Вторая Советско-финская война, 1941 год - Анатолий Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта наивная вера в проводную связь – да еще вдоль редких лесных дорог – рухнула в первые же дни войны, когда пара диверсантов с двуручной пилой за час лишали связи дивизии, армии, а то и целые фронты. В то же время насыщенность войск радиосвязью (радиостанциями) была вполне на современном уровне – имелись даже ротные, не говоря о батальонном звене, приемо-передающие станции. Так, в гаубичном артполку при штатных 36 гаубицах находилось 37 радиостанций (по крайней мере, должно было быть) [4]. Однако по старинке любой командир первым делом (особенно в начале войны) обращался к полевому телефону, а письменные распоряжения зачастую доставлялись, как и во времена Батыя, конным нарочным. Фильмы и книги о войне донесли до нас яркую картину, как в критический момент боя комбат (комполка, комдив, командарм) в случае нарушения связи гневно требует: «Связь!» – и моментально срывается с места солдатик-связист искать обрыв на линии, чтобы героически зажать его зубами. Рации упоминались только в фильмах и эпопеях о бесстрашных разведчиках, повторяющих в эфир обязательно пересохшими губами: «Волга, Волга, я – Ромашка, как слышно, прием…».
А в это время немецко-фашистский генерал Гудериан катил в командирском танке в голове своей танковой группы и именно по радио управлял передвижением своих дивизий и держал связь с люфтваффе. Справедливости ради отметим такую запись в ЖБД-7А: «Отрабатывалась радиосвязь», но телефон все равно был привычней. Когда в полосе Юго-Западного фронта «фирменная» телефонная спецсвязь Наркомата обороны была полностью нарушена (столбы спилили), пришлось задействовать существующие линии сельских районов Наркомата связи, а попросту почты. Не забудем и то, что любой интересующийся обстановкой на фронте и распоряжениями советского командования вражеский лазутчик мог спокойно подключить оборванные провода к своему переносному аппарату и насладиться русским матом.
Отношение к радиосвязи в предвоенном СССР выражено, в том числе, и в Полевом уставе ПУ- 1939 г.: «В период сосредоточения войск, перегруппировки, подготовки порыва и в обороне до начала атаки противника применение радиосвязи запрещается. Передача по радио оперативных приказов и донесений о принятых решениях от дивизии (бригады) и выше допускается лишь при полной невозможности использовать другие средства связи» [5] . И эта осторожность заложена в Уставе из-за опасения радиоперехватов и, что уже совсем непонятно, пеленгации передатчика противником – как будто армейские штабы располагались на вражеской территории в окружении пресловутых и таких популярных в фильмах о шпионах автопеленгаторов с вращающейся антенной на крыше.
Интересная запись из ЖБД-7А о характере местности: «В общем, этот театр военных действий (Средняя Карелия – авт.) можно охарактеризовать как малокультурный (театров, что ли, не хватает – авт.), крайне неудобный для маневрирования крупными соединениями и трудный в отношении ведения войсковых операций».
20 июня части 7 армии занимаются боевой подготовкой и «расчисткой зоны обстрела перед дотами и дзотами (а значит, они были – авт.)». О нападении Германии 22 июня одни части и соединения узнали из сообщения Молотова по радио в 12 часов по Москве, другие – только из приказа командарма. Секретность достигала таких немыслимых масштабов, что не все командиры полков решились поставить в известность свой личный состав о начале войны. «Как бы чего не вышло…».
Но война-то началась с немцем, а что же финны? А финны были просто «по жизни» враги, хотя ни командиры, ни политорганы не «накачивали» подчиненных в этом духе, а дополнительных приказов сверху и разъяснений не было – кто же нам финны на самом деле на тот момент. Удивительно, но ни в одном документе (ЖБД) не удалось обнаружить следов реакции командования всех уровней на официальное объявление Финляндией войны СССР, последовавшее вечером 25 июня. Ни в записях от 26 июня, ни от 27 и так далее. ( В приказе командарма Гореленко от 27 июня только было отмечено в одну строку, что Финляндия объявила нам войну – без соответствующих эмоций и призывов). Война случилась как-то сама собой, она, получается, имела перманентный характер еще с 1939 года. Факт объявления войны прошел незамеченным как совершенно рядовое и будничное дело. Как будто раз и навсегда раскрученный маховик уже вращался сам по себе, помимо желания и воли людей. Здесь тоже скрыта какая-то страшная военная тайна Красной Армии: все уже пребывали в состоянии войны, но она началась «внезапно и вероломно».
15.1. 337 стрелковый полк 54сд 7-й армии против финской армии на Ребольском направлении.
О действиях двух полков 54сд на Ухтинско-Кемском направлениях мы уже писали в предыдущих главах. Теперь о войне третьего, 337 стрелкового полка, той же дивизии на Ребольском направлении – это на целых 300 км (!) южнее дислокации двух остальных. Расстояния совершенно немыслимые в плане оперативного управления из единого штаба, что, безусловно, скажется на ходе военных действий. Опять, наступление финских частей именно на этом направлении было обусловлено наличием грунтовой (шоссейной) дороги от госграницы в направлении Кировской ж.д. (на станцию Кочкома).
337сп был усилен двумя гаубичными дивизионами, ему же подчинялся отошедший от госграницы 73-й погранотряд. Судьба этого полка – трагическая и героическая одновременно – перекликается с тяжелой долей, выпавшей сотням других таких же частей Красной Армии в 1941 году. В июле, практически сразу с началом боевых действий 337сп попадает в крайне тяжелое положение.
На начало войны в 337сп по списку числилось 4055 чел. л/с [6 ] (при штатной численности стрелкового полка 3182 чел. [7 ]. В первые месяцы войны штаты были срочно пересмотрены и вот в стрелковом полку уже к августу 1941 г. полагалось по штату №04/601 всего 2695 человек [8], в погранотряде около 1300 чел., и в двух артдивизионах порядка 500 человек [9]. Итого около 5800 человек личного состава. Полк занимал позиции западнее с. Реболы примерно в 20-30 км от госграницы, прикрывая развилку дорог на восток к поселку Мауезерский и на юг в южную часть Карелии. Реболы расположены, в свою очередь, в северо-западном «углу» большого озера Лексозеро и являются как бы центром провинции,