Лиса. Личные хроники русской смуты - Наталья Уланова

— Конечно, она же после кесарева, — нашла объяснение одна из соседок по палате. — Не прочувствовала, как родила. Помучилась бы с наше, поняла бы, что такое ребёнок.

— При чём тут кесарево?! — возразила другая. — Не мать это, сорока какая-то!

— Она мужа любит! Любовь у них… Понимать надо…

— Ага, страшная, как смерть, и вдруг «любит»! Кому она такая нужна? — засмеялся кто-то в дальнем углу.

— А ты мужа видела? Не видела?.. Этот ещё «краше»! Страшный, как чёрт, и, к тому же, глухонемой! Говорят, они в интернате для недоразвитых познакомились! Инвалидская семейка!

В палате дружно прыснули, но тут же умолкли, чутко прислушиваясь к происходящему за её стенами. Там, в коридоре, послышалось непонятная возня, потом кто-то уронил что-то тяжёлое и с облегчением сообщил:

— Она на первом этаже! Там к ней муж пришёл. Целуются, как ненормальные!

В роддоме развлечений не много, и женщины тут же заторопились на выход.

Озвученная неопознанным голосом информация подтвердилась — далеко соседка не убежала. Муж — такой же тёмный, неопрятный человек — кормил её конфетами, доставая их по одной из карманов широченных, мятых штанов и предупредительно развёртывая фантики. Там, в его бездонных карманах, похоже, был спрятан целый кулёк шоколадных конфет. Было видно, что незатейливый процесс, состоящий из монотонного повтора исполненных ласки движений, доставляет беглянке и её звероподобному мужу нешуточное удовольствие. Лиса тут же вспомнила, как ранним утром с такой же механической монотонностью странная соседка расчёсывала свой жуткий шрам. Накативший за этим воспоминанием приступ отвращения был настолько силён, что Лису чуть не вывернуло. «Инвалидская семейка!» — сжав губы, мысленно повторила она недавно прозвучавший коллективный приговор. А потом… Потом внушающую омерзение парочку оторвали друг от друга. Лисе показалось, что если бы у медсестёр были звериные когти, то оторвали бы с мясом. Странная женщина обняла своего мужа, вцепилась в его одежду зубами и утробно завыла. Привычнее понять и принять любовь красивых людей. Там и завораживающие сторонний взгляд чувства, и отношения, и сила влечения… А тут что? Столь неприкрытой страсти и какой-то нечеловеческой, звериной привязанности не видел ещё никто. Пока медсёстры поднимали влюблённую дурочку на свой этаж, по дороге как следует надавали ей беззлобных, скорее символических тумаков, не забывая при этом что-то назидательно разъяснять, внушать, вразумлять.

На беглянку их нравоучения впечатления не произвели.

— К мужу хочу! К мужу! — орала она, вцепившись в наличники дверного проёма и не желая заходить в палату, вся лохматая, слюнявая. И точно — ведьма!

— Не надо её нам! Не надо! — дружно запротестовали женщины. — Кладите куда хотите, назад не пустим!

— Ай дура такая, не муж, э, главнее! Ребёнок! — вторил им кто-то.

Тем временем пережившую стресс страхолюдину охватило безудержное веселье. Она вырвалась из рук удерживавших её медсестёр и, захлёбываясь жутким хохотом, принялась метаться по коридору, давая волю выбросу неуправляемых эмоций. Вид безумных вытаращенных глаз на бордово-красном перекошенном лице был невыносим, и Лиса крепко зажмурилась, закрылась ладошками…

Вскоре беглянку изловили и вкололи ей успокоительное, а любопытных мамаш заставили разойтись по палатам, плотно прикрыв за ними двери. В коридоре стало тихо. Приключение закончилось, и успокоившиеся женщины обратили внимание на испуганную новенькую. Кто-то ласково тронул её за плечо, что-то спросил, а потом Лису и вовсе забросали уважительными вопросами. В Баку к матерям, родивших мальчиков, всегда относились с большим уважением, нежели к мамам крошечных девочек. Открыто это не демонстрировалось, но они и сами не чувствовали себя героинями. Неуклюжие попытки ободрить, поддержать таких мамочек — лишь подчёркивали эту тенденцию. В спонтанно возникавших разговорах, вроде бы безо всякого повода, нет-нет, да и проскальзывали малоубедительные доводы в защиту дочек.

Нет, конечно же, не впервые озвучивается факт, что все мужчины мечтают о сыновьях, но сильнее любят дочек… Не впервые, но…

— Мальчиков все, да, хотят… А что, э, такое мальчик? Женится — уйдёт, да. А дочка… Дочка — она к матери ближе… — эти неуклюжие аргументы никто не решался оспаривать.

