Засранец Бэдд (ЛП) - Уайлдер Джасинда

Она взяла мое лицо в свои руки.

— Я знаю, что не могу стереть твои чувства, сказав что-то мудрое, Зейн. Но… я рада, что ты здесь. Мне очень жаль, что твой друг погиб, и знаю, что тебе придется жить с этой болью всю жизнь. Но тебе не нужно этого делать, не стоит. Он погиб, естественно ты можешь скорбеть и скучать по нему. Но он погиб не из-за тебя. Ты не заслуживал смерти только потому, что у него жена и сын. Ты жив, и ты мне нужен. Я рада, что ты жив, рада что… что у нас есть шанс. Шанс на то, что то, что есть между нами, сработает. Я хочу, чтобы у нас все получилось.

Я посмотрел в ее глаза.

— Сейчас я лишь могу пообещать тебе, что попытаюсь.

— Зейн, я беременна. У меня будет ребенок. — Она пересела с моих колен на кровать, повернулась ко мне и с уверенностью посмотрела на меня. — Я не избавлюсь от него. Этот вопрос никогда даже не стоял. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Даже и не думал, Мара. — Я взял ее за руку. — Нам нужно все обдумать.

— Я только-только переехала в Сиэтл.

— Я не могу уехать из Кетчикана.

— Ну и что же нам делать?

Я покачал головой.

— Милая, я не знаю. Я пока в шоке, но знаю, что мы что-нибудь придумаем.

— Ты не злишься? Не расстроен из-за меня?

Я нахмурился.

— Мара, мы создали жизнь. Та неделя, что мы провели вместе… она многое значит для меня. Те моменты, когда мы были вместе, были самыми лучшими в моей жизни. Кто-то решит, что все это безответственно и безрассудно, но мне наплевать. — Я обхватил ее щеку ладонью и большим пальцем очертил ее скулу. — Ты беременна. Нашим ребенком. Мы зачали ребенка в лучший момент нашей жизни. Как я могу злиться, или расстраиваться из-за этого?

Мара шмыгнула носом.

— Я… Мне было так страшно, Зейн. И мне все еще страшно. Не знаю, как справиться с этим! Не знаю, как быть матерью. Черт, я даже не знаю, как быть чьей-то девушкой. — Она повернулась ко мне, приникла лицом к моей груди и задрожала. — Я думала, ты будешь в ярости. Боялась… что ты больше не захочешь видеть меня.

— Какого черта, я должен быть в ярости?

Она пожала плечами, бормоча мне куда-то в грудь.

— Я не знаю. Потому что связываю тебя по рукам и ногам. Отягощаю тебя ребенком, которого ты не хочешь. Ловлю тебя в ловушку. И… когда ты позволил мне уехать, не позвонив и не написав потом… Мне показалось, что с нами все кончено.

— Позволил уехать?

— Да, позволил мне уехать. Я провела всю ночь в надежде на то, что ты передумаешь. Знаю, это было глупо, но если бы ты попросил меня остаться с тобой, я бы осталась. Я ничего не сказала, потому что знала, насколько это глупо, но… мне так этого хотелось. Даже когда проходила контроль в аэропорту, то надеялась, что ты остановишь меня, но ты уехал, и я больше не получила от тебя весточки. Знала, что это глупо. Глупо было допустить даже мысль, что то, что было между нами, действительно… Я не знаю, стоило чего-то? Зачем я такому как ты? Зачем тебе привязываться к одной женщине на всю жизнь, когда ты можешь встречаться с новыми хоть каждый день?

— Мара, это не…

Она продолжила, проигнорировав мое возражение.

— И потом… потом мне было плохо, я подумала, что подхватила грипп или простудилась. А потом мне пришлось уйти раньше с работы потому, что меня тошнило весь день, я вернулась домой и увидела, как Клэр трахалась на нашем диване в гостиной с Броком. Твой брат. Моя лучшая подруга. Занимались сексом на моем диване. — Она вздрогнула. — А затем выяснилось, что это не грипп, а я беременна. Поэтому я должна была приехать. Мне нужно было тебя увидеть. Мне нужно… мне нужно было сказать это тебе лично. Потому что я… я должна была сказать тебе об этом лицом к лицу.

Я приобнял ее, когда она начала плакать. Дал ей выплакаться, поглаживая ее по голове. В конце концов, она успокоилась и отодвинулась от меня.

— Спасибо за то, что побыл жилеткой.

Я фыркнул.

