Девушка в тюрбане - Стефано Бенни

Так велика была радость Кормака и его подданных, что он совсем забыл о договоре, заключенном с незнакомцем.

Год прошел, и снова занялась заря над ноготками и настурциями с огненно-алыми венчиками и листьями округлыми, как очертания планет.

Незнакомец, Воин, Вестник явился снова.

Он вошел в Каменный дом, встретил Кормака и спросил у него: пристало ли королю быть забывчивым?

Рассмеявшись, Кормак ответил, что ни память, ни честность никогда не изменяли ему.

— Назови свои три желания, — приказал он.

Незнакомец приподнялся на носки своих огненно-красных сандалий, огляделся вокруг.

— Первое мое желание — увести с собой твоего старшего сына.

Кормак почувствовал, как озноб поднимается у него по бокам, по спине и леденит затылок, но промолчал.

— Второе мое желание — увести с собой твою дочь.

Слова незнакомца звучали решительно и сурово, и ни у кого не хватило мужества возразить ему.

— Третье мое желание — увести с собой твою жену, — сказал он наконец.

И это свершилось: чужестранец вышел из Каменного дома короля Кормака с его женой, дочерью и сыном и исчез.

Когда Кормак вволю наплакался и пришел к мысли, что подобный договор позволительно нарушить, он взял свое самое тяжкое копье, самый острый меч и отправился на поиски незнакомца. Король не знал ни в какую сторону тот направился, ни где может находиться волшебный край, из которого он будто бы прибыл. Королю встречались на пути горные склоны, поросшие лесами, созвездия озер среди лугов, лазурные вересковые поля, прибрежные скалы, омываемые волнами; наконец он очутился среди густого тумана, такого густого, что он не мог разглядеть в нем даже ушей своего коня. Он спешился, положил на землю свое тяжкое копье, отстегнул острый меч и задумался, обхватив голову руками. Здесь, похоже, совсем не было деревьев, не слышно было и немолчного грохота морских валов, разбивающихся о скалы. Когда туман рассеялся, король увидел, что находится на открытой со всех сторон равнине, поросшей короткой блеклой травой.

Вдали он заметил бронзовые стены громадной крепости — без башен, без бойниц, она казалась заброшенной.

Он медленно приблизился к крепости и стал обходить кругом чудовищную стену, сложенную из цельных бронзовых глыб, пока не нашел дверь. Он шагнул за эту дверь, но велико и горестно было его изумление, когда перед ним оказалась другая стена, тоже бронзовая, сплошная и без всяких украшений, но гораздо ниже первой. Десять дверей пришлось пройти Кормаку, и мало-помалу тревога его улеглась: каждая стена была ниже предыдущей, через них уже можно было бы перелезть.

Наконец Кормак попал во дворик, четырехугольник света, в котором небо, казалось, сосредоточило все свое сияние, где посредине бил источник, а вокруг росли орешники, яблони, миндальные деревья со стройными стволами и ветвями, гнущимися под тяжестью плодов. Плоды падали на зеркальную гладь фонтана, она колыхалась, и оттуда выпрыгивали лососи, чтобы полакомиться ими.

— Что же это за источники, — спросил Кормак, — где вода обручается с воздухом, где кажутся довольными даже лососи, которые извечно стремились к самым отдаленным и потаенным ключам, местам зарождения их племени?

Юный Воин и Дева приняли его как гостя, накрыли для него пиршественный стол, отвели ему комнату для сна.

Но Кормаку спать не хотелось: он рассказал им, почему он здесь, что подвигло его на эти странствия. Тогда Юный Воин и Дева стали петь ему колыбельную песнь, пока его не сморил сон, прямо у источника, в котором отражались, подрагивая, листва яблонь, орешников и миндальных деревьев.

Пробудившись, Кормак увидел рядом свою жену, старшего сына и дочь. У ног его стояла большая, сверкающая золотом чаша.

— Эта чаша, — сказал Юный Воин, вручая ее Кормаку, — устроена так: если при ней произносятся три слова лжи, она распадается на куски; если же при ней произносятся три слова правды, она вновь сама собою становится целой.

— Безмерно рад я снова увидеть мою семью, — ответил Кормак, — и охотно принимаю твой дар, ибо ты ничего не требуешь взамен. Но меня тяготят раздумья. Их отняли, увели далеко от меня, и теперь я не знаю... я помню лишь пелену тумана и бесконечные бронзовые стены... не знаю, сколько времени прошло, пока я искал их. За это время, боюсь, сын мой познал тело женщины, и дочь моя познала тело мужчины, и жена моя соединялась с другими.

