Ты никогда не исчезнешь - Бюсси Мишель

— Здесь кормят супом, — сказала Савина. — В Бретани — блинчики, на Кубе — ром, а у нас — суп из нашей «Супницы»! — Она протянула мне одно из лежавших на столе меню: — Выбирайте любой коктейль.

Раскрыв меню, я с изумлением прочитала невероятный список предлагаемых супов. Bloody Puy-Mary (помидоры, сыр канталь, сельдерей), Morilletôt (грибы, сметана, каштаны), Bleu Lagoon (спаржа, овернский сыр с плесенью, крапива), Dyke-qui-rit, Aubergine Fizz, Mar­gueritat, Bougnat Colada...

Я заказала Bloody Puy-Mary, Савина — Bleu Lagoon. Мы согрелись. Я размотала шарф, сняла куртку. И еще раз искренне поблагодарила:

— Спасибо за тест.

Савина в ответ лишь слегка пожала плечами и отмахнулась, будто ничего такого и не сделала:

— Потом поблагодарите. Смотря по тому, что мы узнаем.

Я не отставала, надеясь, что не слишком на нее напираю:

— Почему вы согласились...

— Помочь вам?

Савина в тепле раскраснелась. Всякий, кто провел бы рядом с ней несколько часов или вместе занимался какой-нибудь не очень важной работой, конечно, увидел бы только славную энергичную тетку, наделенную крестьянским здравым смыслом и пылким сердцем, с объятиями наготове и не знающую устали. Женская версия овернца из песни Брассенса [15]. Конечно, все это у Савины есть — но не только это! Я угадывала в ней и тонкость, и проницательность, и женственность. Нечто неуловимое, делающее ее особенной. Незаметная героиня, которой никакая статуя, никакой роман и, может быть, никакой поклонник никогда не воздаст по заслугам.

— Помните, — начала Савина, — когда мы только познакомились, вы сказали, что Том в опасности. А потом погиб отец Тома, перед тем поговорив с сыном, а до того был убит Мартен Сенфуэн, который тоже хотел мне что-то рассказать про Тома и Амандину Фонтен. Ни малейших сомнений больше нет, эти преступления связаны с каким-то секретом, который кроется на ферме, и да, Тому что-то угрожает. Но правильнее, Мадди, было бы спросить, почему я решила доверять вам?

В круглом боку медного котла расплылось отражение ее улыбки.

— Можно сказать, — продолжала она, — что я прислушалась к своей интуиции и что вы не похожи на убийцу. Кроме того, пусть меня назовут такой же ненормальной, как вы, надо признать, что сходство между Томом и вашим Эстебаном по меньшей мере удивительное.

Хозяйка принесла нам дымящиеся супы-коктейли. Пара деревянных ложек вместо соломинок, сосновые шишки вместо традиционных украшений и две корзинки с большими ломтями деревенского хлеба вместо орешков.

— Но это не делает нас сообщницами! — тут же уточнила Савина. — Хлюп! Я помню, что вы крутились около этого мальчика, как будто он ваш, хотя Амандина — хорошая мать, она любит Тома и воспитывает его так, как ей хочется. Хлюп! И, заметим мимоходом, вы не упомянули, что Эстебан был вам не родным сыном, а приемным. Сказали, что он пропал, но не сказали, что его нашли несколько недель спустя мертвым, утонувшим. Хлюп! 44

Нектер поставил на стол две тарелки, разложил приборы, хотя Астер еще не вернулась. Он десять раз пытался ей дозвониться, чередуя это со звонками Лазарбалю, но все без толку.

Нектер беспокоился. У него из головы не шла эта временна´я дыра Астер. Что могла натворить его сестра? Он знал, до какой степени по-разному люди относились к ней. Одним в деревне ее эксцентричность очень нравилась, другие, словно недалеко ушедшие от Средневековья, готовы были признать ее настоящей ведьмой и, несомненно, без зазрения совести отправили бы на костер.

18:56

Солнце село. Фонари, освещавшие площадь Потерны, окрашивали камни во вневременные цвета, и каж­дую ночь, когда туристы возвращались в свои гостиницы, город будто переносился в прошлое. В ореоле теп­лого света под фонарями порхали снежинки.

Куда могла подеваться Астер? Во что она вляпалась? Вляпалась еще хуже, чем он сам?

