Сочинения - Марк Эфесский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
† Ефеса и всей Асии Марк.
Честнейшему в священномонасех и мне о Господе возлюбленнейшему и достопочтеннейшему Отцу и Брату, Кир Феофану.
360
8. Отрывок из письма св. Марка Императору Иоанну Палеологу.Этот отрывок из письма св. Марка Императору Иоанну Палеологу слишком краток, чтобы можно было заключить, когда, где и по какому поводу оно было написано Императору.
Помещено оно у Миня: Migne. Patrologiae Cursus Completus. Series Graeca. Tom. 160, col. 1104. с издания которого и делаем настоящий перевод сего послания на русский язык.
Возможно, что оно написано уже в последнее время жизни Святителя, когда он уже ясно чувствовал то небесное наслаждение «будущих благ», которые он уготовал себе своим исповедничеством и общей святостью жизни.
«Цветы имеют в себе очарование, но скорее слова проходят и увядают, дабы, познав присущую им немощь и мимотечность, мы искали истинное и присное наслаждение — блаженное, непрестающее, ненарушимое, — которое в этом мире душа испытывает в Божественных Словах, вскормляемая ими и всегда услаждающаяся в размышлениях о Господе, радующаяся же надеждою будущих благ, а после настоящей жизни улучающая желанное, радуясь во веки. Ибо говорится: «Глас радования и спасения в скиниях праведных».
Предсмертное завещаніе Георгію Схоларію
Маркъ Ефесскій — Схоларію.
Свидетельствую и торжественно объявляю касательно владыки Схоларія, что я его знаю съ самаго нежнаго возраста его, что я привязанъ къ нему дружбою, что я люблю его, какъ моего сына, какъ моего друга, — хотя некоторыя измененія въ нашихъ взаимныхъ дружественныхъ отношеніяхъ могутъ быть припомянуты. Живя безпрестанно вместе съ нимъ, даже до сего часа, когда я чувствую приближеніе моей кончины, я вполне знаю силу его ума, его мудрость, силу его речи; и поэтому я уверенъ, что изъ всехъ, находящихся въ это время лицъ, онъ одинъ въ состояніи подать руку помощи Православію, обуреваемому отъ пытающихся потрясти чистоту догматовъ; онъ одинъ, съ помощію Божіею, въ состояніи оградить Церковь и укрепить Православіе, пребывая вернымъ и не скрывая светильника подъ спудомъ. Я не могу думать, чтобы внутреннее сочуствіе или заглушеніе гласа совести было причиною того, что онъ не съ свойственнымъ ему рвеніемъ и усердіемъ ратовалъ за Церковь, видя ее осаждаемою волнами, когда Вера была потрясена бурею и когда онъ зналъ, что ему предлежало защищать ее, — причиною тому была только одна слабость человеческая! Кто мудръ, какъ онъ, тотъ не можетъ не видеть, что разрушеніе вселенскаго Православія разрушаетъ все! — Быть можетъ, въ это прошедшее время, онъ считалъ достаточнымъ для того заступничество некоторыхъ другихъ и всего более мое, — и поэтому онъ не проявилъ себя явнымъ защитникомъ истины, и, безъ сомненія, удержанъ былъ некоторыми временными обстоятельствами или мірскими соображеніями; но я ничего не сделалъ, или весьма малымъ способствовалъ для защиты Церкви, не имея ни достаточнаго могущества слова, ни силъ, — а теперь я прихожу къ истленію — и что можетъ быть ниже истленія!
Если онъ могъ тогда думать, что мы одни были въ стостояніи оградить Церковь и считалъ безполезнымъ самъ предпринять то, что могли совершить другіе, — то ныне, когда я уже готовъ отойти отъ сего міра, я не вижу кроме его никого другаго, кто бы могъ, какъ я думаю, заменить меня для защиты Церкви, святой Веры и догматовъ Православія, и, по сей причине, я поручаю это дело ему. Будучи не токмо призванъ, но и понужденъ настоящими обстоятельствами, да воспламенитъ онъ искры благочестія, живущія въ немъ, и да ратуетъ за святую Церковь, за правоверіе, — и да приведетъ, съ помощію Божіею, къ желаемому концу то, что я не могъ довершить самъ. Такъ, онъ успеетъ въ этомъ, по благости Божіей, при свойственной ему мудрости и съ темъ даромъ красноречія, которымъ онъ обладаетъ, — если эти дары будутъ имъ употреблены въ надлежащее время.
Во всякомъ случае, онъ обязанъ, какъ передъ Богомъ, такъ и передъ святою Верою и Церковію, верно и благочестиво ратовать за Православіе; но не менее того и я самъ заповедываю ему эту борьбу, — да заменитъ онъ меня, ратника Церкви; да разливаетъ святое ученіе, согласно православнымъ догматамъ и да будетъ защитникомъ истины! Да уповаваетъ онъ твердо на помощь Божію и на самую истину техъ догматовъ, за которые онъ ратоборствуетъ; съ нимъ будутъ соприсутствовать святые церковноучители, съ нимъ боговдохновенные святые отцы, съ нимъ великіе богословы; онъ получитъ возмездіе отъ верховнаго Судіи, отъ Того, Который призоветъ къ Себе всехъ, подвизавшихся за Веру. Обязанный передъ Церковію употребить все силы для поддержанія догматовъ Православія, онъ долженъ также, въ торжественную минуту моей кончины, обязаться передо мною, который завещаваетъ ему этотъ подвигъ, въ надежде, что мои труды, имъ продолжаемые, принесутъ плодъ сторицею, подобно семени, брошенному въ добрую землю. И такъ, да ответствуетъ онъ мне на это, дабы я вполне успокоился, прежде чемъ отойду отъ сей жизни, и дабы я не умеръ въ печали, отчаяваясь спасти Церковь!
