Из дневника. Воспоминания - Лидия Чуковская

(Паустовский нашел бы слово, но, как мне объяснили потом, он, из-за больной гортани, в этот день мог только шептать.)

Актер Николай Голубенцев прочел: «О, знал бы я, что так бывает».

Асмус закрыл митинг, сказав, что Борис Леонидович не любил длинных речей об искусстве.

И вдруг кто-то – я не видела кто, но голос неинтеллигентный, неприятный и фальшивый – заявил, что будет говорить «от имени рабочих».

– Ты написал книгу, но ее задержали. А ты был за правду…

Обрыв. Кто-то что-то прошипел. И в ответ на шип – девичий голос:

– Не затыкайте ртов!

Молчание. Жду нового голоса. Тот же? Другой?

Нет. Слава богу, юноша читает «Гамлета»:

– И неотвратим конец пути…

Потом другой юноша-невидимка говорит от имени богословов: Пастернак был христианин.

Начинают опускать гроб. Слышу по окрикам, стукам, топотам: гроб в яму не лезет. Зычная команда:

– Раз! Два! Три!

(Каково-то сейчас Жене?)

Мягко-жесткий, глухой, страшный звук комьев земли.

Опустили.

Мне сделалось темно. Если бы не сосна и не чужие тела, я упала бы. Но тьма была одну секунду. Когда она рассеялась, я, сквозь толпу, пошла вниз.

Одно у меня было желание: лечь. Дойти до дому и лечь. Не на дороге, не в поле, а дома.

Трудно идти, когда нету ног. В жару я их часто лишаюсь. Ни колен, ни ступней; только боль, тугими кольцами сжимающая щиколотки.

Я даже не вошла в дом спросить о Деде. Доковыляла до своего домика, сняла туфли, чулки и легла.

Минут через сорок – Фридочка. Принесла мне вести о Деде, накапала капли и посидела возле.

Девушка, которая крикнула «не затыкайте ртов!» – это, оказывается, дочка Ивинской, Ирина.

Молодежь до сих пор читает на могиле стихи. Наизусть – напечатанное и ненапечатанное. «Гамлет», «Август», «Другу». Толпа разошлась. Гаврики стали заметней. Фридочка, уходя, слышала разговор двоих, скучавших чуть пониже свежей могилы, у чьей-то ограды:

– А не разогнать ли нам это нарушение?

– Пусть понарушают, никуда не денутся.

Победа – оцепленная оперработниками.

Иосиф Бродский

11/XII 63. Переделкино. А мы пока с Фридой написали Черноуцану1 письмо в защиту И. Бродского, ошельмованного в гнусной газетной статье2. Вот и экзамен Черноуцану. Мне не нравится Бродский, но он поэт и надо спасти его, защитить.

Посмотрим…

15/XII. Москва. Два дня светлее – работаю. И дело идет. Теперь бы писать и писать. Но нет.

Дело Бродского, в кот. меня втянуло, отнимает часы – и пока бесплодно. Разговоры, звонки в Ленинград, Фрида, Анна Андреевна, Найман…3 И все зря. По-видимому, дыхание КГБ всех замораживает.

16/XII 63. Третьего дня работала – много и легко. Вчера и сегодня – нет. Все съедено очками, собесом, поликлиникой и делом Бродского.

Дело Бродского идет преплохо. Письмо Фриде от Эткинда4: за Бродского вступилась секция переводчиков, но более никто. Назначен общественный суд 25-го, который и должен приговорить его к высылке. Черноуцан не отвечает: пленум кончился, началась сессия… Мы написали для АА5 шпаргалку записки к Суркову6. Выяснилось, что Шостакович – депутат Дзержинского района Ленинграда, где живет Бродский. Его тоже может просить АА, он ее обожает. Кроме того, в Переделкине я попробую поговорить с Расулом Гамзатовым.

17/XII. Переделкино. Звонила Фрида. Сегодня АА и Фрида и Ардов7 принимали Д. Д. Шостаковича (АА у Ардовых). АА изложила эмоциональную сторону дела, Фрида и Ардов – фактическую. Кажется, Д. Д. внял и будет действовать. Потом Анне Андреевне позвонил Сурков, получивший уже ее записку, и сказал, что «дело попахивает клеветой».

В самом деле «попахивает». И сильно.

7/I 64. Звонок Черноуцана мне о Бродском.

Статью он назвал подлой и доносительской (!). Газете «указано».

Он говорил с Толстиковым8 и с «ленинградскими литераторами». Они – Гранин – дали о Бродском неблагоприятные сведения. Дневник. Назначена комиссия: Олег Шестинский (?) и Эльяшевич (!)9.

Я произнесла речь о Лернере10. О подлости читать чужие Дневники. О таланте и болезни Бродского.

Все очень плохо. Они его домучают.

9/I. Из Ленинграда весть: в той же газете – подборка «писем трудящихся» с требованием выселить Бродского.

Значит, неправда, что газете было указано?

Весь день тщетно звонила Черноуцану.

Бродский пытался перерезать себе вены. Ибо его оставила невеста.

Посылаем туда Алену Чайковскую11.

6/III 64. Вот уже третью неделю запрещено читать и писать.

Кровоизлияние в сетчатку левого (т. е. «здорового») глаза.

И вот – еще шаг в полную темноту, в слепоту.

В самый разгар слабости и тьмы – Фридин отъезд в Малеевку – и на меня обрушились все ленинградские и московские телефоны по делу Бродского, вся суета в составлении телеграмм и писем, в посылке курьеров к Самуилу Яковлевичу и Корнею Ивановичу и т. д.

Фрида шла на подвиг, на смертный бой: уехав из Малеевки, которая для нее спасение здоровья и труд над книгой, она поехала в Ленинград на суд над Бродским, зная, что едет на издевательство и бессилие, ибо «Лит. Газета» и «Известия» отказали ей в корреспондентской командировке.

13/III. Переделкино. Сегодня в 5 ч. снова судят Бродского. В Клубе строителей.

Вчера К. И. звонил Миронову (в ЦК зав. Судами и Адм.), которому они с С. Я. писали письмо12.

Миронов: «По Вашему письму я приказал послать туда человека и все исследовать… Вы не знаете, за кого хлопочете… Он писал у себя в дневнике «Мне наплевать на Советскую власть»… Он кутит в ресторанах… Он хотел бежать в Америку… Он хуже Ионесяна13: тот только разбивал головы топором, а этот вкладывает в головы антисоветчину… Вы говорите, что он талантливый поэт и переводчик. Но он не знает языков; стихи за него пишут другие (!!!)… В Ленинграде общественность о нем самого нелестного мнения, Александр Андреевич (Прокофьев. – Е. Ч.) дал о нем отрицательный отзыв».

Вот что мы наделали своими хлопотами: раньше Бродского обвиняли только в тунеядстве, а теперь они уже вооружились булыжниками – даже свои стихи сочиняет не он!

Мне нравится человек, ездивший туда проверять и говоривший только с врагами подсудимого: Толстиковым, Лавриковым, Прокофьевым. А Герман, а Вахтин, а Долинина, а Эткинд, а мы все – это не общественность? Мнение общественности – это мнение начальства. Плюс шпиков – Лернера и пр.

Законных оснований для его осуждения нет. КГБ, рассмотрев его дело, отпустило его на волю – а расправу поручило, по-видимому, «общественности».