Может, ее приманит запах капусты? Нектер зажег газ под котелком. Когда ужином занимается Астер, она на три минуты сует остатки в микроволновку, но когда настает черед Нектера, он полчаса неспешно разогревает еду на самом слабом огне.

Люди делятся на... мысленно начал Нектер, глядя, как железные решетки одну за другой закрывают витрины на площади Потерны. Перед парикмахерской торчал какой-то тип в галстуке, он едва успел поднять воротник, как на него налетели двое детей не старше десяти лет и блондинка, которая обняла его за шею.

Люди делятся на глупых одиночек, таких же холостяков, как я сам, и на тех, чья жизнь удалась.

Да куда же запропастилась Астер? Нектер встряхнулся, стараясь отогнать беспокойство. И почему Лазарбаль перестал отвечать на звонки? Нектер всего-то хотел спросить у него имена психотерапевтов, которые работали с Мадди и Эстебаном Либери. Вряд ли в Сен-Жан-де-Люз их десятки. Может, пока поискать самому?

Нектер завелся. Не переставая помешивать в котелке ложкой, он вбил в строку поиска на мобильнике два слова.

Психотерапевт Сен-Жан-де-Люз

Появились всего три имени, отмеченных на карте размером с почтовую марку. Нектер увеличил масштаб и прочитал:

София Ком

Гаспар Монтируар

Жан-Патрик Шомон

19:03

Они уже позакрывали свои кабинеты? Нектер ничего не терял, да и делать ему, пока томился на огне ужин, было нечего, так почему бы не попытаться связаться с ними? За дело, Боколом! Разок ткнул пальцем — и на мониторе появился номер телефона.

Он услышал три гудка, затем автоответчик предложил оставить сообщение. Даже у психотерапевтов на звонки отвечает машина!

«Доктор София Ком? Говорит лейтенант Эрве Леспинас из Бесса, в Пюи-де-Дом. Мы сейчас расследуем двойное убийство, и предполагается, что эти преступ­ления могут быть связаны с двумя вашими бывшими пациентами, Эстебаном и Мадди Либери. Свяжитесь со мной, пожалуйста, по этому номеру как можно быстрее».

Нектер выпустил из руки ложку и сжал кулак.

Раз!

Нажал на второй номер.

Может, ты, Гаспар, закрываешь кабинет попозже? 45

Хлюп!

Я мелкими глотками прихлебывала свою «Кровавую Пюи-Мэри». Очень вкусно. За ее грубоватым обликом скрывались бесчисленные тонкие оттенки. В точности как у Савины. Я мысленно повторила ее последние слова.

Вы не упомянули, что Эстебан был вам не родным сыном, а приемным. Сказали, что он пропал, но не сказали, что его нашли несколько недель спустя мерт­вым, утонувшим.

Я не ошиблась. Эта парочка, мисс Марпл с ее Эркюлем Пуаро, глубоко копала. Значит, им все известно? Про подброшенного младенца, про усыновление, про исчезновение, про тело, найденное в Уррунье. Как будто Лазарбаль рассказал им все...

Я посмотрела, как Савина крошит ломоть деревенского хлеба в свою «Голубую лагуну».

И тихо, кротко признала:

— Да, я не все рассказала, но я вам не врала.

Савина подцепила ложкой айсберг пропитанного супом мякиша.

— Потому что в глубине души вы никогда не верили в смерть Эстебана?

Я выловила из своего супа несколько палочек сельдерея и печально улыбнулась.

— Мертвый? Живой? Я бы сказала, что все сложнее. Или туманнее. Четыре недели после исчезновения Эстебана я цеплялась за надежду, что он жив. Сами понимаете, Савина, когда в одно прекрасное утро полицейские приходят к вам и сообщают, что найдено тело десятилетнего ребенка, пытаешься себя убедить, что это не он. А когда все приметы совпадают, уже слишком поздно — ты слишком долго надеялась и не можешь сдаться, ты цепляешься за все возможности, ошибку полиции, общий заговор, придумываешь самые разные рациональные объяснения, а когда они исчерпаны, остается лишь иррациональное — рай, бессмерт­ная душа, скитающаяся в лимбе... в ожидании... реинкарнации.

Савина вытерла рот салфеткой из грубой неотбеленной ткани. Полюбовалась голубоватыми отсветами на поверхности своего супа, потом долгим взглядом уставилась на меня. Может, в Оверни гадают на супе, как в других местах — на кофейной гуще?