Навья кровь (СИ) - Боровикова Екатерина Копилка

На фоне того, что девушка видела этой ночью, детские обиды исчезали, как утренний туман под солнцем.

Да, Юля любила выпить, в городе так вообще этим сильно увлекалась. Иногда её даже было не добудиться. Но Лиза при этом всегда была накормлена, умыта и обласкана. Перед тем, как свалиться в пьяном забытьи, мать всегда обнимала её, целовала, шептала невнятно о каком-то прощении… В детстве девушку это злило и раздражало, но сегодня утром вдруг стало умилять. К тому же здесь, на ферме, Юля никогда не напивалась до бесчувствия, а во время беременностей и кормления грудью спиртное даже нюхать боялась.

Ещё до появления отчима у матери калейдоскопом сменялись кавалеры. И все они были какие-то мутные, грубые, напыщенные. Юля стелилась перед ними, под каждого подстраивалась, и Лизу это всегда ужасно бесило. И только сегодня утром Лиза поняла: Юля искала, на кого можно опереться, кому можно доверить свою безопасность и безопасность своих детей, включая старшую, «безотцовщину».

«Разве мама виновата, что всегда искала не там и не тех? Где сироте было подсмотреть нормальные отношения? Она ничего, кроме очень-очень дерьмовой жизни, и не видела даже. На фоне всего предыдущего отчим ничего ещё. Хотя нет. Даже „на фоне“ он всё равно — урод».

Лиза вернулась на кровать, свернулась под одеялом калачиком.

«Сколько же она видела несправедливости и насилия! И ведром не вычерпаешь».

Девушка снова задумалась о своём происхождении. Мама должна была умереть, это аксиома. Да все знают, что человеческая женщина может, конечно, сексом с нечистью заниматься, но вот остальное! Кто-то, забеременев, умирает сразу, кто-то рожает монстра или монстров и погибает в процессе… Бывает по-всякому, но в живых не остаётся никто. Организм не выдерживает. Именно поэтому потусторонние твари пренебрежительно называют женщин «самками» или «сосудами».

«Может, я дочь не Змея, а одного из тех уродов, из поселения? Или обоих сразу? Или вообще, их всех троих!»

О том, как зарождается жизнь, Петрович, естественно, знала — на ферме хватало животных, а отчим неоднократно подчёркивал важность своего отцовства для многочисленных отпрысков. Но, конечно же, речь не о клеточном уровне. Поэтому нюансов вроде того, как получаются близнецы и сколько у человека может быть биологических родителей, Лиза не представляла. Впрочем, как и большинство людей, далёких от простого врачевания и магического целительства.

Всё сильнее становилось ясно, что без пары литров крови и фолианта путевого камня не разобраться.

«Осталось дождаться более-менее приемлемого накопленного объёма. Жаль, что Ярославу не получится уговорить ускорить процесс. Она, конечно, от дополнительной оплаты не отказывается никогда, но только если разговор не идёт о вреде здоровью».

Впервые Лиза пожалела, что медики Гомеля слишком ответственные.

«Ну, ничего. Попрошу шефа нагрузить работой посильней. И время быстрее пролетит, и на ферме меньше маячить буду. И вообще, скорее бы лето».

Думы внезапно перескочили на насущные проблемы. Ненавистный Олег Дмитриевич после первой весенней грозы, то есть, после того, как оживала всевозможная нечисть, из домоседа превращался в любителя исчезнуть без предупреждения. Вот он носится по полям, отчитывает нерадивых работников, через полчаса рассказывает прачкам, как правильно полоскать бельё, вечером в порыве добродушия разрешает подключить общий дом к генератору, чтобы дети могли посмотреть древний мультфильм на огромном экране, а утром его нет. И даже дежурная жена не может сказать, куда он подевался. Возвращался точно так же, незаметно и внезапно. Иногда через несколько часов, иногда — через пару дней. Но больше, чем на неделю, ферму без присмотра не оставлял.

Когда он исчезал по вот этим вот своим непонятным делам, Лизе казалось, что в поселении становится легче дышать. В прямом смысле. Будто лопается невидимый ремень, плотно стягивающий грудь.

В Гомеле тоже всегда так дышалось: свободно. И в детстве, и сейчас, когда девушка зачастила в него по работе. И при этом Лиза очень любила именно ферму, Гомель же всегда казался ей чужим.

«Если бы не отчим, это место было бы лучшим на земле. И люди здесь хорошие, и природа, и вообще… Маме идеально подходит».

И снова мысли вернулись к видению. Неизвестно, сколько бы Лиза ещё провалялась в постели, снова и снова прокручивая в голове несчастия Юлии, если бы люк в полу не приоткрылся и на чердак не ввинтился щекастый паренёк.

— Джеро? — удивилась девушка, глядя на смущённого мальчишку. — Ты чего тут делаешь?

— Спишь? — вопросом на вопрос ответил восьмилетний Джеро. — Почти девять уже.

— Не сплю, — заявила Лиза и в доказательство села, кутаясь в одеяло. — Так чего тебе надо?

Джеро привёл три года назад Олег Дмитриевич. Сам. Сказал, что ребёнка нашли в пустошах, в развалинах какого-то безжизненного города. Джеро давно научился говорить на русском и, кажется, даже стал забывать свою малую родину, теперь он почти ничем не отличался от остальных сирот фермы, но при появлении мальчик говорил на японском. Пришлось воспользоваться переводчиком, но даже с ним так и не получилось выяснить, откуда именно Джеро. Мальчик рассказал, что жил в маленькой общине где-то на вязком берегу в устье реки, впадающей в море, у них были лодки и много рыбы, плюс небольшое рисовое поле. Однажды из воды появились чудовища и напали на поселение.

Джеро спасся, так как в испуге убежал вверх по течению. Как оказался в городе, не понял. А вот взрослые сразу сообразили, что он самостоятельно попал в Изнанку, прошёл сквозь неё, каким-то чудом выжил и вновь оказался на человеческой территории.

Этот способ перемещения между мирами использовали редко. Как и во времена лилового тумана, невозможно было предсказать, где окажешься и сколько времени займёт путешествие. Хотя, конечно, имелись и плюсы — например, никакого контроля со стороны проводников, и оружие можно носить с собой.

Глядя на переминающегося с ноги на ногу мальчика, Лиза впервые подумала о «хождении по воде». Возможно, ей стоило бы рискнуть и освоить этот способ передвижения по миру. Ещё больше свободы, ещё больше самостоятельности.

«В конце концов, домой всегда можно вернуться через телепорт. Их по земле миллионы понатыкано, если не миллиарды».

— Папа попросил передать, что ждёт тебя к десяти утра на важный разговор.

Лиза вскочила, испугав Джеро, который даже сделал шаг назад и чуть не провалился в до сих пор открытый люк.

«Неужели он решил закончить то, что начал вчера⁈ Нет, не посмеет. Он не будет портить собственную репутацию! Он же „отец“, а значит, защитник, а не насильник, он же предпочитает зрелых женщин, готовых к материнству, и всё такое прочее. Да и не должен ничего этот упырь помнить, ведь он меня захотел по моей собственной вине, а потом я же ему мозги отшибла».

— Я скажу, что ты придёшь?

— Конечно. Спасибо, что прибежал.

«Нет, дело не в этом. Он в окно, наверное, видел, как я в снегу копаюсь. Не отдам Кобру, пусть хоть плёткой, хоть изгоняет. В Гомель перееду, вид на жительство должны дать, я же на город работаю! Ни за что не отдам».

Лиза торопливо оделась, проверила тайник: треугольное пространство за спинкой кровати, образованное скатом крыши. По всему чердаку оно было зашито досками, образуя что-то вроде низенькой метровой стены. За кроватью Лиза ещё два года назад нашла плохо прибитую доску, расшатала её, вытащила теплоизолирующий материал, который потом в лучших традициях шпионских книг сожгла в печке, а образовавшуюся нишу решила использовать для сокрытия своих личных сокровищ.

Которых у неё так и не завелось, поэтому тайник всегда пустовал. Но вот теперь в нём лежал арбалет — первая по-настоящему ценная вещь, её личная собственность.

Она сама не понимала, почему ей так нравится оружие. Даже не стреляла из него ещё ни разу. Удостоверившись, что за ночь Кобра не исчезла, не сломалась и не превратилась в тыкву, девушка поспешила вниз.

Мама хлопотала у печки. В слинге за её спиной спала Глаша, близнецы штурмовали стенки большого манежа в центре комнаты, Наташа сидела в уже тесноватом для неё детском стульчике и лепила что-то из крутого теста. Баба Софья у окна стирала в пластиковом тазу.