Непара - Эллин Ти

Он берет меня за бедра, сжимает сильно, почти до боли, а потом отпускает руки и с ощутимой силой шлепает по очереди, обжигая чуть влажную кожу.

— Не больно? — снова волнуется, страстно целуя меня в шею.

— Просто заткнись, Колосов, иначе, клянусь, я… Да!

Удар за ударом, волнами возбуждения растекающие по телу. Мы прижаты друг к другу, Егор максимально глубоко во мне, а губы беспорядочно целуют везде, куда только могут дотянуться.

Нахожу пристанище для ладоней в волосах Колосова и с силой сжимаю пряди, снова чувствуя приближение оргазма. И Егор чувствует.

Перестает меня шлепать, хватает за задницу и начинает быстро насаживать на себя, с силой толкаясь своими бедрами. Целует грудь, ставит засос на ключице и кусает за нижнюю губу, когда мы оба дрожим и стонем в таком долгожданном оргазме.

А потом наступает тишина.

В тишине слышны только хриплое тяжелое дыхание и, кажется, синхронный стук наших сердец, работающих в сумасшедшем темпе.

Обнимаю Егора и целую так сладко, как только умею, и он тоже возвращается в обличье сладкого котика, нежно покусывая мои губы.

— Знаешь, я уже все что можно себе напридумывала, пока пыталась понять, почему ты меня отталкиваешь, — хохочу, когда Егор закатывает глаза, а затем аккуратно укладывает меня на постель.

— Даже не хочу спрашивать, что вы там с Лизой думали. Коротышка наверняка решила, что я импотент.

— Почти, — смеюсь, пока Егор возится у кровати, и радуюсь, когда укладывается головой мне на живот.

— Прости, если сделал бо…

— Заткнись.

— Ладно.

Глава 15

Артем

За все свои двадцать два года я не чувствовал себя так хреново, как за последнюю неделю. У меня дико болят все мышцы, хотя я ни хера не делаю, раскалывается голова и чешутся кулаки кому-нибудь треснуть, в идеале несколько раз, чтобы выпустить злость и хоть немного успокоиться.

Но она только копится, и даже сигареты не помогают, а когда кажется, что успокоиться немного все же выходит, появляется Гаврилова. Как специально, как будто знает, что у меня и так подгорает, она еще сильнее разжигает огонь. И не боится же мелочь, что и ее взрывной волной прибьет. То ногтями своими длиннющими у лица вертит, рассказывая лекцию о вреде курения, то мораль мне читает, делая грозный вид, хотя вся грозность испарилась, стоило ей встать на лавку, чтобы выше ка- заться.

Я вообще ни хера не понимаю, что этой мелкой от меня надо. Просила тренировать, я тренировал. Не устроило что-то, а я-то при чем? Вечно эти женщины себе что-то в башке накрутят, а мужики виноваты. Не, ну офигеть.

Я, говорит, помочь хотела. А, ну спасибо, конечно, а я просил? Все как с цепи сорвались со своим хоккеем, а я, блядь, ни хера не просил!

Мало того что и Колос на мозг капает, что в команду надо возвращаться и парни без капитана слаженно работать не могут, так теперь и коротышка подключилась, мать Тереза. Помочь она решила. Себе бы помогла, на турниках бы висела, глядишь, и не пришлось бы в споре на лавку запрыгивать, чтобы выше казаться.

Короче, с кем подраться я не нашел, а вот на Лизу наехать и вмятину в шкафчике сделать все же умудрился, не сдержался.

Настроение пиздецки паршивое, заехал за пивом и целый день смотрел телик, прерываясь только на покурить, не отвечая ни на звонки, ни на эсэмэски, потому что достали все так, что сил не осталось терпеть это все.

И вроде выспался, вроде проснулся с настроением чуть лучшим, чем было вчера, сходил в душ, выкурил еще парочку, сожрал что-то мясное, что нашел в холодильнике, день все равно оказался абсолютно конченым.

Потому что, когда я пошел открыть дверь после звонка, я пожалел сто раз, что не притворялся плесенью и не лежал молча, пока не перестали бы звонить.

Потому что приехала мама.

Савельева Наталья Дмитриевна, женщина, которая разочаровалась в своем сыне и теперь не упускала ни единой возможности ему об этом напомнить.

Стою, смотрю на нее, а челюсти сами собой сжимаются от ее оценивающего взгляда. Мама всегда так делает. Ей бы генералом быть, серьезно, она бы всех быстро построила.

— Привет, ма. — Целую в щеку и отхожу, впуская ее в квартиру, пытаясь казаться примерным сыном, хотя знаю, что с этой женщиной такое не прокатит. Пока я не пойду работать в фирму отца и не стану носить каждый день исключительно костюмы, она не перестанет фыркать при виде меня и закатывать глаза на свое разочарование.

Ради нее я пошел учиться на юриста, но на этом благотворительность в фонд желаний родителей закончилась. Мне это не нравится, это вообще не мое, и учусь я там только потому, что это является последней соломинкой, из-за которой мать все еще от меня не отказалась.

— Опять в своих растянутых шмотках, — фыркает и входит внутрь, сразу располагаясь в гостиной. Что и требовалось доказать, любое мое действие будет воспринято в штыки. Даже одежда.

Падаю в кресло, пытаясь не злиться, потому что настроена мама вообще не дружелюбно, это видно по поджатым губам и прищуренным глазам, которыми она обводит каждый сантиметр комнаты. Хорошо хоть, срач убрать успел и бутылки из-под пива выкинуть, иначе скандал начался бы сразу, и не факт, что вообще закончился бы.

Мама молчит, а я первым разговаривать не собираюсь. Все, что ни скажу, будет с сопровождением недовольства, поэтому молчать пока лучший выход. Достаю из кармана телефон, чтобы найти спасение хотя бы там, но настойчивая женщина вырывает гаджет из рук, глядя на меня так сурово, как будто я не телефон взял, а автомат Калашникова.

— Убири эту гадость, поговори с матерью, — произносит серьезно, и я закатываю глаза. Ну вот, молчание закончилось.

— Даже боюсь спросить, о чем ты хочешь поговорить, мам.

— Вообще-то я хочу поговорить со всеми своими детьми. Где Ксения?

— Я откуда знаю? Она мне не отчитывается.

— Не дерзи, — хмурится мать, выводя меня из себя. Я-то думал, что вчера злился, но, как выяснилось, вчера был вообще не предел. — Раз живете вместе, значит, должны знать, кто и где. Пока ты жил со мной, я всегда знала, где ты и чем занят.

— Это ты так думаешь, — хмыкаю, понимая, что говорю это зря, но сил молчать в тряпочку просто нет.

— Прекрати так разговаривать с матерью! Это ты выбрал уйти от нас, я тебя не выгоняла, чтобы выслушивать сейчас такой тон!

— Да