Дело о пеликанах - Джон Гришэм

— Делайте, как я говорю, понятно? Где вы подцепили простуду?

Он чихнул в платок и заговорил таким низким голосом, каким только мог:

— Прошлой ночью. Оставил кондиционер включенным на слишком низкую температуру. Давайте будем выбираться отсюда.

— Идите за мной.

Они вышли из магазина. Дарби взяла его за руку и быстро потащила вниз по лестнице, выходившей на набережную.

— Вы видели их? — спросил он.

— Нет. Пока нет. Но я уверена, что они здесь.

— Куда, черт возьми, мы идем? — Голос был хриплым.

Они находились на набережной и почти бежали, переговариваясь, не глядя друг на друга.

— Идите со мной, и все.

— Вы идете слишком быстро, Дарби. Это подозрительно. Помедленнее. Послушайте, это же глупо. Давайте я позвоню, и мы будем в полной безопасности. Стоит мне только позвонить, и через десять минут здесь будут три агента.

Голос его звучал как надо. Ему это удавалось. Они держались за руки и спасались бегством.

— Нет. — Она замедлила шаг. На набережной было полно людей, а к колесному пароходу «Бану Квин» стояла очередь желающих прокатиться. Они встали в ее конец.

— А это еще что за черт? — спросил он.

— Вы так и будете скулить по каждому поводу?

— Да. Особенно по поводу глупостей, а глупее этого не придумаешь. Мы что, садимся на пароход?

— Да.

— Зачем? — Он вновь чихнул и непроизвольно закашлялся. Ему ничего не стоило прикончить ее одной рукой немедленно, но вокруг были люди. Люди впереди. Люди сзади. Он очень гордился чистотой своей работы, а здесь сработать чисто было невозможно. «Садись на пароход, поиграй еще несколько минут, посмотри, что получится». Он затащит ее на верхнюю палубу, убьет и сбросит в реку, а затем поднимет крик. Еще один несчастный случай на реке. Это может сработать. Если нет, он подождет. Она умрет через час. «Гэвин был нытиком, поэтому продолжай жаловаться».

— Затем, что в миле отсюда, вверх по реке, у меня в парке стоит машина. Там мы через полчаса сделаем остановку, — объяснила она глухим голосом. — Мы сходим с парохода, садимся в машину и уносим ноги.

Очередь начала двигаться.

— Я не люблю плавать. Меня укачивает. Это опасно, Дарби. — Он закашлялся и стал озираться, как загнанная дичь.

— Успокойтесь, Гэвин. Должно получиться.

Он подтянул штаны. В поясе они были на несколько размеров больше и держались только благодаря восьми парам пододетых трусов и шортов. Спортивный свитер тоже был самого большого размера, и при своих шестидесяти восьми килограммах он мог сойти где-то за девяностокилограммового.

Они уже находились почти на ступеньках трапа «Бану Квин».

— Мне не нравится это, — бормотал он достаточно громко, чтобы ей было слышно.

— Заткнитесь.

Человек с пистолетом подскочил к концу очереди и начал локтями прокладывать путь в толпе людей с многочисленными сумками и камерами. Туристы стояли так плотно прижавшись друг к другу, как будто поездка на речном пароходе была величайшим удовольствием. Он убивал и прежде, но не в таких многолюдных местах, как это. Ее затылок был виден в толпе. Он отчаянно расталкивал очередь. Некоторые набрасывались на него с бранью, но он и глазом не моргнул. Пистолет находился в кармане, но, приблизившись к девушке, он выхватил его и держал у правого бедра. Она почти взошла на пароход. Он подналег и сбил нескольких человек с ног. Увидев пистолет, они подняли крик. Она держалась за руки с мужчиной, который без остановки говорил что-то. Она была уже готова ступить на палубу, когда, сбив с пути последнего человека, подбежавший стремительно приставил пистолет к основанию головы, чуть пониже красной бейсбольной кепки. Он выстрелил всего раз. Люди с криками стали падать на землю.

Гэвин тяжело упал на ступени. Дарби вскрикнула и в ужасе отпрянула. В ушах стоял звон от выстрела и воплей людей, указывающих в их сторону. Человек с пистолетом убегал что есть мочи в сторону торговых рядов и толпящихся там посетителей. Толстый мужчина с камерой кричал ему вслед, и Дарби секунду смотрела на него, пока он не скрылся из виду. Возможно, она видела его раньше, но сейчас она не могла думать об этом. Она истерически кричала и не могла остановиться.

