Экстрасенс - Валерий Воскобойников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сомневался, сможет ли помочь и со снимком, но игру стоило продолжать.
Девица кивнула, порылась в сумочке и выложила фотографию «тойоты» на фоне пляжа, а заодно и себя с подругой, которая была чуть старше. Пляж был, по-видимому, наш, северный – там рядом с сосной росла береза, но при этом нудистский, потому что обе – и девица и подруга – стояли перед «тойотой», гордо демонстрируя все свои прелести. Это клиентку нисколько не смущало и сейчас.
Девочка была хороша, да и подруга тоже.
«Мой охранник об этом знает, но он сегодня выходной. А Васе знать не нужно. Поможете?» – написала она свой ответ.
– Очень трудная работа, и я не уверен…
– Ну попробуйте! Вы хотя бы попробуйте! Мне больше некого попросить! – стала уговаривать.
И Парамонов, уже ругая себя, неожиданно ей поддался.
– Хорошо, я попытаюсь.
Как знать, вдруг чудо, которое он продемонстрировал предыдущей клиентке, повторится еще раз. Знать бы заранее, поменять бы их местами… Зато если он найдет эту угнанную «тойоту», укажет место, где машину спрятали для отстоя, это же какая толпа привалит новых клиенток. Девица наверняка поделится с подругами. И клиентки будут не чета кругу его задрипанных дамочек, у которых квартиры так далеко от центра, что их покупают только за полцены.
Он закрыл глаза, расслабился и постарался вызвать видение. Что-то вроде бы брезжило, всплывало, но это было чем угодно, только не «тойотой».
«Попробую маятник», – решил он. И потянулся за нитью с золотистым шариком. Надо было сразу взяться за него и пойти, как обычно, от общего к частному.
– Я стану задавать маятнику вопросы, молча. И если ответ «да», маятник станет вращаться по часовой стрелке, если «нет», то против часовой, – объяснил он девице и задал первый вопрос: «„Тойота“ действительно угнана?»
Маятник, сделав несколько качков, начал вращаться по часовой стрелке, что обозначало подтверждение.
«Сейчас машина находится в Петербурге?»
Маятник подтвердил и это.
Девица с интересом следила за его манипуляциями. И, не выдержав молчания, спросила:
– А если он не знает ответа, что тогда?
– Тогда он беспорядочно качается. Ну вот, я удостоверился, что все вроде бы в порядке, теперь определим примерное место.
«Угнанная „тойота“ находится в Центральном районе?» – спросил он так же молча.
Маятник ответил «да».
– Ну что? – не вытерпела девица. «Ваша машина в Центральном районе», – написал он.
– Странно, – проговорила девица вслух, – а ее вроде бы видели на Васильевском.
– Хорошо, спросим и про Васильевский. Смотрите, я спрашиваю. – И он, снова сосредоточившись и постаравшись расслабить тело, спросил молча у маятника: «„Тойота“ находится сейчас на Васильевском острове?»
И вместо ожидаемого ответа «нет» маятник снова стал вращаться по часовой стрелке.
Теперь уже слегка удивился сам Парамонов. И снова переспросил маятник насчет Центрального района и насчет Васильевского. Так он делал всегда, если маятник давал противоречивые ответы. И в конце концов добирался до истины. Но в этот раз до истины добраться ему не удалось. Когда он приплел зачем-то еще и Петроградский район, маятник снова ответил утвердительно.
«Ладно, если ей так хочется Васильевский, назову его», – подумал он.
Можно было, конечно, еще продолжать поиск, но что-то его не тянуло.
– Ваши знакомые были правы, – сказал он. И написал на новом листе: «Васильевский остров».
«На какой улице?» – сразу получил он вопрос.
«Этого я сегодня сказать вам не могу. Возможно, машина сейчас перемещается по городу», – нашелся он.
Сиди эта девочка одна, он бы ее быстро расколол и получил бы хоть какую-нибудь наводку. А еще лучше было бы привязать ее к себе. Так, чтобы она прибегала по первому его звонку, как только ее мен убирался в свою Новую Зеландию.
Это была уже третья клиентка, а он так и не передал еще свою энергию.
«Найдите возможность прийти без охранника. Он сильно мешает мне работать», – написал Парамонов.
Но девица вдруг разозлилась:
– Странный у вас маятник. Он вас дурит, что ли? Или это вы меня за идиотку считаете?
«Дура Инга. Надо было ее записывать!» – подумал он и постарался сгладить ситуацию.
– Наташа, золотко, поймите, связь с Высшими силами происходит не в любое мгновение, – стал он объяснять миролюбиво. – Даже когда вы по сотовому звоните, и то – сигнал иногда идет лучше, иногда хуже. Сегодня идет, а через час – глухо.
«Зря я оправдываюсь», – подумал он.
И тут в дверях появился охранник.
– Кончайте базар, – скомандовал он. – Поехали к другому экстрасенсу, у меня еще два адреса. Спросишь у них, что тебе надо.
Девица немедленно поднялась и, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», устремилась из кабинета. Охранник же хапнул со стола листки бумаги, на которых фиксировался разговор с клиенткой, и, выставив огромный волосатый кулак, пробасил на прощание:
– Болтанешь кому про нее – убью, понял?
Такого провала у Парамонова не было давно.
Он подошел к оконным шторам, слегка раздвинул их, прищурился от ударившего в глаза солнца и скорее опустил на место. Уже несколько лет, как от солнечного света у него сразу разбаливалась голова.
Инга была права. Надо было сразу снимать их с приема. Без разведданных Владлена и под наблюдением охранника получилась попытка с негодными средствами. «Была б эта ночная бабочка одна, я бы ее в минуту расколол», – подумал он снова с досадой.
Анна Филипповна уже больше недели не получала писем от Костика. Это было невозможно, странно и страшно. В последнем письме он написал, что их переводят в Назрань. Сама она продолжала каждый день по старому адресу отправлять ему коротенькие, на страничку, бодрые послания.
– Ну что ты страх нагоняешь! Послали с секретным заданием в горы, где нет никакой почты, – пробовала успокаивать ее верная подруга Ленка Каравай.
Так и в самом деле уже было недавно. Когда четыре дня подряд почтовый ящик внизу был пуст, а потом она сразу получила все пять писем, которые Костик, даже не надеясь, что они уйдут сразу, продолжал ей писать. Тогда они были в каком-то дозоре, куда их высадили на вертолете.
О других вариантах она старалась не думать – но они врывались в сознание время от времени сами. Самый глупый, хотя и ужасный, был такой: Костик влюбился там в какую-нибудь солдатку, ровесницу-медсестру, и просто перестал писать. Лишь однажды пришлет телеграфом сообщение типа: «Можешь нас поздравить. Мы с Лизой (Машей, Таней) сочетались законным браком».
Что-то похожее чуть не произошло у него на первом курсе. Девушка из его группы, которую, забавно сказать, тоже звали Аня, стала заявляться к ним домой. Сначала чтобы только набрать короткий текст на компьютере, потом снова – набрать текст подлинней. И когда Анна Филипповна позвонила однажды из студии домой, однокурсница сняла трубку.
– Я бы хотела Костика, – попросила Анна Филипповна.
– Да? – ехидно переспросила девица. – А он вам зачем, девушка?
Она явно уже чувствовала себя хозяйкой в их однокомнатной квартире. Но особенно задело Анечку то, что ее назвали «девушкой». Это сразу подчеркивало, что место радом с Костиком занято, и отбрасывало ее, Анечку, на далекую орбиту.
– Вы все-таки передайте ему трубочку, – как можно тверже проговорила Анечка.
– Костя занят и к телефону не подойдет. – И девица бухнула трубку.
Пришлось Анечке набирать свой номер заново. И изображать взрослую тетку.
– Вот что милая, передайте Косте трубку, и мы уж с ним сами разберемся, в какой степени он занят. Он мне нужен немедленно.
– Вот как? А вы, девушка, собственно, кто? Чтобы я могла знать, кого отшиваю.
Анечка на мгновение почувствовала себя брошенной старой супругой, прямо на глазах которой мужа уводила под руку ловкая молодая особа.
– Я, собственно, мама Костика, а вот что вы делаете в моем доме, это мне хотелось бы знать!
К счастью, Костик не поддался чарам наглой девицы. Но Анна Филипповна впервые по-настоящему ощутила страх и горечь возможной измены. И в тот год с тайным страхом встречала каждое новое незнакомое женское имя в его разговорах. А кто знает, что может случиться там, если они с Костиком уже полгода в разлуке.
Когда-то, когда у них все только началось, она думала, что все это будет длиться недолго. И вдаль на многие годы близость с Костиком не просматривала. Просто спасала своего мальчика от похотливой Лизки. Так ей по крайней мере казалось. В конце концов, чего уж такого ужасного, если ее мальчик воспримет начальный сексуальный опыт от близкой, родной и любящей молодой женщины. И при этом не уродки. Да, она тоже испытывает от этого радость. Так без этого невозможно: если бы она чувствовала отвращение или хотя бы равнодушие – тогда бы вообще ничего не получилось. Как раз это и было бы какой-то внутрисемейной проституцией, где близость рассматривалась бы как тяжелая неприятная каторга, а не как взаимное наслаждение.