Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы - Геннадий Левицкий

Такой случай рассказал Курций Руф, похожее описание есть и у Плутарха.

Плутарх относит это любопытное происшествие ко времени начала индийского похода, но это не столь важно. Оказывается, уничтожение собственных богатств даже доставило удовольствие македонянам. В общем-то, удивляться нечему: те всегда с большим удовольствием сжигали дотла города, вырезали их население до последнего человека, вид гибнущих творений рук человеческих стал для армии Александра чем-то вроде наркотика. Александр же не прощал неповиновения…

Оказалось, что отважиться на это дело было гораздо труднее, чем совершить его. Лишь немногие были огорчены, большинство же, раздав необходимое нуждающимся, в каком-то порыве восторга с криком и шумом принялись сжигать и уничтожать все излишнее. Это еще более воодушевило Александра и придало ему твердости. В ту пору он был уже страшен в гневе и беспощаден при наказании виновных. Одного из своих приближенных, некоего Менандра, назначенного начальником караульного отряда в какой-то крепости, Александр приказал казнить только за то, что тот отказался там остаться. Орсодата, изменившего ему варвара, он собственной рукой застрелил из лука.

Как и прежде, Александр ищет трудности, стремится совершить невозможное… В пути царь получил известие о измене сатрапа ариев Сатибарзана. Сатрапу удалось бежать в Бактрию, но часть войска отстала и укрылась на обрывистых горных скалах. У них имелся неиссякаемый источник воды, и, казалось, никто не мог победить персов либо заставить сдаться. Несчастные не понимали, что именно их неуязвимость и притянет Александра, постоянно искавшего возможность совершить подвиг. А бесстрашным, как известно, покровительствует богиня удачи.

Курций Руф рассказывает:

Прежде всего, он приказал расчистить места, где только можно подняться, но затем, натолкнувшись на неприступные скалы и откосы, он признал борьбу с природой бесполезной. Александр, любивший преодолевать препятствия, поскольку идти вперед было трудно, а возвращаться опасно, пробовал то одно, то другое, как всегда бывает, когда не удовлетворяет ни одно решение. В таком его затруднении, когда разум был бессилен, ему внезапно помогло счастье. Поднялся сильный западный ветер, а солдаты нарубили уже много деревьев, чтобы по ним взобраться на скалу. Эти деревья, нагретые солнцем, накалились и вспыхнули, и Александр приказывает рубить еще деревья и поддерживать огонь. Сложенные кучей деревья достигают высоты скалы. Поднесенный с разных сторон огонь охватил весь костер. Ветер погнал пламя в лицо неприятелю, и огромные клубы дыма закрыли небо, как тучей. Леса загудели от огня, и даже то, что солдаты не поджигали, загорелось само и поджигало все, что поблизости. Варвары пытались убежать от мучительной смерти туда, где затухал огонь, но где не было пламени, там их поджидали враги. И они погибали по-разному: частью в самом огне, некоторые прыгали со скалы, другие бросались навстречу врагам, немногие попадали в плен полуобгорелыми.

Пока Александр воевал со скалой, его полководец Кратер осаждал соседний город. Он давно мог взять этот небольшой городок, но не решался… Подготовив все, что нужно, военачальник ожидал царя, «чтобы предоставить, как и следовало, славу взятия города ему». У македонян пропало всякое желание прославиться; это стало чрезвычайно опасным занятием, ибо монополия на славу принадлежала Александру.

Даже в несущественных мелочах Александр должен быть первым, причем с бессмысленным риском для жизни. О чрезвычайно болезненном самолюбии царя свидетельствует случай на охоте, рассказанный Курцием Руфом. «Когда на редкость огромный лев побежал на самого Александра, то случайно оказавшийся рядом Лисимах, ставший впоследствии царем, хотел рогатиной встретить зверя. Царь, оттолкнув его и приказав не вмешиваться, заявил, что он один, как и Лисимах, может убить льва. Ведь однажды Лисимах, охотясь в Сирии, в одиночку убил зверя исключительной величины, который успел разодрать ему левое плечо до кости, и тот оказался на краю гибели. С укором напомнив об этом Лисимаху, царь доказал свою храбрость на деле лучше, чем на словах: он не только подпустил к себе льва, но и убил его одним ударом. Выдумка, будто Александр бросил Лисимаха на съедение льву, я полагаю, была порождена именно этим случаем». Вероятнее всего, Александр пригрозил, что бросит своего полководца в пасть льва, если он вмешается в схватку царя македонян с царем зверей.

Александр выбрал труднейший маршрут для дальнейшей экспедиции, его войско прошло самые негостеприимные места, какие только можно найти в Азии. В предгорьях Гиндукуша (древние считали эти горы продолжением Кавказа) македоняне очутились на земле полудикого племени. Диодор Сицилийский описывает трудности македонян.

Страна не имеет вида обработанной и засаженной: она лежит в сверкающей белизне снегов и застывшего льда. Не присядет и птица, не перебежит через дорогу зверь — все неприветливо и неприступно в этой стране. И все же царь, несмотря на все эти препятствия, преодолел благодаря обычному мужеству и упорству македонцев трудности переходов. Много солдат, впрочем, и людей, сопровождавших войско, выбились из сил и отстали. Некоторые ослепли от сверкания снегов и резкого отраженного света.

Курций Руф более подробно повествует о бедствиях македонян в стране, где не только нечем было поживиться, но отсутствовало даже самое необходимое для жизни.

Войско, заведенное в эту пустынную местность без следов человеческой культуры, претерпело все, что только можно претерпеть: голод, холод, утомление, отчаяние. Многие погибли от непривычно холодного снега, многие отморозили ноги, у большинства же людей пострадали глаза. Утомленные походом воины в изнеможении ложились прямо на снег, но мороз сковывал их неподвижные тела с такой силой, что они совершенно не могли сами подняться. Оцепенение с них сгоняли товарищи, и ничем другим, как принуждали двигаться. Тогда возвращалось к ним жизненное тепло, и их члены получали силу. Кому удавалось войти в хижины варваров, те быстро приходили в себя. Однако мгла была столь густа, что жилье обнаруживали только по дыму. Местные жители, никогда ранее не видавшие чужеземцев, при виде вооруженных людей леденели от страха и предлагали им все, что было в их хижинах, умоляя о пощаде. Царь пешком обходил войско, поднимая лежавших на земле и поддерживая тех, кому трудно было идти. Он появлялся, не щадя сил, то в первых рядах, то в центре, то в арьергарде…

Александр словно пытался предвосхитить славу Ганнибала, спустя сто лет совершившего грандиозное восхождение на вершины Альп со своим войском. Однако цели у двух знаменитых военачальников были разные: если Александр стремился совершить подвиг ради подвига, то Ганнибал избрал единственно возможный путь в логово главного врага Карфагена. А потому подвиг Ганнибала вызывает восхищение, авантюризм же Александра порицание; да, разве что остается посочувствовать македонянам, отмечавшим своими белеющими костями путь Александра.