«У него пистолет!» — вскрикнула стоявшая рядом женщина, и толпа шарахнулась прочь от Гэвина, который стоял на четвереньках с маленьким пистолетом в правой руке. Он раскачивался взад и вперед, как младенец, пытающийся ползать. Кровь струилась по его подбородку и образовывала лужу под его лицом. Голова свесилась почти до самой земли. Глаза были закрыты. Ему удалось сдвинуться вперед всего на несколько десятков сантиметров, и его колени теперь оказались в темно-бурой луже. Толпа отпрянула дальше, пораженная зрелищем борьбы раненого со смертью. Он опять бесцельно качнулся вперед, обуреваемый жаждой жизни и движения. И тут он завыл, громко и жалобно, на языке, которого Дарби не приходилось слышать. Из носа и по подбородку потоком лилась кровь. Завывание на незнакомом языке продолжалось. Двое из команды парохода свесились над трапом, наблюдая, но не решаясь сдвинуться с места. Их беспокоил пистолет.

Заплакала одна из женщин, затем другая. Дарби сместилась еще назад. «Он араб», — сказала маленькая брюнетка. Эта новость ничего не означала для толпы, которая теперь была загипнотизирована зрелищем.

Он рухнул вперед на край набережной. Пистолет упал в воду. Его голова, истекающая кровью, свесилась над водой. Сзади послышались выкрики, и к нему бросились двое полицейских.

Десятки людей подались вперед, чтобы увидеть убитого. Дарби протиснулась назад и покинула место происшествия. У копов будут вопросы, а поскольку ответов у нее не было, она предпочла исчезнуть. Ей необходимо немного посидеть, чтобы преодолеть слабость и собраться с мыслями. В торговом центре был устричный бар. В обед здесь всегда было много посетителей. В дальнем конце его она нашла туалеты и закрылась в кабинке.

С наступлением темноты она покинула «Риверуолк». Через пару кварталов находился отель «Вестин», и она надеялась добраться до него, не будучи пристреленной на тротуаре. Под новым черным френчем на ней была другая одежда. Новыми были также солнечные очки и шляпа. Она устала тратить деньги на ненужные вещи, как, впрочем, устала и от многого другого.

До отеля она добралась на одном дыхании. Свободных номеров не было, и ей пришлось ждать около часа в хорошо освещенном холле, попивая кофе. Пора было уезжать из города, но нельзя быть неосторожной. Надо думать.

Но может быть, она раздумывает слишком много. И они, возможно, принимают ее за «мыслителя» и соответственно строят свои действия.

Она вышла из отеля и пошла на Пойдрас, где остановила такси. За рулем сидел пожилой негр.

— Мне надо в Батон-Руж, — сказала она.

— Бог мой, милая, это же ужасно далеко.

— Сколько? — быстро спросила она.

Он подумал секунду.

— Полторы сотни.

Она забралась на заднее сиденье, а на переднее бросила две купюры.

— Здесь две сотни. Поезжайте как можно быстрее и смотрите назад. За нами могут следовать.

Он отключил счетчик и сунул деньги в карман рубахи.

Дарби легла на сиденье и закрыла глаза. Это было неинтеллигентно, но, если обращать внимание на такие мелочи, можно потерять голову. Старый негр был хорошим шофером, и вскоре они уже неслись по автостраде.

Звон в ушах прекратился, но она все еще слышала выстрел и видела его на четвереньках, раскачивающегося взад и вперед и пытающегося продлить свою жизнь еще на одно мгновение.

Томас вспоминал однажды, что Вереека звали Голландец, но со временем, когда они закончили юридическую школу и стали серьезными юристами, прозвище забылось. Голландец не мог быть арабом.

Ей удалось лишь один раз взглянуть на его убийцу, когда тот убегал прочь. В нем было что-то знакомое. Убегая, он на мгновение полуобернулся вправо, и тут что-то мелькнуло. Но она в тот момент находилась в состоянии, близком к истерике, и восприятие было туманным. В глазах у нее все поплыло, и на полпути в Батон-Руж она крепко заснула.

Глава 26

Директор Войлз стоял за своим служебным вращающимся креслом. Пиджак висел на стуле, а большинство пуговиц на его несвежей и мятой рубахе было расстегнуто. Часы только что пробили девять вечера, и, судя по одежде, он находился в кабинете не менее пятнадцати часов. И не собирался уходить.

Он выслушал говорившего, пробормотал несколько указаний и положил трубку. За столом напротив сидел Льюис К.О. Дверь была открыта, свет включен, никто не уходил. Настроение царило серьезное, и лишь изредка раздавался тихий шепот.

— Это был Эрик Ист, — сказал Войлз, мягко опускаясь в кресло. — Он прибыл туда два часа назад, и они только что закончили вскрытие. Он единственный присутствовал на нем. Одна пуля в правом виске, но смерть наступила раньше от единственного удара в область второго и третьего шейных позвонков. Позвонки раздроблены на мелкие осколки. Пороховые ожоги на руке отсутствуют. Другим ударом сильно повреждена гортань, но не это стало причиной смерти. Он был голый. Смерть наступила вчера примерно между десятью и одиннадцатью часами вечера.