Ведьмак (сборник) - Анджей Сапковский

– Великому и шумно разрекламированному пиру, – начал Геральт, – предшествовала серьезная подготовка. Надо было отыскать Мильву, прятавшуюся в конюшнях, надо было убедить ее, что от ее участия в банкете зависит судьба Цири и чуть ли не всего мира. Надо было почти что силой натянуть на нее платье. Потом заставить Ангулему поклясться, что она поведет себя как подобает даме и уж обязательно постарается избегать слов «курва» и «жопа». Когда наконец мы всего этого добились и уже намеревались было взяться за вино, появился камергер ле Гофф, маршал двора, пуще прежнего воняющий глазурью и надутый как свиной пузырь.

– В данных циркумстанциях[64] я вынужден пояснить, – загундосил камергер ле Гофф, – что за столом ее милости нет мест первых и последних, никто не может обижаться на то, что ему предназначено положение за столом, кое покажется ему ниже его достоинства. Однако же мы здесь, в Туссенте, строго блюдем и чтим давние традиции и обычаи и придерживаемся обсерванции[65]. В соответствии же с оными обычаями, традициями и…

– Переходите, милостивый государь, к делу.

– Пиршество назначено на завтра. Мне надобно рассадить гостей в соответствии с честью и рангом.

– Ясно, – серьезно проговорил ведьмак. – Значится, так: самый достойнейший из нас, как рангом, так и честью, – Лютик.

– Господин виконт Юлиан, – произнес камергер, задрав нос, – являет себя гостем экстраординарно почетным. И как таковой одесную ее милости усажен будет.

– Ясно, – повторил ведьмак, серьезный как сама смерть. – А относительно нас… виконт не пояснил, у кого ранг, титул и честь, в смысле – достоинства каковы?

– Пояснил лишь, – кашлянул камергер, – что ваши милости пребывают здесь инкогнито с рыцарской миссией, деталей каковой, как и истинных имен, гербов и титулов, выдавать вам нет возможности, ибо того не допускают ваши обеты.

– Именно так оно и есть. Тогда в чем же проблема?

– В том-то и проблема, чтобы правильно рассадить гостей! Вы – гости, к тому же соратники господина виконта, стало быть, мне должно усадить вас ближе к голове стола… Промеж баронов. Но ведь не может быть, чтобы все вы, ваши милости и госпожи, оказались ровней, ибо так никогда не бывает, поскольку быть не может, чтобы все, повторяю, ровней были. Ежели кто из вас рангом либо родом выше, то должен при верхнем столе сидеть, при княгине…

– Он, – ведьмак не колеблясь указал на вампира, который неподалеку в задумчивости любовался занимающим чуть ли не всю стену гобеленом, – граф. Но об этом – ша! Это тайна, покрытая мраком веков.

– Понял! – Камергер чуть не захлебнулся от восторга. – В данных циркумстанциях… Я усажу его одесную графини Ноттурн и благородно урожденной тетушки госпожи, то бишь ее светлости княгини.

– Не пожалеете ни вы, ни благородно урожденная тетушка. – У Геральта было совершенно каменное лицо. – Равных ему нет ни в смысле обычаев, ни в искусстве конверсации[66].

– Безмерно рад слышать. Вы же, милсдарь из Ривии, усядетесь рядом с почтенной госпожой Фрингильей. Такова традиция. Вы несли ее к бочке, вы… хм-м-м… ее рыцарь как бы…

– Понятно.

– Ну и славно. Ах, господин граф…

– Слушаю, – удивился вампир, который как раз отошел от гобелена, изображающего битву гигантов с циклопами.

– Нет-нет, ничего, – улыбнулся Геральт. – Мы просто беседуем.

– Ага, – кивнул Регис. – Не знаю, заметили ли вы, господа… Но у этого циклопа на гобелене, о, вон у того с пальцами… Гляньте на пальцы его ног. У него, я не боюсь это сказать, две левые ноги.

– Да-да, – без тени удивления подтвердил камергер ле Гофф. – Таких гобеленов в Боклере множество. Умелец, который их ткал, был истинным мастером своего дела, но страшно много… э… пил. Служитель муз, сами понимаете, господа…

– Нам пора, – проговорил ведьмак, избегая взгляда разгоряченных вином девушек из-за соседнего стола, за которым занимались ворожбой. – Собираемся, Рейнарт. Расплачиваемся и на лошадей – едем в Боклер.

– Знаю, куда тебе невтерпеж, – оскалился в ухмылке рыцарь. – Не боись, твоя зеленоглазая ждет. Только что пробило полночь. Расскажи, как пир прошел?

– Расскажу и едем.

– И едем.

