Автопортрет с отрезанной головой или 60 патологических телег - Сурат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С уважением, Леша”.
“Леха, привет!
Я просто охуел от такого совпадения! Меня ведь тоже Алексеем зовут. И проблемы твои мне близки, честное слово, я все-все про тебя понял. А самое смешное, знаешь что? Это ведь я с тобой в лифте переписывался (ты ведь про димбургеров писал, да?)! Выходит, мы с тобой в одном доме живем, а ты на одиночество свое во вселенной жалуешься. Но я и сам такой — иногда от тоски на стенку так полезешь, что я даже удивляюсь, как это мне первому в голову не пришло — написать кому-нибудь. Мы с тобой как два Робинзона, которые живут на одном острове и ничего друг о друге не знают, потому что в разных местах тусуются. Один швыряет бутылку в море, ее волнами относит к противоположной стороне острова, где она попадает в руки другому отшельнику, он пишет ответ — и так они переписываются не один год, даже не подозревая, что живут совсем рядом, разделяют одни и те же проблемы, думают одни и те же мысли. Чего я сказать-то хотел… Ты это, если собираешься счеты с жизнью сводить (потому что мне такое в голову приходит регулярно), то погоди малехо. Досчитай до ста и все такое. А то горячий больно ты парень, как я погляжу. Короче, держи хвост пистолетом. И пиши.
АлеXей.
ЗЫ: Димбургеры форева!”
“Привет, Алексей!
Ты не представляешь, как я был рад встретить еще одну живую душу в этом необитаемом мире! Все ты очень здорово написал, я действительно и сам точно так же чувствую. Странно, что мы живем с тобой в одном доме, только номер твоей квартиры я спрашивать не буду, а то меня уже терзают смутные сомнения. Спасибо тебе за заботу обо мне, но вот насчет самоубийства — это ты погорячился. И не думаю даже.
А знаешь, почему?
Видимо, когда я решился бросить клич в пустоту и написал тебе письмо, я запустил какой-то механизм этого мира, и случилось чудо. Робинзон встретил Пятницу! Ее зовут Светой, светлую мою половинку. Ты не поверишь, но она тоже из НАШИХ. Вообще говоря, я не удивлюсь, если нас здесь всего трое — я, ты и Света, но даже этого уже много. Мне и Светки теперь хватит. Вот так, за два дня все изменилось. Раньше, если бы я нашел такого друга, как ты, я бы переписывался с тобой месяцами. А теперь, не знаю, что и сказать, мне даже неловко. В общем, извини меня, Алексей, что я потревожил тебя и беспардонно влез в твою жизнь со своими детскими жалобами. Теперь все будет по-другому.
С уважением, Леша”.
“Леха, привет!
Я все понял, не нужно извиняться. Когда в твою жизнь входит любовь, друзья отходят на второй план. А знаешь, почему я понял? Угадай. Нет, мы в натуре с тобой братья-близнецы! Дело в том, что я тоже влюбился, совершенно неожиданно и как сумасшедший. И самое удивительное, это уже мистика какая-то… Ее ведь тоже Светланой зовут. Она приходится нашему Лисе (ты не знаешь, так мы между собой гендиректора зовем) племянницей и работает у нас в отделе кадров. Так что, скорее всего, судьба моя — породниться с начальством. Шучу. Чихал я на карьеру. В общем, такая вот получается научная фантастика. Ну, всех благ. Прощай.
Твой лучший кореш Алексей”.
“Здравствуй, Алексей.
Я уже, к сожалению, не могу сказать, что мне приятно было узнать из твоего письма про то, что ты тоже работаешь у нас на фирме. Из этого моего вступления, ты уже понял, что все эти наши совпадения не слишком-то и счастливые. Но я буду краток. Слушай меня внимательно, дружок. Эта девушка — единственный светлый лучик в моей жизни и я не позволю никому его у меня отнять. Короче, если ты, мудак, уебище, не отстанешь от Светки, то я знаю, где ты живешь. Все. Будь здоров”.
“Уууу, Леха… А какой культурный мальчик был!
Я все понял. Ситуация, конечно, не из приятных, но мы ее как-то решим. А вот на понт ты меня зря решил взять. Светку я, конечно, не оставлю, и никому (а тебе, урод, тем более) ее не отдам. Я тоже прекрасно знаю, где ты живешь, тут особо сообразительным быть не требуется. Я помню, ты когда-то о самоубийстве помышлял, романтик хренов? Зря, что это так в теории и осталось. Очень жаль. Наверное, ты о здоровье задумался. И вот, что я тебе скажу. Если тебе это здоровье все еще дорого, то подумай о моем предложении. А предложение такое. Что ты должен от Светланы отъебаться, это понятно. Это само собой как бы разумеется. Но, помимо этого, ты должен вообще стереть себя из нашей жизни, т. е. подыскать себе другую работу, другое место жительства, а в идеале — другой город. Короче — исчезни. Сроку тебе даю — неделю. Денег тебе на первое время (я точно знаю) хватит, да и с работой, думаю, проблем не будет. На письма с твоего ящика я ставлю блок, так что можешь не мучить клаву напрасно. Времени у тебя в обрез — давай, шевелись.
Пока, дегенерат!”
“Слышишь, ты, придурок!
Засунь себе свое предложение в жопу, а еще лучше — нет, предлагать тебе то же самое я не буду. Хватит дурацкой синхронности. Я вообще не буду с тобой разговаривать. Если ты парень догадливый, съебешься сам, пока не поздно. Если любишь сюрпризы, то, как говорится, закрой глаза, открой рот. Не прощаюсь”.
Зайдя в подъезд и очутившись в полной темноте, Леша подумал, что в доме отключили электричество и теперь придется подыматься на этаж пешком. Но пешком ему идти не пришлось. Чем-то очень твердым (следователь потом решил, что это был кусок трубы) его ударили по голове и сбили с ног. У него даже не потемнело в глазах — в подъезде было и так темно. Ударов он уже не чувствовал, а хриплое дыхание нападавшего ошибочно принял за свое собственное.
47. Бодхисаттва пятого класса
Яша Рубдесять пришел в себя только к пятому классу, поэтому внятно объяснить, когда и за что его наградили этим прозвищем, не мог даже он. Предание гласит, что до пятого класса Яша сидел на одних тройках, и вдруг случилось маленькое чудо. Дикая абракадабра, которой казался Яше английский язык, неожиданно обрела смысл; скучная геометрия оказалась хорошо замаскированным искусством перевода хаоса в космос; даже Пушкин из обезьяны с бакенбардами превратился в гениального поэта. Яша не мог поверить ни глазам, ни ушам, но другого выбора у него не было. Впрочем, больше всего его удивляло не это, а то обстоятельство, что никто из его одноклассников, добрую половину которых он считал своими друзьями, не заметил никакой перемены в окружающем мире. Пятый класс был для них не сияющей вселенной, а очередным этапом десятилетней школьной рутины, тогда как для Яши блеск этого мира затмил память о предыдущих четырех, где и в самом деле ничего интересного не происходило и вряд ли когда-нибудь уже произойдет.
Согласно преданию, Яша с головой погрузился в учебу, и даже дома обкладывался книгами, как боеприпасами. Уже тогда прочел он Шопенгауэра и написал свою первую статью для журнала “Фiлософська думка”, которую, впрочем, не только не напечатали, но даже не потрудились вернуть. И все это время он молчал.
Необходимость заговорить возникла перед ним весной, в начале четвертой четверти, когда он, присматриваясь к своим одноклассникам, убедился, что они слепо и бездарно прозевали чудесный пятый класс, а теперь, не выходя из транса, собираются вступить в шестой. Предание гласит, что в этот момент Яша вынул из портфеля перочинный ножик и сделал на парте, за которой сидел, свою первую историческую зарубку: “Кто ничего не понял в пятом классе, вряд ли поймет и в шестом”. Графологическая экспертиза показала, что надпись была сделана не Яшиной рукой, но, как бы то ни былo, после этого полумифического события Яша обратился к соученикам с пламенной речью, призывая их одуматься, оглядеться вокруг и пересмотреть свое бессознательное решение покинуть это место. “Все вы — пятиклассники, — говорил он, — и пятый класс — это ваш класс. Вы не можете достоверно знать, что ожидает вас в шестом и ожидает ли вообще, но я знаю одно — пятикласснику там не место. Посмотрите вокруг. Вы не сделали ничего для пятого класса, ничего не приобрели и ничего не оставили, хотя пришли сюда именно за этим. Поэтому, не знаю, как вы, но лично я остаюсь здесь”. Одноклассники мало что поняли из его слов и спросили только, как он собирается остаться на второй год, если учится на одни пятерки? “Получать двойки легко, — ответил им Яша, — и экзамены завалить не трудно”.
Так Яша остался в пятом классе. С ним осталось и несколько последователей, как называет их предание, но более вероятной представляется современная версия, согласно которой они остались по другим, не зависящим от их убеждений, причинам. Своих истинных последователей Яша обрел в лице новых одноклассников, которые имели свежие мозги и девственно чистую картину мира. На яшин вопрос, что было в четвертом классе, они просто отвечали: “То же самое, что и в третьем”, и Яша окончательно утвердился в мысли, что осязаемой реальностью обладает лишь пятый класс, и все, что было до этого, провозгласил призрачным и эфемерным. В реальности шестого и последующих классов Яша сомневаться не мог, потому что, видя его живую жажду к знаниям, учителя пускали его на свои уроки независимо от того, в каком классе они проводились. Это обстоятельство внушало яшиным одноклассникам почти суеверный ужас, так как попытки самых дерзких из них попасть на урок для шестого класса закончились печально. Яша с любопытством осматривал их пылающие уши и объяснял, что для подобных путешествий все-таки необходима определенная зрелость сознания, без которой столкновение с другим классом может пройти болезненно. Подготовкой своих воинов Яша занимался после уроков — сидя под старой шелковицей на школьном стадионе, они обсуждали диалоги Платона и значение пьес Шекспира, а яшина лекция о квантовой механике дошла и до нас, так как была записана на магнитофон.