Victory Park - Алексей Никитин

– Хорошо, – нервно зевнула Дита. – Сейчас достану.

– Я разбудил тебя, да? Ты спи. Я помоюсь, поем и сразу же убегу по делам.

– Ничего, – поежилась она. – Я уже не усну, да и на работу скоро. Там еще картошка осталась и рыба. Иди мойся, я сейчас разогрею.

– А знаешь, – уже в одних трусах заглянул на кухню капитан, – внизу, возле лифта, я встретил одного фарцовщика. У него внешность яркая, легко запоминается. Интересно, что он тут делал в такую рань?

– Интересно, – безразлично согласилась Дита. Она привыкла, что муж думает и говорит только о цеховиках, торгашах и фарцовщиках. Ее эти личности не интересовали.

Помывшись, Бутенас есть не стал, а сразу плотно сел на телефон. Он разыскал двух лейтенантов, велел им взять машину и отправляться на улицу Бойченко – присмотреть за домом быта третьей фабрики индпошива. Там, на втором этаже, находилось ателье, машину которого накануне задержали в Вильнюсе. Потом капитан стремительно проглотил опять остывшую картошку, винегрет и какую-то рыбу, быстро собрался и тоже отправился в дом быта. Ему нужно было пройти всю улицу Бойченко от конца к началу. Пешком это пятнадцать минут, не больше.

6

День, стартовавший так динамично, в итоге не принес почти ничего. Капитан Бутенас провел его в Управлении. Он писал отчет о командировке, ждал звонка от лейтенантов, наблюдал, как солнечное утро скатывается в тяжелый мутный вечер, и прислушивался к головной боли. Она то сдавливала его мозг быстрыми ослепляющими спазмами, то ненадолго отпускала.

Днем лейтенанты доложили, что в ателье к Гончаренко приехал Бородавка с «Химволокна», а когда уже стемнело, сообщили, что объекты взяли закуску и пошли домой к Бородавке.

– Бухать будут, – уверенно определили лейтенанты.

«И я бы сейчас с кем-нибудь вмазал», – подумал Бутенас, отпустил лейтенантов и поехал домой. Решение подтолкнуть теневиков теперь казалось ему худшим из возможных. Нелепая, карикатурная, вредная идея.

– Может быть, нам отсюда уехать? – спросил он вечером жену.

– Уехать? – удивилась Дита. – Куда?

– Меня Пятрулис зовет в Вильнюс. Давай вернемся, а?

Подполковник Пятрулис действительно звал его в Вильнюс, но на самом деле Йонас Бутенас не собирался возвращаться в Литву. Если бы Афродита внимательней прислушалась к словам мужа, возможно, она поняла бы, что это он так жалуется на долгую, двухлетнюю полосу неудач в «Деле оптовиков», на то, что он до сих пор капитан, а его однокурсники, оставшиеся служить дома, уже подполковники. На то, что на улице зарядил беспросветный дождь, и у него так некстати разболелась голова.

– В Вильнюс? Я бы в Ленинград уехала.

– Почему в Ленинград? – не понял Бутенас.

Дита пожала плечами и улыбнулась непривычной и неприятной улыбкой.

7

На следующий день он решил забыть о неудачной попытке спровоцировать непонятно кого на непонятно что. Заниматься надо тем, что есть, что ты крепко держишь в руках, – раскручивать связь Гончаренко с Вильнюсом и пытаться вытянуть из директора ателье новые, дополнительные нити. А прочее – недостойный самообман.

Полдня капитан Бутенас готовил вопросы для допроса Гончаренко, комбинировал, перемежал важные незначительными, чтобы тот не знал, не понимал, где его ждет опасность, а где лишь отвлекающий финт, обманка. Он пытался формулировать вопросы так, чтобы логически подвести подозреваемого к признательным показаниям. Капитану казалось, что он придумывает сложный, разветвленный лабиринт с множеством поворотов и ложных ходов, каждый из которых неизменно заканчивается тупиком. И только один, настоящий, ведет к выходу. Вот там-то, у выхода, он и будет ждать Тесея Гончаренко. Пусть тот сам придет к нему в руки. Капитан дал директору три дня, но на самом деле столько ждать он не собирался. Допрос и арест Гончаренко Бутенас запланировал на завтра.

К четырем часам дня список вопросов был готов, и Бутенас отправился в дом быта на Тельмана – неделю назад поступил сигнал, что там тоже шьют из левых тканей. Сигнал подтвердился. Капитан с первого взгляда узнал продукцию неуловимых цеховиков. Он даже не стал проверять документы. Зачем пугать людей раньше времени? Не было сомнений, что здесь, как и всюду, бумажки в порядке.