Вид установленных гигантской подковой столов однозначно говорил о том, что осень подходит к концу и дело идет к зиме. Меж громоздящихся на тарелках, подносах и блюдах кушаний особое место занимала дичь во всех возможных видах и вариантах. Были там огромные кабаньи туши, оленьи окорока и кострецы, самые разнообразные паштеты, заливные и розовые пластины мяса, по-осеннему украшенные грибами, клюквой, сливовыми повидлами и боярышниковым соусом. Была осенняя птица – тетерева, глухари и фазаны, эффектно поданные с крыльями и хвостами, были запеченные цесарки, перепела и куропатки, читки, бекасы, рябчики и дрозды. Были редкостные деликатесы: дрозды-рябинники, запеченные целиком, без потрошения, поскольку ягоды можжевельника, которыми нафаршировали этих маленьких пичужек, сами по себе создавали соответствующую приправу. Не обошлось и без форели из горных озер, судаков, налимов и щучьей печени. Зеленью разнообразила стол малая валерьяница, позднеосенний салат, который, если возникала такая потребность, можно было выгрести даже из-под снега.

Цветы заменяла омела.

В центре закругления, во главе стола, где восседала княгиня Анарьетта и наиболее уважаемые гости, на огромном серебряном подносе помещалось украшение вечера. Среди трюфелей, вырезанных из моркови цветов, половинок лимонов и артишоковых сердец возлежала гигантская стерлядь, а на ее спинке стояла на одной ноге запеченная целиком цапля с золотым кольцом в поднятом клюве.

– Клянусь цаплей! – воскликнул, поднимая кубок, Пейрак-Пейран, хорошо знакомый ведьмаку барон с бычьей головой в гербе. – Цаплей клянусь защищать рыцарскую честь и честь дома и приношу обет никогда-преникогда никому не уступать поля боя!

Обет наградили громкой овацией. И принялись за еду.

– Клянусь цаплей! – рявкнул другой рыцарь с воинственно торчащими во все стороны метельчатыми усами. – До последней капли крови в жилах своих защищать границы и ее сиятельство Анну Генриетту! А чтобы доказать свою верность, клянусь изобразить на щите цаплю и целый год драться инкогнито, имя свое истинное и герб свой истинный скрывая, а именоваться Рыцарем Белой Цапли! Пью за здоровье ее княжеского сиятельства!

– Здравия! Счастья! Виват! Да здравствует ее милость!

Анарьетта поблагодарила легким кивком головы, украшенной филигранной диадемой. Бриллиантов на княгине было столько, что, даже просто проходя мимо стекла, она могла покрыть его поверхность царапинами. Рядом с княгиней, глуповато улыбаясь, сидел Лютик. Немного поодаль, между двумя матронами, восседал Эмиель Регис, вампир. Одет он был в черный кафтан и выглядел точь-в-точь как положено вампиру. Услуживал матронам и забавлял их конверсацией, они же увлеченно слушали.

Геральт схватил блюдо с заливным судаком, украшенным петрушкой, и подал сидящей по левую сторону Фрингилье Виго, на которой было платье из лилового атласа и невероятно шикарное колье из аметистов. Фрингилья, поглядывая на него из-под черных ресниц, подняла кубок и загадочно улыбнулась.

– Твое здоровье, Геральт. Рада, что нас посадили рядышком.

– Не хвали день до захода… – Геральт не докончил и улыбнулся. Настроение у него было в принципе неплохое. – Пир еще только начинается.

– Совсем наоборот. Он уже достаточно затянулся, и пора бы тебе начать делать мне комплименты. Долго я еще буду ждать?

– Ты обворожительно прекрасна.

– Ну, не так уж сразу с места в карьер, – засмеялась она, и ведьмак мог бы поклясться, что сказала она это совершенно искренне. – Страшно подумать, до чего мы можем в таком темпе дойти к концу возлияния. Начни с… хм… Ну, скажи, что платье я выбрала со вкусом и что лиловый мне к лицу.

– Лиловый цвет тебе к лицу, но, честно говоря, мне ты больше понравилась в белом.

Он заметил в ее изумрудных глазах вызов. И боялся его принять. Уж в таком-то хорошем настроении он все же не был.

Напротив них посадили Кагыра и Мильву. Кагыр сидел между двумя молоденькими и беспрестанно щебечущими дворяночками, кажется, баронессами.

У лучницы в кавалерах оказался пожилой, угрюмый и молчаливый как камень рыцарь с лицом, изъеденным оспинами.

Немного дальше расположилась Ангулема, верховодя и вызывая суматоху среди юных странствующих рыцарей.

– Что такое? – верещала она, поднимая серебряный нож с закругленным концом. – Без острия? Неужто боятся, что мы примемся тыкать друг в друга, или как?

– Такие ножи, – пояснила Фрингилья, – употребляются в Боклере со времен княгини Каролины Роберты, бабки Анны Генриетты. Кароберта прямо-таки из себя выходила, когда во время выпивок гости ковыряли ножами в зубах. А ножом с закругленным концом в зубах не поковыряешь.