Край Ветров: некроманс - Диэр Кусуриури

И все это было так искренне, чисто и непорочно. И очень непрочно.

А я все-таки решился и рассказал, как был, долго и одиноко, в металлических стенах лагеря, где росли странные, уродливые, больные существа, ни на что не похожие, разные, дикие, неразумные, или разумные, но сумасшедшие. Как люди в белых халатах оберегали меня от этих замерших грязных сирот. Как я коротал время в странной, жилой и нежилой одновременно комнате, пластмассовой, бутафорской, глухой. Как учился читать, писать и говорить, не понимая, чем же я отличаюсь от других, тех, кто ночует под открытым небом в дождь и снег.

Я не рассказывал о том, как изучал свое тело. И как его изучали те люди. И как мне приходилось там быть. И кого мне нужно было убивать, еще до того, как я понял, что лучше бы этого не делать, и что это очень больно и очень страшно. Я же даже не знал тогда, что могу, на самом деле, сам решать, как мне быть, и что мое тело и моя жизнь — только мои и ничьи больше, и что никто не вправе заставлять меня убивать. Но откуда же взяться самосознанию у того, кто больше ничего не видел? А я именно таким и был: ничего не знал, мало что понимал и, уж тем более, не смел «докторам» перечить, потому что чего-то очень сильно боялся. Но вот… чего?.. Страх — это же всегда страх потери. Что я боялся потерять тогда, когда ничего не имел, когда самого себя не считал своим?..

Но я рассказал ей про Даньслава Белого Когтя — то, что помнил. Даньслав был тогда моим другом, лучшим и единственным. Кажется, он был со мной с самого первого дня, который я могу вспомнить. И он же однажды помог мне бежать на Север.

— Это… ужасно, — проговорила Мари. — Но, Мйар… Это не дает ответа на вопрос, кто ты и что ты.

— Я знаю, — ответил я. — Но я больше не помню ничего. Я есть. Вот такой. Тебе… жалко меня?

— Нет, не жалко, — просто сказала она. — Но я сочувствую тебе. Не хотелось бы мне иметь за плечами такую историю, — она вздохнула, а потом спросила с улыбкой: — Ну, а память-то у тебя почему такая дырявая?

Я рассмеялся. Похоже, что у меня ни спроси — ответ будет из разряда «сами мы не местные, так проголодались, что переночевать негде».

— Память дырявая — это уже следствие моего собственного волеизъявления, — я постарался сделать голос пободрей. — Кажется. Судя по всему, что-то очень нехорошее произошло со мной после того, как я вернулся с Севера в этот город. Камориль говорит, будто бы я сам просил спрятать мою память в бусины из золатуни. Собственно, так и стало. С тех пор все вроде бы спокойно течет, без проблем, вот только теперь эта история с Романом… Кстати, Ромка — внук Даньслава, того моего друга. Я думаю, что должен помочь мальчику. Ну, или хотя бы попытаться — в память о Даньке Белом Когте.

Мари снова наклонила голову.

— Погодь. Ты сказал, что Ромка — внук Даньслава?

— Ну да.

— Так а сколько же тебе лет, Мйар Вирамайна?

Я вздохнул.

— Я точно не знаю, но… Учитывая, что Даньславу было двадцать два, когда мы с ним познакомились… И что себя я не помню ни в каком другом состоянии… То есть, я уже был таким, какой я есть сейчас, когда мы познакомились с Белым Когтем… Предположим, что мне тогда было тоже двадцать лет. Учитывая, что Элви сказала, что он родился примерно в сороковых годах прошлого века, то мне… Примерно семьдесят, плюс-минус два-три года. Но это если округлять…

И мы, конечно же, напрочь забыли о вине. И оно попыталось убежать. Но Мари выключила газ и стала разливать глинтвейн в кружки.

— Ты отлично сохранился, Мйар Вирамайна, — наконец сказала девушка, повернувшись ко мне. В руках у нее был поднос. — Мне бы так выглядеть в твои годы. Но мне этого не светит, я ведь всего-навсего человек. Но я верю тебе, я не думаю, что ты шутишь. Ты по-настоящему необыкновенный, Мйар.

И я понимал в глубине души, что в ее устах это — комплимент, но все равно не мог не поежиться. Я никогда не хотел быть «особенным», никогда не хотел выделяться.

— Я просто… уродец, — тихо сказал я. — А больше ничего необыкновенного во мне нет.

Но она этого не услышала, потому как пошла относить глинтвейн в гостиную.

Я открыл окно, чтобы впустить кота, который уже с минуту ломился внутрь, а потом и сам прошел следом за Мари.

Камориль читал томик средневековых пьес, который нашел на журнальном столике. Эль-Марко смотрел на огонь, протянув к нему руки, сидя прямо на ворсистом коврике у самого камина. Ромки где-то не было.

— Я много сварила, так что разбирайте! — весело сказала Мари. — Если кто-то захочет добавки, то еще полкастрюли есть! Вот тут стакан, где побольше яблочек, кому?..

— С яблочками Мйару давай, — авторитетно посоветовал Камориль. — Он любит, но просить стесняется.

Мйар наградил некроманта испепеляющим взглядом, на который тот, в принципе, и рассчитывал, но взял протянутую Мари кружку и пробормотал скомканное «спасибо». Сев прямо на ковер, он стал греть руки об кружку, боясь пока что пробовать горячее питье.

— Ну, рассказывайте! — предложила Мари, расположившись на большом удобном кресле.

Эль-Марко молчал, Камориль медленно перевел взгляд на Мйара. Тот поспешно отхлебнул глинтвейна. Камориль вздохнул.

— Что ж, — проговорил он, — я эту историю хотя бы в первый раз рассказываю. С другой стороны… чтобы не повторяться… Мари, и все-таки, когда твоя бабушка сможет принять нас? И какова процедура получения ответа у колдуньи вероятностей?

Мари поджала губы, смутившись:

— Ну, бабушка моя за это деньги берет обычно… Но сейчас она спит…

— Это-то понятно, — кивнул некромант. — И какова цена? Не стесняйся, пожалуйста, озвучь. Сколько надо — столько и заплатим.

— Да не в том дело, — Мари помотала головой.

Входная дверь скрипнула и в зал вошел Роман. Ничего не сказав, он уселся на ковер недалеко от Мйара. Так как все молчали и смотрели на него, он произнес:

— Я у бабы Паши был. Она сказала, что Мари нам все расскажет.

— У бабы Паши? — Мари удивилась. — Ты разве из дому выходил?

— Я к ней через кладовой коридор прошел, — пояснил Ромка. — Я ж не знал, что вы по нему не ходите. А обратно уже прошел по пандусу, что вокруг дома идет.

— По коридору? Но как ты там прошел? — Мари явно не верилось.

— Да я… как-то вот… ну я же юркий, вот и прошел, — замялся Роман. — Ну и вот, баб Паша сказала, что нам все расскажет Мари, потому что она тоже колдунья вероятностей.

— Тоже? — удивился Мйар.

Мари улыбнулась немного раздосадовано:

— Ох уж эта… баб Паша!

— Ты — колдунья? — Мйар смотрел на нее большими глазами, как будто бы мало на своем веку видал колдуний.

— Ну, я… Типа того. Не знаю наверняка. Но это… вполне вероятно, — она запустила пальчики в волосы, взлохматила челку. — Б-р-р. Может, я и не настоящая колдунья вероятностей.