Подвиг Антиоха Кантемира - Александр Западов

прочитал Кантемир.

— Эни, я не понимаю, — напомнила ему Джемма.

— Нельзя стихи пересказывать прозой. Это почти то же самое, что декламировать арию, — вздохнул Кантемир.

— Ничего, Эни. Смысл арии тоже нужно понимать. Хорошее либретто для певца — подарок. В искусстве все должно быть взаимно связано и способно переводиться с одного языка на другой.

— Но я пересказываю тебе стихи прозой.

— А разве проза не может быть искусством?

— Разумеется, может, — согласился Кантемир, — только здесь совсем другие законы.

— Да продолжай же, Эни, — еще раз попросила Джемма.

— Я почти кончил. В заключение я говорю о том, что мы с младенчества нищету и презрение окружающих считаем самым горючим злом, а потому бросаемся в противоположную крайность. Между тем важно придерживаться золотой середины. Необязательно означает, что ты нищ, если у тебя нет богатства. Есть еще такое понятие, как умеренность. Мудро поступают люди, живущие тихо и честно. В конечном счете именно такая жизнь может обеспечить добрую славу человеку. Добродетель сама по себе его высшая награда.

— Ты такой умный, Эни. Я всегда удивляюсь, за что ты меня любишь.

— Труднее на свете нет вопроса, за что один человек любит другого. Но я все люблю в тебе. Все, что ведомо мне и что от меня сокрыто.

— От тебя у меня нет тайн.

— Мне кажется, тайны есть у всех. Не обо всем можно сказать другому. Даже самому близкому обо всем не расскажешь, но близкий человек потому и нужен нам, что он без слов все поймет, все примет, все простит.

— Ты простишь мне, даже если у меня есть пороки, которые ты обличаешь?

Глаза Джеммы засветились привычным лукавством.

— Они есть и у меня. Но, сознавая дурное в себе и близких, можно стремиться его исправить.

— Ах, Эни, мне очень страшно, как я буду жить, когда судьба разлучит нас.

— Нас нельзя разлучить, Джемма. Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой.

— Поверь мне, Эни, я тоже.

Хорошо, что люди говорят друг другу слова, которые дарят счастье и помогают переносить испытания. Между тем разлука была на пороге.

Шел седьмой год пребывания Кантемира в Англии. Он привязался к стране, в которую его случайно привели обстоятельства, с которой прочно соединила любовь. Они с Джеммой, оба чужестранцы, тосковали по родному дому, общность судеб сближала их.

Отношения их почти не менялись. Менялись только дни свиданий. Это зависело от занятости в спектаклях Джеммы и ее матушки, отчасти от обязанностей Антиоха.

Как бы ни складывались дела в очередной сезон, они выбирали день в неделю для встречи наедине.

Вслед за первыми огорчениями, связанными с изменением Джемминой судьбы и последовавшими кривотолками, пришли годы успокоения. Время дает самому бесправному некоторые права, и их негласно признали за Джеммой. Определяя порядок спектаклей, импресарио невольно учитывал, что Джемме-маленькой следует освободить один вечер, когда Джемма-большая и Амалия заняты. Его никто не просил об этом, но у людей помимо глаз и ушей есть сердце. Теперь у Джеммы нередко справлялись о состоянии здоровья князя. Случалось, спрашивали Антиоха о мадемуазель Бертольди.

Теперь в гостевые дни Джемма приезжала к Антиоху без сопровождения Гастальди.

С каждым пароходом приходили письма от сестры Марии, а иногда и подарки для Джеммы. Ей радостно было чувствовать себя причастной к семье Кантемиров.

Она тоже не оставалась в долгу: посылала Марии приветы и подарки, с удовольствием выбирая в лондонских лавках товары, которые могли понравиться сестре Антиоха: шелковые чулки, домашние туфли, шляпы последней моды, шерстяные ткани на платье, пряжу для вязания.

В марте 1738 года матушка Джеммы получила извещение о смерти своей сестры, жившей неподалеку от Рима в небольшом собственном домике. Она была бездетна и оставила свое состояние семье единственной сестры. Джемме по завещанию причитался домик с небольшим хозяйством. Для введения в права наследования необходимо было поехать в Рим. Когда Джемма сказала об этом Антиоху, тот огорчился. Но вскоре и в его жизни произошли события, заставившие его примириться с предстоящей разлукой.

Однако поездка с недели на неделю откладывалась. Антиох, занятый своими сборами, радовался, что Джемма пока с ним.

Однажды утром Гросс доложил, что его хочет видеть сеньора Бертольди.

— Сеньорина, — сдержанно поправил Кантемир, не понимая, что произошло. Джемма всегда вела себя чрезвычайно тактично.

— Матушка сеньорины, ваше сиятельство, — возразил Гросс.

— Проси.

Кантемир в большой тревоге, которую он пытался скрыть, встал навстречу Джемминой матери.

Большая Джемма, как ее называли в театре, уже начала слегка полнеть, но еще сохраняла фигуру. У нее были узкие Джеммины глаза, только ресницы были редки…

— Ваше сиятельство, — сказала сеньора Бертольди, — у нас очень большие неприятности. Я бы не обратилась к вам, ежели бы не крайность.

— Прошу вас, сеньора, садитесь.

— Вы знаете, ваше сиятельство, что мы получили небольшое наследство. Моя сестра скончалась два месяца назад от лихорадки, которая ее мучила много лет. Все, что у нее было, она завещала мне и моим дочерям — Амалии и Джемме, которых любила, как родных детей. Нам нужно поехать в Рим для вступления в права наследства. Я никогда не стала бы вас беспокоить, князь, если бы не ваша дружба с моею дочерью, делающая невозможной наше обращение по Джемминым делам к кому-либо другому. Это поставило бы вас и нас в неловкое положение, согласитесь.

— Бога ради, сеньора Бертольди, объясните, что случилось?

— Вы знаете нашу семью. И и и дочери трудимся, сколько это возможно. Мы живем очень скромно, но согласитесь, что актриса без туалета все равно что без таланта. Девочки мои, слава богу, имеют гардероб и та и другая. Я за этим слежу.

Кантемир не знал, к чему она клонит, но уже изменился в лице. Джеммина мать коснулась самого больного и трудного вопроса в их отношениях — вопроса денежного. В первый год их отношений он пытался делать ей подарки, но она мягко отказывалась от них. Они оба были небогаты, оба испытывали денежные затруднении — каждый по-своему. Джеммина доброта, чуткость и такт определили характер их отношений.

Однажды Антиох принес Джемме в подарок золотой медальон, она сказала:

— Спасибо, Эни, но прошу тебя, не надо. Мне очень важно знать, что мы любим друг друга. Если и начну брать от тебя деньги или дорогие подарки, мне скоро может показаться, что и у тебя на (одержании. Я же хочу, чтобы у меня на душе было чисто.

— Джемма, — серьезно сказал Кантемир, — мне кажется, когда мужчина и женщина вместе, они должны облегчать друг другу жизнь. Не моя вина, что в наш век это легче всего делается с помощью денег. Я не богат, ты знаешь мои денежные обстоятельства, но чем могу, я всегда готов облегчить тебе жизнь.

— Не нужно, голубчик, прошу тебя, не нужно. Мне хорошо платят в театре. После моего совершеннолетия прибавили жалованье. Я обещаю в случае нужды обратиться только к тебе. А пока не надо. Это нам обоим не надо.

Антиох уступил Джемме. Нельзя сказать, чтобы он считал правильным то, что она предложила, но доля истины в ее рассуждениях была.

С годами Джемма спокойней стала относиться к это подаркам, даже радовалась им. Несколько раз она просила Антиоха дать ей недостающие суммы для покупки туалета. Часто он упрекал себя в том, что служит плохой опорой Джемме, что, принимая ее любовь, отнимая у нее золотые годы, ничего не дает ей взамен. Кантемир говорил об этом Джемме и неизменно встречал возражение, против которого но мог устоять:

— Что ты, Эни! Мне выпало такое счастье — любить тебя и быть любимой. Разве это не высшая награда мне за всю прошлую и будущую жизнь!

В чем же сейчас собирается упрекнуть его Джеммина мать? Он чувствовал свою невольную вину.

Сеньора Бертольди продолжала:

— У Джеммы образовался небольшой долг, но для нас немалый — сто фунтов стерлингов. Ростовщик — настоящий разбойник; требует неслыханные проценты — еще пятьдесят фунтов! Где их взять? Без уплаты долга покинуть Англию ей нельзя. Таковы законы страны.

— Я все сделаю, сеньора Бертольди, — сказал Кантемир, — не беспокойтесь.

— Ваша светлость, — попросила большая Джемма, — не выдавайте меня дочери. Она мне никогда не простит, что я к вам приходила с этой просьбой, вы знаете, как она щепетильна, когда речь идет о деньгах.

— Джемма не узнает об этом, — обещал Кантемир.

Когда сеньора Бертольди ушла, Антиох пригласил к себе Гросса и попросил связаться с секретарем женевской миссии Гастальди. Встреча была устроена в тот же день.

— Мой добрый друг, — сказал Кантемир, обращаясь к веселому итальянцу, шумно его приветствовавшему— У меня к вам дело чрезвычайно деликатного свойства.