Неизвестные приключения Шерлока Холмса - Адриан Конан Дойл

— Мне это уже начинает нравиться, — сказал он. — Значит, вы действительно явились ко мне от мадам фон Ламмерайн?

— А вот теперь ты переступил черту! — возопил Бойс, мгновенно ухватившись рукой за свою трость. — Я думал, тебя проймет мое предостережение, а ты позволяешь себе называть имена, которые тебе лучше бы навсегда забыть. И сейчас… — В одну секунду из полости внутри трости он извлек длинный и устрашающе острый с виду клинок, зажав его в правой руке. — Сейчас, мистер Шерлок Холмс, мне не осталось ничего, кроме как привести свою угрозу в исполнение.

— Которую, не сомневаюсь, вы слышали, Уотсон, и отнеслись к ней со всей серьезностью, — сказал Холмс.

— Естественно! — громко отозвался я.

Лакей Бойс замер на месте, а потом, увидев, как я появляюсь из спальни, вооруженный тяжелым бронзовым подсвечником, метнулся к двери гостиной. На пороге он задержался, чтобы взглянуть на нас своими маленькими, горящими на еще более пунцовом лице глазками, изрыгая при этом поток непристойностей.

— Ну, хватит! — резко оборвал его Холмс. — Кстати, Бойс, я все пытался понять, как вы убили Мадгерна, дрессировщика лошадей. Орудия убийства тогда при вас не обнаружили. А теперь все встало на свои места.

Весь грубый нахрап Бойса моментально испарился, а лицо вдруг посерело от страха.

— Боже ж мой, мистер Холмс, неужели вы могли принять все всерьез? Это была всего лишь шутка между нами, старыми приятелями… — затем он выскочил в дверь, захлопнул ее за собой и, громко топая, сбежал вниз по лестнице.

Мой друг от души посмеялся над происшедшим.

— Отлично! В обозримом будущем мистер Лакей Бойс нас едва ли побеспокоит, — сказал он. — Он, конечно, подонок, но его визит заметно поднял мне настроение.

— С чего бы?

— Это был первый проблеск света в окружавшем меня полнейшем мраке, Уотсон. Если они так опасаются моего расследования, значит, им есть что скрывать. А сейчас берите шляпу и плащ, потому что мы вместе навестим нашу страдалицу — герцогиню Каррингфорд.

Хотя наш визит был весьма кратким, я надолго запомню эту храбрую и в то же время столь прелестную женщину, которая, будучи ни в чем не повинной, столкнулась с самыми тяжкими испытаниями, какие может только уготовать человеку несправедливая судьба. Вдова выдающегося государственного деятеля, носительница одной из самых уважаемых в стране фамилий, мать очаровательной юной дочери, помолвленной с весьма знатным молодым человеком, вдруг узнает об ужасном секрете, который, сделавшись достоянием гласности, безвозвратно погубит все, на чем строилась ее жизнь, разрушит само ее существо. Не правда ли, вполне достаточно, чтобы оправдать любой эмоциональный срыв? А между тем, когда меня и моего друга проводили в гостиную особняка Каррингфорд-Хаус на Портленд-Плейс, нам навстречу вышла женщина, исполненная достоинства и внутренней грации с безукоризненным цветом и благородными чертами красивого лица. Только по чуть заметным темным кругам под ее орехово-карими глазами да по несколько излишнему их блеску можно было догадаться, какой тяжелый камень лежал у нее на сердце.

— У вас есть для меня новости, мистер Холмс? — спросила она совершенно спокойным тоном, но от меня не укрылось, как одна из ее изящных рук прижалась при этом к груди. — Любая правда лучше мучительной неопределенности, а потому я прошу вас быть со мною предельно откровенным.

Холмс поклонился хозяйке.

— Пока никаких новостей у меня нет, ваша светлость, — сказал он как можно мягче. — Я сейчас здесь, чтобы задать вам один вопрос и кое о чем попросить.

Герцогиня села в кресло и, взяв в руки веер, внимательно посмотрела на моего друга своими несколько лихорадочно поблескивавшими глазами.

— И что же это за вопрос?

— Он один из тех, который человек, не будучи вашим близким другом, может осмелиться задать только в крайних обстоятельствах, к каковым я, увы, вынужден отнести сложившуюся ситуацию, — начал Холмс. — Вы были замужем за покойным герцогом тридцать лет. Был ли он человеком чести в своей личной жизни в той же степени, в какой являлся блюстителем морали в глазах общества? Прошу, ваша светлость, ответить мне предельно искренне.