Только он успел договорить, как золотая чаша затрещала, зашипела, покрылась темными прожилками и распалась на три части.

Юный Воин и Дева посмотрели в лицо друг другу; у них были одинаковые лица, одинаковым сиянием горели их глаза и волосы; плащи их были словно снег, из цветов были их шапки, а сандалии были алы, как огонь; тут Кормак догадался, что и они Вестники неведомой страны, далекой или близкой, он и сам теперь не знал.

— Твой сын не познал женщины, — сказала Дева.

— Дочь твоя не познала мужчины, — сказал Юный Воин.

— И ни с кем не соединялась жена твоя, — сказали оба в один голос.

Как только они произнесли эти слова, лежавшие на земле обломки чаши зашевелились, закачались, запрыгали, полетели навстречу друг другу, и вот чаша, целая и невредимая, снова засияла перед Кормаком.

Это Вестники богов, подумал Кормак, а быть может, и сами боги: Дейрдре и Мананнан. Я побывал в Стране Сна, где царят Истина и Юность.

На следующее утро, утро полное благоуханий, жужжащих пчел и цветов, Кормак проснулся у подножия Тарского холма. С ним были его жена и дети; чуть поодаль в траве лежала ветвь с тремя золотыми яблоками и стояла чаша — солнце наполнило ее лучами, и они роились в ней, словно в переполненном улье.

ДИКИЕ КАБАНЫ 

Мы заметили его на противоположной стороне площадки, где стояли наши дома. Было раннее утро; зелень деревьев, трав и колючих кустарников от сырости блестела. Над верхушками самых высоких сосен плыли полосы тумана, они то рассеивались, открывая все более обширные участки неба, то сгущались, сливаясь в сплошной темный круг. Старый Огородник — мы прозвали его так потому, что в прежние годы он возделывал неподалеку две террасы между соснами и облаками и ухитрялся выращивать там, на скудной почве и на большой высоте, помидоры и картофель, такие крупные, что они едва умещались в руке,— он шагал торопливо, и было в его походке что-то необъяснимо трогательное, хотя ноги у него были изуродованные, искривленные и распухшие; шея была совсем короткая, поэтому голова наклонена вперед и подбородок почти касался груди. Но вот что мы забыли, и это теперь удивило нас: лицо у него было розовое, розовой была и лысина на большой голове, а остаток белоснежных волос на затылке был весь в мелких кудряшках, как у ребенка. Чтобы взглянуть на долговязого Капитана, ему приходилось приподнимать голову, и это, наверно, причиняло ему боль.

— Через несколько дней стукнет восемьдесят один, — сказал он.

— Что? — громко, почти крича, спросила Сара.

— Восемьдесят один год. Я лежал в больнице, из-за ног: они так распухли, что не влезали в брюки. Теперь мне получше, я работаю.

— А вы не слишком переутомляетесь? — снова крикнула Сара.

На плече он нес свернутый мешок, который спускался у него на темную бумазейную куртку, точно слишком широкий шарф.

— Теперь уже нет смысла разводить огороды здесь, наверху.

Капитан спросил — почему. Он помнил, как старик ухитрялся выращивать на этих двух террасах, на такой высоте, огромные помидоры и картофелины, едва умещавшиеся в руке.

Старик ответил, что в здешних местах появились дикие кабаны, уже год-два, как они развелись повсюду; они забираются на огороды, все там выкапывают и разоряют. Прошлой зимой они добрались до двух возделанных им террас неподалеку и сожрали все: бобы, помидоры, картофель, весь урожай пропал. Они, привлеченные огородами, доходили до самой деревни, искали себе еду, чуть не залезали в дома.

Непросто было разобрать, что он говорит, голос у него был надтреснутый и сдавленный. Он не был охотником, и ненависть к кабанам у него была иная — боязливая, смиренная. Он говорил, что они повсюду, намекая, похоже, что они могут быть в двух шагах от нас, за кустом или в сосняке. Он рассказал нам, что вожаки кабаньего стада подделываются под людей, по крайней мере мы с Сарой так поняли его слова, появляются в беретах и бумазейных куртках, с виду их не отличишь от людей, но это кабаны, они приходят шпионить за людьми даже на маленькую деревенскую площадь.

Полосы тумана сгустились, они плавали вокруг нас, местами заволакивая сосны и оставляя нас словно на островке среди белизны, делавшей зыбкими и далекими даже оба дома у нас за спиной.

— Не верю, чтобы их было так много и чтобы они могли добраться сюда, — сказал Капитан.