Собрание сочинений - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы оставались в этой комнате больше часа. К концу я уже чувствовал, что готов открыть источники неземной печали, заставившие меня почти неконтролируемо плакать. Но затем так же непроизвольно, как уселись, мы встали и покинули дом, даже не поблагодарив его хозяйку и не попрощавшись с ней.
На площади мы сгрудились вместе. Ла Горда сразу заявила, что, поскольку она бесформенная, она все еще несет ответственность. Она сказала, что занимает такую позицию из-за тех выводов, к которым она пришла в доме Сильвио Мануэля. Ла Горда, казалось, ждала замечаний. Молчание остальных было для меня невыносимым. В конце концов я должен был что-то сказать.
— К каким же выводам ты пришла в этом доме, Горда? — спросил я.
— Думаю, все знают, к каким, — высокомерно ответила она.
— Мы этого не знаем, — сказал я. — Никто пока ничего не говорил.
— Мы знаем, что нам и не надо разговаривать, — буркнула Ла Горда.
Я настаивал на том, что такие важные вещи я не могу принять так просто, как нечто само собой разумеющееся. Нам необходимо поговорить о наших чувствах. Что касается лично меня, то все, что я оттуда вынес, — это опустошительное чувство печали и отчаяния.
— Нагваль был прав, — сказала Ла Горда. — Мы должны были посидеть на том месте, чтобы освободиться. Я теперь свободна. Я не знаю, как это произошло, но что-то было снято с меня, пока я там сидела.
Все женщины согласились с ней. Трое же мужчин — нет. Нестор сказал, что он был на грани того, чтобы вспомнить реальные лица, но, несмотря на его старания очистить свое поле зрения, что-то помешало ему. Все, что он испытал, было чувство тоски и печали оттого, что он все еще находится в этом мире.
— Теперь понимаешь, Горда, что я имею в виду? — сказал я.
Она, казалось, была недовольна. Она надулась, как никогда на моей памяти. Или же я видел ее такой надутой когда-то раньше? Она выступала перед группой. Я не мог сосредоточиться на том, что она говорит. Я углубился в воспоминание, которое было неоформленным, но почти достижимым для меня. Чтобы эти воспоминания продолжались, я, казалось, нуждался в постоянном потоке слов Ла Горды. Я был привязан к звуку ее голоса, к ее гневу. В какой-то момент, когда она начала остывать, я заорал на нее, что она строит из себя шишку. Она действительно взволновалась. Я какое-то время следил за ней. Я вспомнил другую Ла Горду, в другое время, — сердитую, толстую Ла Горду, толкающую меня в грудь кулаками. Я вспомнил, как смеялся над ее гневом, потешаясь над ней, как над ребенком. Воспоминания закончились в тот момент, когда замолк голос Ла Горды. Она как будто поняла, что я делал.
Я обратился ко всем и сказал, что мы находимся в опасном положении — что-то неизвестное нависло над нами.
— Оно не нависло над нами, оно уже ударило нас, — тихо сказала Ла Горда. — Я полагаю, ты знаешь, что это.
— Я не знаю и думаю, что говорю не только за себя, но и за других мужчин, — сказал я.
Трое Хенарос согласно кивнули.
— Мы жили в этом доме, пока мы были на левой стороне, — объяснила Ла Горда. — Я любила сидеть в том алькове и плакать, потому что не знала, что делать. Я думаю, что, если бы я осталась в этой комнате чуть дольше, я вспомнила бы все, но что-то вытолкнуло меня оттуда. Я сидела обычно в той комнате, когда там находились другие люди. Но я не могу вспомнить их лиц. Однако пока я сидела там, прояснились другие вещи. Я бесформенная, ко мне приходит все, и плохое, и хорошее. Например, я ощутила свое старое раздражение и желание браниться. Но я приобрела и кое-что хорошее.
— Я тоже, — сказала Лидия хриплым голосом.
— Что это за хорошие вещи? — спросил я.
— Я думаю, что неправа в своей ненависти к тебе, — сказала Лидия. — Моя неприязнь не дает мне улететь. Так говорили мне все в этой комнате, и мужчины, и женщины.
— Какие еще мужчины и женщины? — испуганно спросил Нестор.
— Я бывала там, когда они там были. Это все, что я знаю, — сказала Лидия. — И ты там бывал. Все мы там бывали.
— Кто эти люди, Лидия? — спросил я.
— Я бывала там, когда они там были. Это все, что я знаю, —