— Мара, плакать из-за этого всего — это нормально. Я — мужчина, поэтому не плачу, но спроси всех моих братьев… последние два месяца я был несчастным засранцем.

— Отчасти мне жаль, что ты так себя чувствовал, но отчасти я рада, что тебе тоже было плохо, как и мне. Это странно?

— Ничуть не странно.

Она подняла голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Не могу понять, прикалываешься или ты серьезно?

— Я бы никогда не стал так шутить, Мара.

— Я не против, чтобы надо мной подшучивали, просто мне так… плохо, как от эмоций, так и от гормонов, иногда мне кажется, что я вообще ничего не понимаю. Все эти мысли, что появляются в голове… Так будет все оставшиеся семь-восемь месяцев?

Я пожал плечами.

— Понятия не имею, я вообще ничего не знаю о том, как проходит беременность. — Я наклонил ее, чтобы она прилегла на кровать, приподнял ее толстовку повыше и взглянул на живот. — Сколько уже?

Она смотрела на меня, смущенная тем, что я положил руку на ее живот.

— Не думаю, что сейчас можно что-то почувствовать или увидеть, — ответила она. — Восемь недель. Очевидно, что это был тот раз, когда мы забыли про презерватив.

— Я думал, что ты на противозачаточных, или как их там называют.

Мара тяжело выдохнула.

— Я была. Но ни одно противозачаточное средство не работает на сто процентов. Всегда есть минимальный шанс забеременеть. Я даже слышала, что девушки беременели, принимая противозачаточные, а парень использовал презерватив.

— Жизнь всегда найдет способ появиться, — подытожил я.

Она закатила глаза.

— Как скажешь, Ян Малкольм.

Я засмеялся.

— Но правда ведь?

Теперь, когда Мара лежала на кровати, я заметил, что она была физически истощена. Темные круги под глазами, ее веки при моргании казались припухшими. Я потянулся, чтобы опустить свитшот, но она вцепилась в мое запястье и прижала руку к ее животу.

— Ты не расстроен? — Прошептала она, подглядывая сквозь полуопущенные веки.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, Мара, ничуть. — Я улегся на краю кровати возле нее. — Немного напуган, переживаю, не имею ни малейшего понятия о том, как быть нормальным парнем, и тем более отцом… Но я принимаю в этом участие, буду с тобой.

— Только пообещай мне… — Она замолчала на мгновение. — Пообещай мне, что если ты… если ты не захочешь иметь с этим дело, то не будешь притворятся и врать мне, ты не останешься со мной только потому, что будешь считать, что должен. Лучше уж не быть вместе, чем ты в какой-то момент сбежишь от меня… от меня и ребенка…

Я укрыл ее одеялом.

— Милая, я совершал ошибки. Но я не лжец и никогда не буду притворятся. Никогда не покину тебя. Никогда не уйду от тебя. — Я погладил ее живот под одеялом. — Ни от кого из вас. Никогда. Понимаешь? Я никогда никого не оставляю, у меня даже медаль за это есть, могу показать.

Она открыла один глаз.

— Что? О чем ты говоришь? Какая еще медаль?

Я вздохнул.

— Я об этом особо не рассказываю… Меня наградили бронзовой звездой.

От удивления она открыла второй глаз.

— И ты только сейчас об этом рассказываешь?

— Это произошло, после того, как Марко погиб. Мы с ним были отрезаны от группы, я натворил кучу всего и за это мне дали бронзовую медаль. Но Марко все равно умер, поэтому это было… я не хочу говорить бессмысленно, но мне тяжело испытывать гордость за это. Сложно. Может быть поговорим об этом в другой раз?

— Конечно. — Мара одарила меня теплой и сонной улыбкой. — Спасибо, что рассказал.

Я наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

— Тебе нужно отдохнуть.

Она кивнула.

— Да, последние пару дней не было возможности выспаться.

Я обнял ее, пока она засыпала. Когда услышал, что Мара сонно засопела, то этот звук был настолько милым, что мое сердце растаяло, ее рот чуть приоткрылся, ее милый носик был словно пуговка, длинные ресницы отбрасывали тень на лицо, густые светлые волосы ниспадали на лоб.

Я аккуратно отодвинул волосы от ее лица указательным пальцем, почувствовав укол необходимости защитить ее и никогда не выпускать из виду. Обезопасить от всего. Убедиться, что никто и никогда не причинит ей боль, чтобы она знала, что она под моей защитой.