Он опять думал о предстоящем допросе Гончаренко и, наверное, потому, спускаясь по лестнице дома быта, не сразу заметил полковника Бубна. Полковник принадлежал к породе тех холеных ментовских вельмож, которых они с Акселем и Гедиминасом так не любили. На Бубне был отличный светлый костюм, и в тот момент, когда вдруг выяснилось, что этот костюм – тоже продукт подпольной индустрии, Бутенас испытал мрачное удовольствие. Впрочем, позже он понял, что это ему было бы неприятно носить одежду, пошитую цеховиками, а Бубна это, возможно, не задевает никак.

Бутенас вернулся домой раньше обычного и застал жену говорящей по телефону.

– Лена, это правда? – спрашивала Дита. – Это правда? Ты уверена?

Видимо, Лена была уверена, но Дита все равно спрашивала: «Лена, он точно это знает? Он не мог ошибиться?»

При этом лицо у Диты было даже не огорченное, а по-детски удивленное. Она все никак не хотела поверить Лене.

А утром, когда арест Гончаренко был уже делом решенным и подготовленным до последней детали, вдруг позвонил его человек, работавший на «Химволокне».

– Товарищ капитан, – произнес он слова, которых на самом деле так ждал Йонас Бутенас, – цех полиамидной нити остановили на техобслуживание. Но по плану у них техобслуживание должно быть только в июле. Рабочих отправили на склад переукладывать продукцию, поэтому я не знаю, что сейчас делается в цеху.

– Я знаю, – быстро ответил капитан, и его литовский акцент был в эти минуты заметен, как никогда прежде. – Ждите. Сейчас приедем.

В тот день он взял и Гончаренко, и Бородавку. Допросы длились всю ночь и закончились только утром. Потом весь день шли совещания, на которых обсуждали полученную информацию и планировали работу на следующий месяц. Бутенасу дали в подчинение старлея и еще одного лейтенанта. Дело пошло!

Вечером Дита неожиданно вспомнила, как он предлагал ей уехать.

– Я подумала, – медленно сказала она, – может быть, нам и правда стоит вернуться в Вильнюс.

– Зачем? – не понял Бутенас.

– Тебя же звал к себе Пятрулис. Поехали. Купим дом, например, в Пилайте. У входа я посажу цветы. И сад. Дому нужен сад…

– Да, Пятрулис меня звал, но, знаешь, работать у командира-однокурсника – это как-то… А майора мне и тут скоро дадут.

– Правда?

Йонас Бутенас тяжело пахал два дня, не спал ночь, но снова чувствовал себя сильным и уверенным. Он рисковал, он ведь чертовски рисковал, когда последовал совету Вайно. Это была настоящая авантюра, но ему неожиданно повезло, как не везло уже много лет. Дита почувствовала уверенность и силу, вернувшиеся к Йонасу.

– Герай-герай, товарищ майор, – тихо улыбнулась она, когда Йонас, обняв, прижал ее к себе.

Карьера честного, но простоватого мужа Диту уже давно не интересовала всерьез. И так понятно, что майора ему когда-нибудь дадут, а генералом он ни за что не станет. Даже полковником не станет. Чего же особенного и яркого ждать от такой карьеры?

Ночью, уже засыпая, Дита подумала, что, пожалуй, нет ничего страшного в том, что Боярский оказался не Боярским. Она ведь и так подозревала это с самого начала и лишь потом зачем-то дала себя убедить. Ей было неприятно слышать сочувствие в голосе Елены, но Дита уверенно объяснила себе, что сочувствие это не искреннее. Так ей было легче.

Глава третья

О садах и парках

1

Сколько стоит мечта? Заместитель начальника Северного межрайонного отдела КГБ в городе Киеве Роман Галицкий купил мечту за сто пятьдесят рублей.

Супруга Галицкого работала в Военно-медицинской службе КГБ и прежде него узнала, что осенью сотрудникам конторы будут раздавать участки под застройку на Ирпене. Никакой участок Галицкому нужен не был, а мысли о стройке, об огороде с огурцами и картошкой, сами слова окучивать и ядохимикаты поднимали в его душе серую, тоскливую муть. Такую же серую и тоскливую, как разговоры о ремонте, которые каждую субботу заводила жена. Галицкий не хотел думать о ремонте, тем более не хотел говорить о нем. Уже много лет по выходным он писал пулю с двумя приятелями и не желал тратить это сладкое время на добывание дерева, кирпича и прочего цемента.

Галицкий надеялся, что, как и в случае с ремонтом, жена побулькает и остынет, но она не пожелала остывать, а вместо этого, ничего не сказав Галицкому, написала за него заявление, и он вдруг обнаружил себя в списках на получение земли. Отказываться, просить, чтобы его вычеркнули, Галицкий не мог, это был бы шаг странный и нелогичный, а в их конторе всегда обращали внимание на нестандартные поступки сотрудников.