Рагу из лосося - Ирина Лобусова

Тем временем в банкетном зале ресторана разгорелся очередной скандал. Протрезвевшие артисты и их директора сцепились мертвой хваткой из-за очередности выхода на сцену. Для артистов это самая тяжелая и болезненная тема, как и то, какими буквами написано имя на афише. Помнится, одна «звездочка» устроила на гастролях жуткий скандал и отказалась выступать потому, что ее имя было написано на афиши мелкими (с ее точки зрения) буквами. Наконец на сцену, тяжело передвигая разжиревший зад, выползла Сикарская и я поняла, что конфликт улажен. Концерт начался. Каждый из артистов пел по две песни. Только Попкин и старушка, приехавшая с гастролей по Сахалину, по три. К подъему на сцену артистов прогоняли под строем охраны и очень быстро. Все пели под фонограмму, причем фонограммы были явно плохого качества. От быстрого прохождения дорожки от гостиницы к стене Розалия (которая так и не протрезвела) упала на середине, и ее тащили под руки. А певица Алтея не могла подняться на высокие ступеньки и ее пришлось поднимать. Алекс Назаров стоял на сцене как гранитный постамент, не двигаясь и не понимая, когда начиналась фонограмма. Из этого я сделала вывод, что Алекс был третьим, равнодушным к спиртному, а, следовательно, ему угрожала смерть от передозировки прямо на сцене. Одна из певиц вылезла на сцену в зеленом платье с розовыми перьями. Еще одна старушка напялила на себя парик и в 45 лет бодро спела песню о том, что она — девочка. Следующая «старушка» оголила живот со старческими складками и напялила парик ультрафиолетового цвета, напомнив мне героиню из рассказа Тэффи — старую француженку, преподавательницу французского языка, которая носила нелепый и смешной паричок. Все стеснялись одного ее нелепого вида и однажды ей решились об этом сказать. Француженка ответила примерно так: «неужели вы не понимаете? Если я сниму парик, все увидят, какая я старая и не дадут мне ни одного урока! Поэтому я вынуждена его носить».

Я уважаю старость и отсутствие вкуса, но только не на эстраде. Великого артиста от пустого места отличает понимание того, когда следует вовремя спуститься со ступенек сцены — навсегда вниз. Попкин в неимоверно вычурном наряде манерно кривлялся на сцене так, как будто получает за свое выступление голливудский гонорар.

Наверное, тебя шокирует то, как я пишу о знаменитых артистах, «эстрадных звездах». Но знаешь, Славик, если хочешь посмотреть хороший концерт, нельзя смотреть его со стороны кулис. Однажды заглянув за кулисы, перестаешь воспринимать то, что происходит на сцене. Вообщем, бесплатник завершился в полночь праздничным фейерверком. Салют был очень красив. Это была единственная красота, которую я увидела в тот вечер. После концерта Дима снова напился за накрытым банкетным столом, в три часа ночи поднялся наверх, в наш гостиничный номер и прямо в одежде завалился спать. На этой не романтической ноте считай мою очередную повесть законченной. Я все время скучаю за тобой, мамой и Нинкой. Целуй их всех. Деньги я им выслала. Передай привет. Твоя Ри.

LIVEJOURNAL,

ДНЕВНИК РИ.

ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 11 ноября 2010.

Вот уже два дня, как меня выписали из больницы. Я в Подмосковье, на турбазе «Лесной». Честно говоря, я вообще не понимаю, какого черта меня продержали в этой больнице целых пять дней, учитывая лишь несколько синяков…

Я дышу на балконе лесным воздухом и не делаю почти ничего. Врач разрешил мне сидеть на балконе, немного ходить, но при этом избегать волнений. Я делаю вид, что соглашаюсь с ним. Думаю, врач догадывается, что мне плевать на его предписания, но старается, чтобы получить свой гонорар. Сегодня я наконец могу включить ноутбук, и часть моей жизни будет потрачено с пользой. Мое физическое самочувствие в норме, но в это никто не верит. Да я и не хочу, чтобы в это верили. Все ползают передо мной на задних лапках и тактично замалчивают, что происшедшая той ночью трагедия была покушением на убийство, хотя все это знают и сгорают от любопытства. Они глубоко ошибаются. Меня пытались убить. Меня убили. Мысли мои полны ледяного спокойствия и решимости, и еще легкого сожаления о том, что чья-то попытка покушения на мою жалкую жизнь в физическом смысле не удалась.

Дима. Я не хочу думать о нем, но все встает перед глазами — снова и снова. Дима старается, ухаживает изо всех сил и меня назойливо преследует жалкое, какое-то собачье выражение его глаз. У него глаза побитой собаки. Почему я раньше не замечала это? Итак, я вроде бы пришла в себя и набралась сил для полного рассказа о происшедшем. Я постараюсь писать спокойно — без бурных сантиментов и лишних слов.

Здесь действительно потрясающий воздух… Именно из-за воздуха и природы мы и приехали сюда. В конце октября Дима решил снять дом на этой турбазе, чтобы отдохнуть и в спокойной обстановке приступить к написанию песен для нового альбома. Но спокойной обстановки не получилось. В дом почти сразу переселились все его музыканты, а затем и Вал. Евг. И красивые фразы Димочки о спокойствии канули в лету. Дом для отдыха превратился в базарный перевалочный пункт — точно так же, как и всегда…

Так как территориально округ, где находится турбаза, уже причислили к Москве, то Киреев ничуть не возражал против нашего переезда в дом на природе. Здесь Димочка все еще находился в городе — а, значит, официально не нарушал подписку о невыезде, которую успели у него взять. По подписки, конечно, менять адрес проживания не полагается. Но Киреев уже на многое закрывал с нами глаза — закрыл и на эту мелочь.

На конец октября Вал. Евг. договорился о нескольких концертах в небольших, но очень дорогих ночных клубах. Три концерта. За каждый Дима должен был получить 25 тысяч долларов. Перевод долларов — как всегда на банковский счет. Это действительно были «жирные» места — остальные артисты откровенно завидовали Диме. Какого же было мое удивление, когда я увидела, что вечером накануне концерта Димы в клубе выступал… Алекс Назаров! Как я поняла, с организацией этих гастролей ему помогал Вал. Евг. Я удивилась: с чего вдруг Вал. Евг. принялся помогать Алексу? Еще больше я удивилась, узнав, что Назаров вместе со своей командой разместятся там же, где и мы — на турбазе «Лесная». Точно так же снял дорогой дом… Алекс не обрадовался нашей встрече. Мне показалось, что он еще больше рассержен и удивлен. При случайной встрече на территории комплекса Алекс старательно избегал смотреть в мою сторону. А Диме было абсолютно все равно. Итак, мы прибыли в снятый дом.

Как описать черные громады сосен в сумерках? Как описать темную застывшую гладь озера между деревьев? Воздух, полный горьковатого запаха хвои и земли, воздух, полный дождя, который, проникая в легкие, словно наполнял все существо новой жизнью? Было холодно. Шел дождь. Я чувствовала смутную тревогу, глядя на застывшие вокруг меня лица. Казалось: что-то должно произойти. Никогда не бывает полного счастья.

— Посмотри, белка! — сказал Дима, когда наша машина наконец-то прибыла на турбазу.

— Где? — почему-то мне очень захотелось увидеть белку, — скажи скорей, где?

— Ты как ребенок! Тебя так легко обдурить!

— Ты так считаешь?

— Разумеется. Никакой белки здесь нет. Ну, не сердись, пожалуйста! Я пошутил. Я очень — очень люблю тебя, Ри.

— Я тоже тебя люблю!

Очень — очень… Больше всего на свете… К черту всех белок! К черту — всех…. Сегодня, когда я пишу эти строки, несколько часов назад Дима вышел из этой комнаты. Восемь дней прошло с тех пор, как я подумала, что очень — очень его люблю. Два дня, как меня выписали из больницы. За все это время мы почти не говорили, не обменялись и словом. Дима вошел в комнату, держа в руках плоский черный футляр. Положил мне на колени.

— Это тебе. Раскрой.

Я открыла. На темно — синей подкладке засияли звездами переливающиеся камни — огоньки: серебристый, золотистый, синий, зеленый… Камни. В оправе из золота. Ожерелье. Настоящее ожерелье с камнями. В прошлое время я задохнулась бы от восторга, замерла в экстазе… Теперь красивая безделушка не вызвала во мне никаких эмоций. Кусок мертвого металла, да и только… Безразличие звучало в моем голосе, и я совсем не пыталась его скрыть:

— Что это?

— Это ожерелье. Здесь бриллианты, изумруды и сапфиры. Я купил его сегодня. Честно говоря, оно стоит больше, чем гонорар за мой концерт!

— Сколько же оно стоит? Интересно, сколько ты на меня не пожалел?

— Не нужно так говорить! Ты знаешь, как я тебя люблю и…

— Сколько оно стоит?

— 35 тысяч долларов.

Я усмехнулась. Он заметно огорчился.

— Зачем ты это сделал?

— Я прошу у тебя прощения! Я хочу попросить у тебя прощения и сказать, что такое больше не повторится! Никогда.

Я вынула ожерелье из футляра. Камни заиграли всеми цветами радуги, переливаясь в моих пальцах. Какая все-таки красота! Я играла им на свету, наслаждаясь мелодичным звуком подвесок… Потом подняла руку и изо всех сил швырнула на пол. Ожерелье ударилось о паркет с жалобным стуком… Димка вскочил с места с криком: