Сошедшие с небес - Нил Гейман

Этот рассказ я написал в Национальной галерее. Под злыми взглядами множества ангелов. Наслаждайтесь.»

Сначала он решил, что она мертва. И это, разумеется, было ужасно — хотя сильнее всего его потрясло полное отсутствие каких-либо ощущений при этой мысли. Не было ни горя, ни страха, полагалось плакать, но слезы не шли — только нездоровое любопытство вместо всего, что он должен был чувствовать. Он никогда еще не видел трупа. Мать спросила, не хочет ли он попрощаться с дедом, когда тот лежал, одетый для похорон, но ему было всего двенадцать, и он совсем не хотел — а отец сказал, что ладно, все в порядке, пусть лучше Гарри запомнит дедушку таким, каким тот был при жизни, веселым и энергичным, не надо портить впечатление, — и Гарри обрадованно поддакнул — да, мол, не надо, — но дело было вовсе не в этом, дед-то был мертвый, и Гарри просто боялся, что он откроет глаза и скажет ему «привет», когда он подойдет ближе.

И вот труп совсем рядом с ним, всего в трех футах, в пассажирском кресле. Причем труп-то, господи помилуй, принадлежит его жене, которую он знал так хорошо, — уж лучше, чем кого бы то ни было в мире, надо признать. И голова у нее вывернута под таким странным углом, он никогда ее с такой стороны не видел, и никогда не замечал, чтобы ее нос был таким огромным в профиль. Ну и кровища, конечно. Ему стало интересно, когда же, наконец, придут слезы, он уже ощущал пощипывание в глазах и думал, какое это было бы облечение, если бы он мог заплакать от горя, испытать шок, истерику, хоть что-нибудь… как вдруг она подвинула свою вывернутую шею к нему и из наполненного кровью рта раздалось:

— Привет.

Он был так поражен, что долгое время не отвечал, только пялился на нее, и все. Она нахмурилась.

— У меня какой-то странный вкус во рту, — сказала она.

— Наверное, от крови, — предположил он.

— От чего, милый?

— У тебя кровь идет, — сказал он.

— А, — отозвалась она. — Да, тогда понятно. О, господи. Но мне почему-то совсем не больно. А тебе?

— Нет, — сказал он. — Нет, по-моему. Я еще не пробовал… двигаться, я… — Он с трудом подбирал слова. — Я еще не успел, вообще-то. Вообще-то я думал, что ты умерла.

— И вижу я тоже неважно, — сказала она.

— О, — отозвался он.

Она моргнула раз. Потом другой.

— Нет, не проходит. Все какое-то красное.

— Это все из-за крови, — сказал он. — Тоже.

— Ах, да, — вспомнила она. — Конечно, из-за крови. — Она ненадолго задумалась. — Я бы протерла глаза, но, кажется, совсем не могу шевелить руками. Они у меня еще есть, а, милый?

— По-моему, да. По крайней мере, правую я вижу.

— Это хорошо. Только одного не пойму, разве мне не должно быть страшно?

— Я тоже об этом думал. Почему я не испугался. Особенно когда решил, что ты умерла.

— Ну, и..?

— И я пришел к выводу. Что это, вероятно, шок.

— Возможно. — Она кивнула, кивнул ее громадный нос и вывихнутая шея, кивнуло все разом, и это показалось ему гротескным и нелепым. — И все-таки. Столько крови! На меня, наверное, смотреть страшно.

Это было правдой, но Гарри был рад, что с ней все оказалось в порядке, и не стал упоминать о том, что из-за напавшей на нее вдруг охоты кивать ее голова повернулась вперед затылком. Она зевнула.

— Что ж, — сказала она. — Пожалуй, я сосну чуток.

Эта мысль не показалось ему удачной, он подумал, что, может, стоит отговорить ее от этого. Но она снова зевнула и — гляди-ка! — с ней все в полном порядке, ей ни капельки не больно, да, крови много, конечно, но боли-то нет.

— Совсем чуть-чуть, — сказала она. — Одна секунда, и я снова с тобой. — Она нахмурилась. — Не почешешь мне спину, милый? А то зудит.

— Я не могу двигаться.

— Ах, да. Ну ладно. Хотя зудит здорово. У меня аллергия на перья.

— На что, дорогая?

— На перья, — сказала она. — Перья меня щекочут. — И она уснула.

Сначала он планировал поехать с ней в Венецию. Там они провели свой медовый месяц. И он решил, что было бы ужасно романтично вернуться туда ровно через год, на первую годовщину свадьбы. Они будут делать то же, что и раньше: держаться за руки сначала на площади Сан-Марко, потом на борту вапоретто, чокаться бокалами с шампанским и пить за здоровье друг друга в ресторанчиках на берегу Риальто. Идея привела его в восторг, и он хотел сохранить ее в тайне от Эстер до самого дня их свадьбы, чтобы сразу порадовать ее билетами, — но не стал, потому что они всегда все друг другу рассказывали, иначе было бы странно.

И слава богу, что он не стал молчать, как потом выяснилось. Потому что она сказала, что хотя это и славная идея и, да, ужасно романтичная, но ей совсем не хочется в Венецию. Сказать по правде, ей еще тогда показалось, что там и пахнет не очень, и народу много, и дорого до ужаса; раз они там побывали, почему бы не посмотреть теперь что-нибудь еще? Он сперва немного обиделся — значит, ей не понравился их медовый месяц? Тогда она не жаловалась — но она убедила его, что нет, медовый месяц был просто великолепен. Но не из-за Венеции, а из-за него, — любой отпуск в любом месте был бы для нее раем, при условии, что его присутствие было бы включено. Это ему понравилось. Она умела сказать нужную вещь в нужное время, сгладить любую ситуацию.

И правда, за весь год семейной жизни они ни разу не поссорились.

Иногда он задумывался, не рекорд ли это, в своем роде. Ему хотелось расспросить своих женатых друзей о том, как часто они ссорятся с женами, ссорятся ли вообще? — просто чтобы убедиться, что их отношения с Эстер и впрямь особенные. Но он никого ни о чем не спрашивал, не хотел выставлять напоказ свое счастье, а кроме того, у него не было друзей, с которыми можно было поговорить на такие личные темы. Да он в них и не нуждался, ведь у него была Эстер. Вместе они разработали стратегию, которая помогала им избегать столкновений: стоило разговору принять неприятный оборот, как Эстер тут же, без видимых усилий, пускала его по обходному руслу.

Да, временами она его раздражала, и он был уверен, что и сам раздражает ее — могли и огрызнуться друг на друга, когда кто-то из них уставал или был не в духе, — но до полноценного, зрелого скандала дело не доходило никогда. Этим можно было гордиться! Он говорил ей: «Ты мой маленький дипломат!» Ее бы в ООН, добавлял он, она бы там вмиг разрулила все конфликты, о которых в новостях рассказывают! А она смеялась и отвечала, что он ее в магазине не видел, там она, бывает, так гавкнет на какого-нибудь бестолкового покупателя, это она только с ним шелковая!

Да он и сам это замечал, разве не так? К примеру, утром, в день их свадьбы, когда он хотел увидеть ее, а все подружки невесты его отговаривали: «Не ходи в спальню, Гарри, она в жутком настроении!» — но он все равно вошел, она была там, в платье, такая красивая, и так просияла, когда увидела его, и поцеловала его, и сказала, что любит его, очень, очень сильно. И совсем не сердится. И никогда, никогда на него не рассердится. И в ту же ночь они улетели в Венецию и замечательно провели там время.

Итак, значит, не Венеция. (Может, когда-нибудь в другой раз. Она кивнула, поддакнула: «Может быть».) Где же тогда им отпраздновать годовщину? Эстер предложила Шотландию. Гарри это не очень понравилось, звучало не слишком романтично, особенно по сравнению с Венецией. Но ей удалось его уговорить. Как насчет отпуска, когда они будут сами по-настоящему исследовать что-нибудь? Просто возьмут машину и поедут: каждую ночь новый отель, все легко и непринужденно, когда захочется, можно заглянуть в паб, или побродить по верещатникам, или осмотреть какую-нибудь старинную усадьбу. Настоящее приключение. Семья Уоткинсов уже наследила в Италии, добавила она, пора оставить свои отпечатки и на Шотландском нагорье! Звучало довольно завлекательно. Хотя слишком много легкости и непринужденности его пугало — так ведь можно и под открытым небом ночевать остаться! — но он хорошо подготовился и забронировал им семь номеров в отелях в семи районах Шотландии. От отеля до отеля было миль по восемьдесят, самое большее, он не сомневался, что они справятся, и показал ей атлас, в котором набросал маршрут. Она поцеловала его и сказала, что он ужасно умный.

И еще, специально для этого отпуска, он решил купить спутниковый навигатор. Ему давно хотелось его иметь, но он все никак не мог оправдать подобную затрату — дорогу на работу он знал так хорошо, что мог бы проехать по ней с закрытыми глазами. Теперь он испытывал новый гаджет, введя в него почтовый индекс своего офиса и следуя его указаниям. Устройство выбрало не тот маршрут, которым он воспользовался бы сам, он-то был уверен, что по кольцевой автостраде не стоит ехать вообще, но ему нравился голос, которым говорил навигатор, мягкий и в то же время властный: «Вы достигли намеченной точки», сообщил он в конце, и хотя ехали они чудным путем, но в конце концов, да, все же приехали, и всю дорогу устройство говорило с ним так, что впору хоть диктору с телевидения. В первый день отпуска он ввел в навигатор почтовый индекс их первого шотландского отеля; уложил в машину чемоданы; Эстер села в пассажирское кресло рядом с ним, улыбнулась и сказала: