Стычки локального значения. - Дмитрий Бондарь

— Что нужно сделать, Пьер?

— Нужно обеспечить всех будущих подданных работой. Чтобы народ перестал смотреть в сторону Испании и Франции. Фабрику телевизоров, компьютеры, горноспасательное оборудование, связь — областей вложения капиталов множество. Не все они станут прибыльными, но ведь не прибыль важна? Потом перепродадим производство каким-нибудь американцам. Пара тоннелей сделает здешний народ гораздо счастливее. Неплохо было бы вложить немного денег в местный университет, построить для него небольшой кампус, возможно несколько ежегодных лекций профессоров из Сорбонны или Комплутенсе. Стань для них родным отцом и за те тысячу франков и пять сотен песет, что мы платим в Париж и Сео-де-Уржель (резиденция Урхельского епископа — второго номинального патрона княжества, деньги, о которых упоминает Персен — ежегодная дань подданных своим номинальным князьям), твои подданные станут носить тебя на руках!

— Все так просто?

— Я вот прикинул примерную смету, — Пьер полез в свою всевмещающую тумбочку, — вот. Думаю, за пару сотен миллионов франков ты можешь стать не только князем или королем — это уж как с Папой договоришься, но и живым богом Ра или на местный манер — Егуцки, как захочешь!

— Мне нужно будет здесь бывать до референдума?

— Тебе нужно будет здесь жить, Захария! Носить на руках маленьких сопливых андоррцев, помогать старухам переходить через улицы и снимать кошек с деревьев. Пить только местные вина и есть только здешний сыр!

— Не царское это дело, — я представил себя карабкающимся по сосне за каким-нибудь полосатым «Базилем».

— Два-три месяца вполне можно потерпеть. Много ли в нынешнем мире монархов? Не считая туземных, конечно? И тех, которые в изгнании.

Я стал считать:

— Японский, испанский, бельгийский, голландский, английский, датский, норвежский, шведский, Люксембурги, Лихтенштейны, Гримальди, еще святоши из Ватикана и Мальтийского дворца. Еще немного арабов, азиатов, африканцев… Пальцев не хватит.

Пьер наполнил еще раз бокалы, протянул один мне:

— Это хорошее занятие — править своей собственной страной. Ты же не станешь обижать ее граждан?

— Зачем?

— Ну не знаю… Детские комплексы, желание объявить войну Советскому Союзу или Штатам?

Я едва не поперхнулся его фантазиями, уронил несколько капель вина на пол и на всякий случай сел.

— Нет? Ну тогда все замечательно. Программу развития страны я тебе составлю. Всех территорий. Ведь наша договоренность в силе — премьер-министром буду я?

— Верно. Только имей в виду, что воплощать эту программу тоже будешь ты.

— Я на это и намекаю. С МВВ все вышло отлично, я тебя не подвел! — напомнил мне Пьер о нашей первой крупной операции.

С «Мессершмиттом» и в самом деле вышло неплохо. Там все еще сидели в директорах прежние люди, но герр Шульц из венского офиса OMV уже искал новых. Не потому что я считал некомпетентными старых, они вполне еще могли сослужить службу, но все вместе они однажды уже завели фирму в тупик и давать им возможность сделать это еще раз я не собирался.

Комиссионные Персена составили достаточно круглую сумму, так что жаловался на недоверие он зря.

— Я верю тебе, Пьер. Продолжай в том же духе. Думаю, что через месяц я смогу переселиться сюда из Лондона. Завтра же пришлю своих людей для подготовки. И деньги тоже завтра получишь. Действуй, Пьер!

— Вот еще что! Есть некоторое количество бумаг по немецким делам, которые тебе нужно бы подписать, — вспомнил Пьер. — Доверенности, распоряжения, ну, ты понимаешь.

— Я подпишу, Пьер, но и у меня к тебе есть еще одно дело.

Мне пришлось рассказать историю Квона и Шона, вызвавшую у Персена взрыв смеха.

— Квон испугался, значит? А Малкольм месяц работал впустую, подготавливая «поглощение века»? Насмешил, Зак. Так насмешил, что… Слушай, давай напишем киносценарий? В главной роли бедняги Квона — Пьер Ришар, злой Депардье пытается его разорить, все эти переживания, метания, надежды! А в конце выскакивает Бельмондо и им обоим… Это ж надо такое!

Мне-то совсем было не весело. Я допил вино и поставил бокал на какие-то важные бумаги.

— Так вот, Пьер, я больше не хочу сталкиваться с таким идиотизмом, когда правая рука не знает, что делает левая. Понимаешь?

— Да уж, — пробормотал покрасневший Пьер.

— И вот что я придумал: координировать деятельность моих людей будешь ты и твой банк. Если я вскоре стану королем этой замечательной страны, то и дела мои вести должен андоррский банк, не так ли?

Персен задумался. Он прошелся по кабинету от окна до двери, потом обратно, покачался на носках туфель у вида на горы.

— Скажите, мистер Майнце, — очень вежливо начал толстяк, — ведь ваше состояние никак не меньше десяти миллиардов долларов. Так?

— Ну, около того. Не меньше.

— И вы, по сути, предлагаете мне и моему маленькому банку заняться управлением этими деньгами?

— Верно, Пьер.

Он опять надолго задумался и снова забегал по кабинету, как ходят тигры в зоопарках вдоль клеток: влево-вправо, влево-вправо, безостановочно, с настойчивостью упертого упрямца.

В конце концов его пухлые ножки не выдержали этой беготни, он плюхнулся на стул и выдохнул:

— Вынужден отказать вам, мистер Майнце. Нет-нет-нет! Не уговаривайте меня. Я прекрасно себя знаю. У нас просто не хватит квалификации — справиться с такими деньгами! Я боюсь все испортить. Одно дело — быть главным в этом андоррском болоте, и совершенно другое — то, что вы предлагаете, я не смогу, я не справлюсь!

Признаться, он смог меня удивить! Я видел, как сильно ему хочется — до слез, но в то же время он прекрасно соображал, что это необыкновенно серьезная ответственность и отказался! Теперь я точно знал, что именно Пьер мне нужен для этого дела.

— Старина, послушай меня! — я подошел к нему и положил на плечо руку. — Никто не собирается взвалить на тебя всю ответственность за эти деньги. Ты будешь следить только за тем, чтобы сделки не пересекались и мои компании не мешали друг другу. Контроль, понимаешь? Только и всего. Комиссионные будут очень хорошими.

В общем, мы договорились.

— Если речь идет о таких деньгах и таких задачах, ваши подданные будут любить вас, как родных родителей, сир, Ваше Величество! — видно было, что Пьер теряется в титуловании, желает и угодить и не обидеть.

— Брось, Пьер. Я еще не король и даже не князь. Да и потом тоже не нужно вот этого…

На самом деле такая неуклюжая и искренняя лесть была приятно и очень грела самолюбие.

Уже стоя в дверях я сказал:

— Пьер, и насчет капитала… Ты немного ошибся. Не десять миллиардов. Сорок. Готовь контракт. Завтра пришлю тебе основной список предприятий и персон. Будешь знакомиться со всеми. Тебе предстоит большое путешествие по миру. Готовься.

Садясь в машину, я услышал длиннейший спич Пьера на каком-то из местных языков, обращенный к Хоакину, Деве Марии и Иисусу Назареянину — во всяком случае, их имена звучали во фразе отчетливо.

Обратный путь до Лондона оказался почему-то вдвое короче.

А следующий день я встретил не только богатым, но и знаменитым.

Глава 9.

Когда Серый решил разделить наши капиталы на условно-европейский — мой и американо-всемирный — свой, он рассчитывал таким образом спрятаться в моей тени. Я должен был вылезти наружу и стать тем флагманом, что потащит за собой его «золотых мальчиков». Привлечь к себе внимание общественности, показать миру, что уже наступили новые времена, в которых ему придется считаться с новыми нуворишами, с новыми традициями, с новыми состояниями в руках людей, живущих по новым правилам.

Я не решился тогда оспорить его выводы и планы — потому что решил, что «жираф большой, ему видней». Да и самому хотелось почитать о себе в газетах, посмотреть на себя в телевизоре. Когда еще придется?

Еще на подъезде к офису Том недоуменно протянул:

— Пит, притормози немного. Зак, что-то впереди неладно. Авария, что ли? Толпа целая.

Я высунулся с заднего сиденья, где привычно просматривал свежие газеты, посмотрел вперед и сказал:

— Вряд ли. Кажется, я знаю, что это. Давай-ка, Пит, рули к самому крыльцу. А ты, Том, вызови людей, чтобы эти акулы пера и каракатицы диктофонов меня не растерзали.

В The Times, которую я только что пролистал, была короткая статейка со ссылкой на Le Figaro, в которой сообщалось, что некий Закария Майнце, широко известный в узких кругах портфельный инвестор и, возможно, один из самых богатых людей мира, собрался заявить о себе как о будущем короле некоего европейского государства. После дословной перепечатки французского текста следовал довольно едкий комментарий самого Чарли Уилсона о том, что частенько свалившееся с неба богатство туманит людям рассудок и делает их похожими на дураков. Несколько примеров — от бедняги Рика Брэнсона с его блеющей «Черной овцой», добравшейся в хит-парадах до пятой десятки, до пинаемого всеми кому не лень Роберта Грэма, основавшего спермобанк и решившего выращивать с его помощью гениев из генетического материала нобелевских лауреатов — должны были показать читателям, что нынешнее поколение миллиардеров окончательно свихнулось. Где-то между этими достойными парнями Чарли отвел место и мне, пожелавшему стать андоррским князем или королем.