Печатается по изданію: Не изданныя сочиненiя Марка Ефесскаго [и] Георгiя Схоларiя. / Перевелъ съ рукописей Парижской Императорской библiотеки Авраамъ Норовъ. СПб.: [Въ Типографiи Департамента Уделовъ.], 1860. — С. 43–47.
Противъ техъ, которые спрашиваютъ: зачемъ Богъ, сотворивъ человека ленивымъ на добро и удобопреклоннымъ на зло, потомъ наказываетъ его за грехи?
Предлагаемый переводъ сделанъ съ текста Мюнхенской рукописи, въ первый разъ отпечатанной, въ Греческомъ подлиннике, Бернскимъ Библіотекаремъ Албертомъ Яномъ (Iahn) въ журнале Zeitschrift für die historische Theologie, Iahrg. 1845, 4 Heft, s. 42. Читатели заметятъ здесь, что Маркъ Ефесскій, столь знаненитый по своимъ грознымъ обличеніямъ противъ Флорентинскаго собора и Западной церкви вообще, не менее заслуживаетъ вниманія и какъ мирный учитель чадъ Православной Церкви, хотя труды его въ последнемъ роде очень мало известны.
«Отъ природы медленъ человекъ на добро; и столько недутовъ развилось въ немъ отъ неразумной части души и отъ немощи телесной, что почти необходимо стало ему безпрерывно грешить. Поэтому надлежало бы или сообщить ему какую–либо ангельскую силу, для освобожденія его отъ сихъ недуговъ, и даже высшую ангельской, чтобы онъ могъ творить добро, — или уже не требовать отъ него такой деятельности, для которой напередъ не даровано ему потребной силы, и темъ более не осуждать его за грехи на вечныя, конца неимеющія мученія. Кажется, и самъ Богъ о семъ свидетельствуетъ въ священномъ Писаніи, когда говоритъ: прилежитъ помышленіе человеку прилежно на злая отъ юности его (Быт. 8, 21); никтоже чистъ отъ скверны (Іов, 14, 4); кто похвалится чисто имети сердце (Притч. 20, 9)?»
Противъ такихъ–то умствованій направимъ мы речь свою, при помощи Божіей, и прежде всего заметимъ следующее: Богъ есть, во–первыхъ, Сый, во–вторыхъ, Благій. Сіи два имени — самыя главныя и по значенію обширнейшія изъ всехъ, какія Ему приписываются. Первымъ именемъ Онъ самъ назвалъ себя въ Ветхомъ Завете, предъ Моисеемъ на горе (Исх. 3, 14); а другое употреблено Единороднымъ Его Сыномъ, который для того и приходилъ въ міръ, чтобы сообщить намъ, сколько мы можемъ вместить, веденіе Отца (Матф. 19, 17). Но, когда слышимъ мы, что Богъ есть Сый, мы тотчасъ приходимъ къ мысли о блаженномъ существе Его, по которому собственно Онъ выше всякаго знанія и, какъ некое безбрежное и безпредельное море, заключаетъ въ себе всякое бытіе: когда же Онъ именуется Благимъ, то мы представляемъ Его началомъ деятельнымъ, которое сообщаетъ себя и другимъ существамъ; потому–что, при этомъ лишь условіи, благій и можетъ называться благимъ, если т. е. онъ будетъ благодетельствовать кому–либо. Следственно оба эти наименованія, — и то, которое означаетъ сущность въ Боге, и то, которымъ указывается на Его деятельность, равно должны распростираться, — первое на три ипостаси, которыя суть: Отецъ, Сынъ и Святый Духъ, а последнее на разные роды могущества, на разныя действія. И какъ въ первомъ отношенiи называемъ мы Бога тріипостаснымъ, такъ въ последнемъ по справедливости величается Онъ всемогущимъ.
Что скажуть противъ этого злоязычники, готовые за все упрекать богослововъ? Не будутъ ли порицать последнее разделеніе, яко бы оно противно несложности Божества? Но въ такомъ случае пусть уже они не различаютъ въ Боге, какъ Сущемъ, трехъ ипостасей, когда не хотятъ допустить разности въ действіяхъ Его, какъ Благаго: — тогда по–крайней–мере мудрованіе ихъ будетъ совершено Іудейское и вполне достойно ихъ неразумія. Нетъ; Богъ нераздельно разделяется и неслитно соединяется, — говоря богословскимъ языкомъ. И если въ одномъ отношеніи не выходитъ, отъ разделенія, сложности въ Божестве, то не будетъ ея и въ другомъ; а когда здесь она есть, то должна быть, конечно, и тамъ. Но мы уклоняемся отъ главной мысли. Обратимся же опять къ ней.