Без Отечества… - Василий Сергеевич Панфилов

… да чего мне только не приписывают! Но…

— Господин Пыжов? — стягивая с руки перчатки, брюзгливопоинтересовался молодой, статный штабс-капитан кавалергардских статей с кинематографичным шрамом на щеке, — С вашего позволения…

Не дожидаясь оного, штабс-капитан, подвинув стул, присел напротив меня. Его спутник, немолодой подпоручик зверовидного вида и ещё более устрашающих габаритов, с солдатскими «Егориями» на широченной груди, уселся вслед за командиром, тут принявшись сверлить меня маленькими, глубоко посаженными глазками, спрятавшимися под навесом кустистых бровей.

… продолжаю гонять вилкой салат, нимало не смущаясь хамством. В эти игры можно играть вдвоём, и право слово, господа офицеры… левел у меня куда как повыше!

Не дождавшись реакции, штабс-капитан, откинувшись небрежно на спинку стула, принялся цедить слова, поигрывая снятыми перчатками:

— Ваши действия, господин Пыжов…

… зеваю. Широко, от души, не прикрывая рта. А затем, подперев подбородок кулаком, киваю, улыбаясь…

Офицер сбился, замолчал… но наверное, ему нужно откатать обязательную программу, и всем уже ясно, чем она закончится. Даже певичка со сцены, продолжая петь, поглядывает в нашу сторону с нескрываемым интересом, а студенты, куда как более бесцеремонные, начали заключать пари.

Слушаю… что я должен делать и что не должен. Как жить. Перед кем извиняться и что делать со своей никчёмной жизнью. Самое достойное, по мнению капитана — застрелиться.

— … буффонада, недостойная любого приличного человека, но вам…

Слышу всё, но понимаю через раз. Верхняя губа сама собой вздёргивается, обнажая в злой усмешке зубы.

Мне, оказывается, нельзя, неприлично заниматься защитой солдат. Всё это — суть мерзость и крысиная возня.

— … Легион Чести…

В голове странным образом проясняется, и если ещё недавно я готов был сдаться, отступить, то сейчас…

… перчатки хлёстко бьют меня по лицу. Не уклоняюсь, принимая удар. Трогаю пальцем нос… кровит. Горит щека и ухо. Ладно…

— До вашего прихода, господа офицеры, — мягко говорю я, промокая салфеткой кровящий нос, — в деле защиты русских солдат я думал действовать в рамках неких правил. А сейчас…

Снова промокаю нос и улыбаюсь…

— … будет вам буффонада, господа офицеры. Обсмеётесь!

… и выскользнув из-за стола навстречу встающим незваным гостям — ткнувшимся в ладонь бронзовым кастетом от всей души — да в упрямо выпяченную кавалергардскую челюсть — до хруста костей, до разлетающихся по залу зубов…

А потом с левой зверовидному поручику тыльной стороной ладони по виску. Нокаут…

Ещё не свистят ажаны, но я уже знаю дальнейшее развитие событий. Время стремительно утекает сквозь пальцы…

— Буффонада, говорите? — вслух говорю я, повысив голос, требую, обращаясь ко всем разом, — Перо и чернильницу, господа!

Несколько секунд, и мне в ладонь ткнулось искомое, а я, сдвинув посуду со стола, под взглядами столпившихся зрителей, рисую на салфетке Жопу! Смешки…

Французы славятся умением уловить подобные моменты, а моё инкогнито, если оно и было, уже раскрыто.

… вот Жопа встаёт на коротенькие кривые ножки, обзаводится фуражкой и генеральскими эполетами, потом знаменем Легиона Чести. Наконец, обзаведясь ручками, Жопа подносит к анусу горн.

Напоследок, вытащив из кармана нож, пришпиливаю салфетку к столу. Это тоже — символ…

А в голове — странная лёгкость… Я принял решение и нырнул в омут. А там… война план покажет!

— Честь имею!

Глава 9. Весёлый и злой

За спиной звучно захлопнулась дверь полицейского участка, и я, моргнув несколько раз на ярком свету, принялся неторопливо спускаться по каменным ступеням, изо всех сил сдерживая нещадную зевоту. Ночь в переполненной камере выдалась ох какой непростой…

Проведя языком по нечищеным зубам, чувствую брезгливость и отвращение на самого себя. Попахивает от меня…

Двенадцать часов в камере с переполненной парашей, клопами и вшами, с въевшимися в стены запахами и тяжёлым, давящим ощущением несвободы. А уж постояльцы…

Право слово, я хотя и не испытываю полной уверенности, но всё ж таки склоняюсь к мысли, что и камера, и сидельцы, и вызов ажанов — всё было подготовлено заранее. Особенно, чёрт дери, параша! Какого чёрта она вообще делала в камере полицейского участка? Арестованных проще выводить в уборную, а не наслаждаться непередаваемыми ароматами, проникающие во все уголки здания.

Разумеется, вряд ли военные дипломаты ожидали, что я одержу безоговорочную победу нокаутом в нашей интеллектуальной дискуссии. Но в остальном…

Не думаю, что сильно ошибусь, если предположу, что в предполагаемом сценарии я должен был получить по морде, затем немножко поскандалить, и может быть, получить по морде ещё раз, уже не перчатками, а скажем — оплеухой. А далее — классика в представлении господ офицеров, то бишь мордой в салат, пощёчины на виду почтенной публики и прочая составляющая качественного скандала.

Господа офицеры, особенно гвардейские, любят и умеют буянить в заведениях, да и вне оных, пользуясь фактической своей безнаказанностью. Они нисколько не сомневаются в том, что «право имеют», и собственно, до недавней поры и не в этой стране, так оно и было.

А что со мной не по плану пошло…

… так господа офицеры никогда умением планировать не отличались! Карту… карту, чёрт дери, не всё генералы читать умеют[46]!

— Месье Пыжофф! Месье Пыжофф! — замедляю шаг и вижу приближающегося репортёра, щеголеватого, одетого с большим вкусом мужчину средних лет, в сопровождении потного фотографа, вооружённого массивной камерой, которую он прямо сейчас выволакивает из авто.

— Месье Пыжофф! — голос репортёра много громче, чем нужно, и случайные парижские зеваки, вездесущие и неотвратимые, несмотря на раннее утро, обратились в слух, — Объясните, для чего вы устроили тот безобразный пьяный дебош?!

А, вот оно что… Не отвечая, пытаюсь обойти наглого репортёра, а тот, преграждая путь, пытается одновременно позировать для совместного фото. На контрасте работают, с-суки! Я, помятый и кажется, даже на вид грязный после ночёвки в полицейском участке, и этот…

Делаю шаг влево, репортёр дёргается влево… А фотограф суетится, выбирая нужный ракурс. Ну, в эти игры можно играть вдвоём…

В глазах у него азарт, репортёр заряжен и уже заранее знает, что и в каком ключе будет писать. Так что… да какого чёрта?

Как бы случайно бью ребром ботинка щиколотке, и пока тот хромает, чертыхаясь, спокойно прохожу мимо. Да, да, да… хорошие отношения с прессой, это основа-основ для любого политика! Но есть, как говорится, нюансы…

— … какие наркотики вы употребляете, месье Пыжофф?! — несётся мне в спину от худосочного молодого хлюста с дешёвой фотокамерой в мосластых руках, — Читатели должны знать о…

— Месье Пыжофф! Месье Пыжофф! — перебивая хлюста, кричит соскочивший с подножки фиакра полный невысокий господин с солидным брюшком, — Дайте комментарии о Хельсинской