«А как же тогда понятия: муж, мужское плечо, защитник, добытчик, кормилец и опора? И другие, связанные с мальчиками понятия? Нет, соседки по палате определённо не правы!» — решила Лиса, но спорить с ними не стала. Мало ли… Очень уж самоуверенно они рассуждали.

Лиса представила себе мир, в котором, при полнейшем отсутствии мужчин, живут одни матери и их дочки, и скептически фыркнула. Жить в таком мире ей бы не захотелось. Категорически! Вспомнив, что в каком-то греческом мифе описывался такой остров, где жили одни женщины — то ли амазонки, то ли лесбиянки — Лиса фыркнула ещё раз. И придёт же такое в голову!

Затем разговор стал интереснее — речь пошла о детях вообще, и о том, что семья без детей — это и не семья вовсе, а одна видимость.

Боль, страдания забылись быстро, и многие, что-то там для себя переосмыслив, твёрдо решили, что непременно сюда ещё раз вернутся, в это наполненное болью и светлыми надеждами заведение. Или два. Как получится. И это правильно, потому как нет ничего естественнее, чем продолжить себя в детях.

— Конечно! Один ребёнок — не ребёнок! Брату сестра нужна!

— А сестре — брат! — подытожил кто-то.

Вот и договорились.

Мама девочек-тройняшек в этих разговорах не участвовала. Помалкивала. Муж и за одну дочку грозился выгнать из дома, а тут — сразу три. На неё посматривали сочувственно — преступница…

По слухам, отцу, наверное, чтобы не так травмировать, открыли эту «страшную» тайну не сразу. Вводили в курс дела постепенно. Кто ж знал, что тот, едва успокоившись и узнав о второй девочке, озвереет так, что разнесёт всё в округе и будет рвать на себе волосы, сипло и громко вопя, словно идущий на дно «Титаник»? После «окончательной правды» человеку потребовалась серьёзная врачебная помощь. Остальные папаши с явным удовольствием пересказывали друг другу подробности этой истории, посмеиваясь, впрочем, беззлобно. Позднее, в газете местных нефтяников «Вышка», появилось объявление, что в связи с рождением тройни молодая семья награждается трёхкомнатной квартирой. Подобрел ли впавший в отчаяние папка от такой компенсации, оттаял ли, сказать сложно.

На тот момент, исходя из услышанного ею комичного и одновременно жуткого рассказа, Лисе казалось, что ни за что не подобреет. «Как хорошо, что у меня мальчик! — ещё раз мысленно порадовалась она. — А даже если бы и девочка, — Саша человек спокойный и добрый и, конечно же, был бы рад и дочке…»

Едва все успокоились и закончили обсуждать местные истории и казусы, как вдруг в широко открывшуюся дверь въехала длинная каталка со свёртками. В палате сразу же зашевелились, загомонили. В этой высокой тележке на колёсиках, больше смахивающей на белое эмалированное корыто, установленное на медицинскую каталку, привезли малышей уже на второе утреннее кормление.

Лисе стало стыдно. Получается, что первое кормление она проспала?

Ровные столбики лежали тихо и смирно, лишь двое вертели головёнками и, упираясь полненькими щёчками в тугой сгиб пелёнки, что-то разыскивали приоткрытыми губками. Выглядело это смешно и трогательно… В глазах мамаш и предвкушение, и общий на всех страх — только бы не перепутали, дали своего! Довольные, они горделиво расселись в предвкушении предстоящего действа. Многие украдкой протёрли соски смоченными чем-то ватками. Лиса с ужасом подумала, что у неё этого «чего-то» почему-то нет. И как теперь быть? Но она тоже подготовилась — попыталась внутренне собраться, страшно волнуясь, что не окажется молока, и ребёнок останется голодным. Но, главное, чтобы не ошиблись с самим малышом, которого она так и не успела толком рассмотреть. Ошибиться было нельзя, и поэтому, невзирая на то, что при раздаче детей каждый раз громко называлась фамилия матери, Лиса бдительно контролировала действия медсестёр, провожая каждый передаваемый в чужие руки свёрток строгим насупленным взглядом.

«Не мой. Не мой. Опять не мой… Когда же мой?..»

Младенцев в каталке оставалось всё меньше и меньше. Вот и последний… Лиса напряглась и даже привстала навстречу, но тут случилась такая несправедливость, которую она и предположить не могла. Последнего малыша назвали незнакомой нерусской фамилией и тут же отдали в чужие руки. Всё.

Привезшая каталку медсестра крутнулась на пятках, и не успела Лиса опомниться, как дверь палаты захлопнулась. Только пола белого халата мелькнула.

— А мне?.. — тихий голос и неуверенная улыбка одураченного человека.

А потом и слёзы — тихие, беспомощные.