Киносъёмки - Наталия Мазова

Ариэль обернулась на крик и увидела Алкара и Арвелега, идущих по мосту.

— Ну вот, — недовольно протянула Мелиан. — Они уже пришли, а у нас вещи не собраны.

— Какие вещи? — Ариэль окончательно запуталась.

— Мы в Пригорье переселяемся, — объяснила Таллэ. — Мы ведь и раньше были для Серого Отряда чем-то вроде бесплатной разведки, а по совместительству вестниками и взломщиками. Просто в этом году у нас с ними договор официальный, как у Бильбо с гномами.

— Тогда я, наверное, пойду, — сказала Ариэль, понимая, что при дунаданцах разговор с девчонками окажется бесполезным и бессмысленным.

Как только она скрылась в кустах, Эленсэнт со вздохом: "Эх, не вовремя!" нырнула в палатку, но через минуту снова вылезла наружу и протянула Мелиан две белые таблетки:

— Пока мы будем складывать палатку, раствори это дело в воде и напои Келли, хоть бы и насильно. Впрочем, из твоих рук он примет даже настойку из летучих мышей. А если даже случайно заедет по шее — прими как должное. К десяти утра Леголас должен протрезветь любой ценой! Не хватало, чтобы из-за этого миляги пострадал еще и он!

…И вот когда на подступах к Пеларгиру закипела большая драка, Арагорн впервые пожалел о том, что позволил Иорет присоединиться к его отряду. Да будь она хоть самой Эленни Эреджин — в любом случае нечего было ей делать в этой кровавой круговерти. Но Арагорн не забывал о ней даже в самой горячей схватке, и ответственность за девушку тяжким бременем лежала у него на душе.

Поначалу ему удавалось не терять ее из виду. То здесь, то там над безумием схватки взлетал ее по-эльфийски звонкий голос: "А Элберет Гилтониэль!". Несколько раз Арагорн видел, как она, с развевающимися на ветру волосами и горящими глазами, мчится на своей рыжей лошади Глорай, как сверкает ее меч, перерубая ятаганы и сворачивая набок челюсти не вовремя подвернувшимся харадцам. Похоже, дочь гондорца и эльфинки владела оружием не хуже, чем лютней. Однако Арагорн знал, что меч Иорет, которым прежде владела Эленни, обладал одним странным свойством: им нельзя было ни убить, ни ранить, пролив при этом кровь…

Когда она в очередной раз мелькнула где-то справа, он на скаку крикнул ей:

— Держись, Иорет! Они уже отступают!

И в этот момент харадская стрела впилась в ногу Глорай.

Рана не была даже опасной, но, ошалев от внезапной боли, лошадь с громким ржанием взвилась на дыбы, а затем, оступившись, рухнула в реку. Правда, Иорет успела вовремя соскочить и, выставив меч, приготовилась к обороне. Но брошенная кем-то из врагов веревка уже опутала ей плечи, и обернувшись еще раз, Арагорн увидел лишь, как двое харадримов уносят связанную девушку.

— Проклятье! Так я и знал! — в отчаянии воскликнул он.

…Битва завершилась победой — весь пиратский флот был в руках Арагорна. Призрачное войско скрылось во мраке, и ночь раскинула над миром свое черное покрывало. Однако в Пеларгирском порту не было ни тишины, ни тьмы — там кипела работа, флот готовился к отплытию на север.

Арагорн стоял на палубе одного из кораблей и молча смотрел в сторону юго-востока. В его глазах печаль смешивалась с тревогой.

— В чем дело, Арагорн? — Леголас осторожно тронул его за плечо. — Пока все складывается удачно. Битва выиграна, флот наш…

— И все равно времени у нас в обрез, мы идем на самом пределе, — ответил Арагорн. — Кто знает, что сейчас творится в Гондоре… Но меня тревожит даже не это. Не все харадримы уничтожены — к югу удалось уйти достаточно большому отряду. И этот отряд увел с собой Иорет. Мне удалось лишь увидеть, как ее уносят связанную, но в тот момент я ничего не мог с этим поделать.

— Этого маленького менестреля из Ристании? — переспросил Леголас. — До сих пор не могу понять, зачем ты взял ее с собой.

— Я тоже не могу, — признался Арагорн. — Но сейчас ничто не тревожит меня сильнее, чем ее участь.

— Разреши нам, Арагорн! — раздался голос за его спиной.

Арагорн обернулся и увидел Алкара, одного из самых молодых дунаданцев. — Я и мой друг Гилморн давно знаем эту девушку, знаем, кто она такая. Еще на севере нам приходилось делить с ней и радость, и печаль. И если ты позволишь нам — мы отправимся на юг и вырвем ее даже из лап самой королевы Идары!

— Но это значит послать вас на верную гибель, — возразил Арагорн.

— И все-таки разреши!

— Что ж, если таково ваше желание — отправляйтесь на рассвете. И если мрак и смерть не разлучат нас — встретимся в Гондоре!

…Неудобно размышлять, когда тебя, связанную по рукам и ногам, несколько часов везут, перекинув через седло, как военный трофей. Когда твой меч, будь он хоть трижды эльфийский, висит на поясе наглого молодого харадрима, а из обрывков разговоров то на всеобщем языке (с жутким акцентом), то на каком-то тарабарском наречии ты постепенно выясняешь, что предназначена в подарок принцу Ардви (интересно, это еще что за скотина?). Когда неизвестно, что стало с твоей лютней…

Поэтому Иорет и не пыталась размышлять, что же произошло с ней тогда, во время сражения в гавани, с ней, когда-то с лукавой улыбкой говорившей Эовин: "Я ведь женщина слабая, беззащитная. Ты думаешь, для чего у меня меч? Исключительно для того, чтобы поклонников отгонять…" Почему же в гавани ее волной захлестнула ненависть, откуда взялась в ней эта жажда убивать и бессильная злоба на меч, не способный пролить чужую кровь?

Словно и не она это была, а кто-то другой… Иорет уже хотела дать себе слово, что подобное никогда не повторится, если бы… если бы не ныло так все тело и не горели огнем запястья, перетянутые веревкой.

Днем, когда харадримы устроили привал, ее просто бросили на землю, как мешок с добычей. Никто не догадался ни развязать ей руки, ни хотя бы напоить. "Орки и то лучше с пленными обращались", — подумала Иорет, вспомнив рассказ Мерри. Мерри, где-то он сейчас… Наверняка тоже сражается среди ристанийцев.

Арагорн ведет флот к Пеленнорской равнине, Леголас и Гимли его сопровождают… А она лежит тут и мучается не столько от боли, сколько от собственного бессилия.

"Как только представится малейшая возможность — обязательно перережу ему глотку!" — думала Иорет, с ненавистью глядя на молодого харадрима.

И снова ее перекинули через седло, и снова несколько часов бешеной скачки, словно за харадцами все еще гналось призрачное войско. Вечером, когда начали разбивать лагерь для ночлега, Иорет бросили в палатку к какому-то другому харадриму. Он был постарше того, кто ее вез, и обращался с ней не так варварски не только развязал ей руки, но даже немного покормил каким-то довольно вкусным мясом. Впрочем, глаз с нее он не спускал, да в этом и не было особой необходимости — ноги Иорет были по-прежнему связаны, а оружие и другие тяжелые предметы из палатки предусмотрительно убрали.