— Мистер Холмс, за долгие годы супружества между нами, конечно, случались и ссоры, и размолвки, но никогда на моей памяти муж не совершал недостойных поступков и не отступал от принципов, которые установил в жизни сам для себя. Поверьте, его политическая карьера не складывалась легко, потому что чувство чести не позволяло ему опускаться до сделок с совестью и компромиссов. Можно сказать, что как личность он был даже выше своей важной государственной должности.

— Вы сообщили мне все, что я хотел знать, — отозвался на это Холмс. — Хотя сам я не принадлежу к числу тех, кто слишком доверяет велениям сердца, я в то же время далек от мысли, что любовь ослепляет. Для человека достаточно острого ума ее эффект должен быть как раз противоположным, ибо она позволяет узнать характер любимого человека во всех его тонкостях. Ваша светлость, мы поставлены перед лицом жесточайшей необходимости, и время работает против нас. — Холмс склонился к ней с чрезвычайно серьезным выражением лица. — Я должен лично увидеть оригиналы предполагаемых брачных документов из Баланса.

— Но это же безнадежно, мистер Холмс! — воскликнула герцогиня. — Эта ужасная женщина ни за что не выпустит их из своих рук, если только не заплатить ей ту постыдную цену, которую она назначила.

— Тогда нам следует призвать на помощь хитрость. Вы сейчас же должны написать ей тщательно составленное письмо, из которого будет следовать, что вы вроде бы склоняетесь к тому, чтобы удовлетворить ее требования, но вам необходимо сначала окончательно убедиться в подлинности документов. Просите ее принять вас с глазу на глаз в ее доме на Сент-Джеймс-сквер сегодня в одиннадцать часов вечера. Сделаете?

— Я сделаю все, кроме того, чего она требует.

— Очень хорошо. Тогда последняя важная деталь. Необходимо, чтобы вы под любым предлогом ровно в двадцать минут двенадцатого заставили ее держаться подальше от библиотеки, где находится сейф, в котором она хранит документы.

— Но она может взять их с собой.

— Это не имеет значения.

— Но почему вы уверены, что сейф находится именно в библиотеке?

— Я располагаю детальным планом дома, поскольку в свое время оказал небольшую услугу фирме, с помощью которой мадам фон Ламмерайн арендовала его. Скажу больше, я этот сейф даже видел.

— Видели?!

— Вчера утром в том доме таинственным образом разбилось одно из окон, — пояснил Холмс с улыбкой. — И фирма поспешила вызвать туда стекольщика. А мне пришло в голову, что нельзя упускать такую возможность.

Герцогиня склонилась вперед, не убирая ладонь от вздымавшейся в волнении груди.

— Что вы собираетесь предпринять? — скорее потребовала она ответа, нежели просто спросила.

— Все остальное вы должны предоставить исключительно мне, ваша светлость, — сказал Холмс, поднимаясь. — Тогда, если меня постигнет неудача, отвечать за нее придется мне одному.

Мы уже прощались, когда герцогиня взяла моего друга за руку.

— Если вы доберетесь до тех ужасных бумаг и убедитесь, что они настоящие, вы их все равно похитите? — спросила она.

В этот момент мой друг посмотрел на нее, и в его взгляде мелькнула вдруг тень озабоченности.

— Нет, — ответил он тихо, но твердо.

— И будете правы! — горячо воскликнула она. — Я бы и сама не позволила их взять. Ужасная несправедливость должна быть в таком случае исправлена, какими бы последствиями мне это не грозило. Но лишь стоит мне подумать о дочери, как моя храбрость начинает изменять мне, и я чувствую только сердечную боль.

— Именно потому, что я не сомневаюсь в вашей храбрости, — сказал Холмс почти с нежностью, — мне необходимо предупредить вас, чтобы вы готовились к худшему.

Остаток дня мой друг провел, не находя себе места от нетерпения. Он непрерывно курил, пока в нашей гостиной решительно стало невозможно дышать, он перечитал все газеты, свалив их затем кучей в ведерко для угля, а потом стал просто расхаживать туда-сюда по комнате, заложив руки за спину и выпятив вперед свое узкое, полное решимости лицо. Наконец он остановился у камина, встав к нему спиной и упершись локтями в каминную доску. Глядя сверху вниз на меня, спокойно сидевшего в кресле, он спросил:

— У вас хватит духу пойти на серьезное нарушение закона, Уотсон?

— Вне всякого сомнения, Холмс, если это необходимо для благородной цели.

— И все же я едва ли имею право вовлекать в это дело вас, — колебался он, — потому что нам придется туго, если мы будем пойманы в доме той женщины.

— Только какой смысл? — заметил я. — Мы же не сможем скрыть правды.

— Верно. Но только если это действительно правда. Я просто обязан взглянуть на оригиналы этих документов.