— Да. Я не упоминал об этом, потому что не видел никакой связи между Данни и Райнердом. И до сих пор не вижу. А ты?

— За ленчем ты прекрасно владел собой, раз все эти мысли крутились у тебя в голове.

— Я думал, что схожу с ума, но мне представлялось, что едва ли дождусь от тебя большей помощи, если прямо скажу тебе, что теряю рассудок.

— Так что произошло после ленча?

Этан рассказал о своем визите в квартиру Данни, исключив только эпизод с загадочным отражением в затуманенном конденсатом зеркале.

— Почему он держал фотографию Ханны на стол? — спросил Рисковый.

— Он так и не заглушил любовь к ней. До сих пор. Думаю, поэтому он вырвал фотографию из рамки и взял с собой.

— Значит, он уехал из гаража на «Мерседесе»…

— Я предположил, что это он. Мне не удалось разглядеть водителя.

— А потом?

— Мне пришлось об этом подумать. После чего я посетил могилу Ханны.

— Почему?

— Интуиция. Чувствовал, что могу там что-то найти.

— И что ты нашел?

— Розы, — Этан рассказал Рисковому о двух дюжинах роз сорта «Бродвей» и последующем визите в магазин «Розы всегда». — Цветочница описала Данни не хуже, чем это сделал бы я. Вот тогда у меня и отпали последние сомнения в том, что он жив.

— Но он же специально сказал ей, что ты думаешь будто он умер, и в этом ты прав? Зачем?

— Понятия не имею.

Рисковый разгрыз уменьшившийся наполовину леденец.

— Так можно сломать зуб, — предупредил Этан.

— Хотел бы, чтобы это была моя самая серьезная проблема.

— Просто дружеский совет.

— Уистлер просыпается в морге, понимает, что его приняли за мертвеца, одевается, уходит, не попрощавшись, едет домой, принимает душ. Ты думаешь, такое возможно?

— Нет. Я думал, что у него поврежден мозг.

— Едет в цветочный магазин, покупает розы, отправляется на кладбище, нанимает киллера… Просто подвиг для человека, который выходит из комы с поврежденным мозгом.

— Я отбросил версию с повреждением мозга.

— Молодец. Что произошло после визита в цветочный магазин?

Помня о том, как относятся к человеку, который видел двух призраков, Этан не стал рассказывать о «Крайслере».

— Я поехал в бар.

— Ты не тот парень, который ищет ответы в стакане с джином.

— Я заказал стакан виски. И в нем не нашел ответа, В следующий раз попробую водку.

— Это все? Теперь ты передо мной чист?

Со всей убедительностью, на которую был способен, Этан воскликнул:

— А что, разве этого не хватит на серию «Секретных

материалов»? Или надо добавить инопланетян, вампиров, вервольфов?

— Ты что… уходишь от ответа?

— Никуда я не ухожу. — Этан сожалел о том, что не удалось избежать прямой лжи. — Да, рассказал обо всем, включая и цветочный магазин. Я пил шотландское, когда ты позвонил.

— Правда?

— Да. Я пил шотландское, когда ты позвонил.

— Помни, ты сейчас в церкви.

— Весь мир — церковь, если ты — верующий.

— А ты верующий?

— Был им.

— Перестал верить после того, как умерла Ханна, да? Этан пожал плечами:

— Может, перестал, может, нет. День на день не приходится.

Одарив его взглядом, который мог снять с луковицы все слои до самой сердцевины, Рисковый кивнул:

— Хорошо. Я тебе верю.

— Спасибо, — выдохнул Этан.

Рисковый огляделся, чтобы убедиться, что за время их разговора ни у кого еще не возникло желания заглянуть в дом Божий.

— Я тебе верю, поэтому кое-что скажу, но ты все забудешь, как только услышишь.

— Я уже не помню, что побывал здесь.

— Квартира Райнерда интереса не представляет. Минимум мебели. Все черно-белое.

— Он жил, как монах, но монах со средствами.

— И наркотики. Кокаин, расфасованный для перепродажи, и записная книжка с фамилиями и телефонами — скорее всего, список покупателей.

— Знаменитые фамилии?

— Не очень. Актеры. Звезд нет. Но я хочу рассказать тебе о сценарии, над которым он работал.

— В этом городе число мужчин, которые пишут сценарии, превосходит число тех, кто изменяет своим женам.

— Около компьютера лежали двадцать шесть страниц.

— Этого не хватит даже на первый акт.

— Так ты разбираешься в сценариях? Сам пишешь?

— Нет. Еще сохранил остатки самоуважения.

— Райнерд писал о молодом актере, который проходит курс актерского мастерства, и у него возникает «глубокая интеллектуальная связь» с профессором. Они оба ненавидят некоего Камерона Менсфилда, который, так уж вышло, крупнейшая мировая кинозвезда, и решают его убить.