Ноа - Марк Леви
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я знал, что она планирует туда поехать, – признался Эфрон. – Она хотела пойти на похороны коллеги. Я должен был сделать ей визу, но вы же знаете, какая она нетерпеливая.
– Вы получили визу? – спросил Коллинз. – Это очень помогло бы разрулить ситуацию.
– Она ко мне обратилась перед самым отъездом в Лондон, времени было маловато, я бы сказал, совершенно не было.
– Писать о ее аресте не стоит, это может отрицательно сказаться на исходе дела – белорусские власти могут сделать из него показательный процесс. Мы же не хотим, чтобы Дженис стала предлогом для ужесточения режима. Но я спрашиваю себя, не получится ли у нас схитрить.
– Какого рода хитрость вы имеете в виду?
– Пустить в Лондоне слухи, что она отправилась в Минск, чтобы добыть доказательства того, что Кэш работает на Восточную Европу.
– И что это нам даст?
– Кэш работает на Лучина, формальных доказательств у нас нет, но это неоспоримый факт. Я изучаю его счета не один месяц, деньги с Востока текут рекой, а потом расходятся по фондам ультраконсервативных британских партий. Без Кэша Гарбеджу никогда не удалось бы провести кампанию за брекзит.
– Развал Запада? Это же любимая теория Дженис. Она исписала немало страниц на эту тему.
– Которые вы всегда отказывались печатать. Однако же это не просто теория. Деньги, которые получал Кэш, шли через Минск. Диктаторы стремятся любым способом ослабить своих противников, возможно, даже с расчетом когда-нибудь захватить их территории. Хищники объединились, чтобы поработить мир. Они убивают или сажают в тюрьму всех, кто встает у них на пути. Их жажда завоеваний неутолима. У Кэша есть союзники в британском правительстве, начиная с Борсона, обязанного ему своей властью. Удобная марионетка, которую используют для дестабилизации Соединенного Королевства. От Мейфэра до Белгравии, олигархи стали новыми царями Англии Борсона, они превратили Лондон в элитный пригород Москвы, они летают туда-сюда на своих бизнес-джетах, нежатся во дворцах или на яхтах, пришвартованных у берегов Темзы. С самого первого дня процесса Кэша против Дженис я придерживаюсь оборонительной тактики, стараясь сосредоточить внимание судей на принципе свободы выражения. Пора изменить стратегию и подлить масла в огонь. Кэш сотоварищи не ожидают лобовой атаки. Если они почувствуют, что их загнали в угол, они попытаются потушить пожар, пока он не распространился. Кэш обратится к своим союзникам в Восточной Европе, чтобы Дженис как можно быстрее экстрадировали из Беларуси.
– И что же я должен сделать? – спросил Эфрон.
– Невозможное. Как можно скорее напечатайте материалы Дженис, все, что она вам посылала за эти годы.
– Я этого до сих пор не сделал только потому, что нам не хватает формального доказательства, чтобы на него опереться.
– Ну так возьмите ее тексты и перепишите в сослагательном наклонении, но так, чтобы обвинение казалось неоспоримым.
– Вы просите меня рискнуть репутацией моей газеты и всех моих сотрудников.
Коллинз сделал паузу, обдумывая каждое слово своего ответа. Он хотел, чтобы первый удар нанес Эфрон. Кэш быстро поймет, откуда и почему совершено нападение. Доверившись таланту Дженис, другие газеты начнут ссылаться на результаты ее расследований.
– Это война, – наконец сказал адвокат. – И мы слишком долго игнорировали этот факт. Сопротивление деспоту невозможно без риска, друг мой, не мне вас этому учить. Что же до ваших коллег, объясните им, что ставка в игре – жизнь одной из них.
Коллинз повесил трубку, не попрощавшись, и сразу же перезвонил Бланскому. На сей раз попросить, чтобы он нашел кого-нибудь, кто сможет навестить Дженис. Он должен кое-что ей сообщить.
Окрестина
Глава 20
Утро субботы, Окрестина, Минск
Дженис резко просыпается, подскакивая на койке. Она чувствует или, может, просто хочет в это верить: операция начнется завтра. Она знает, что в тюрьме ощущение времени скоро исчезнет. Ночью свет в камере не выключался. Вчера вечером, когда она оказалась в этих стенах, надзиратели конфисковали ее вещи – рюкзак, в котором оставалась только зубная щетка, тетрадь, из которой она вырвала исписанные страницы, и косметичку. Ее заставили раздеться, а потом обыскали одежду, пока она стояла голая, проверили карманы и все швы. Потом ей разрешили одеться. «На Окрестина роб не носят», – объяснили ей.
За решетками над столицей Беларуси встает бледное солнце. Город просыпается, и его гул проникает сквозь приоткрытое оконце. Встав на цыпочки, Дженис замечает верхушки кирпичных домов, в окнах которых сохнет белье. Здание, в котором держат мужчин, возвышается как цементный блок на фоне безоблачного неба. Дженис не двигается, она затерялась в своем мире, далеко-далеко от Минска. В своих грезах она видит сад у дома во Флорентине. В это время Давид, должно быть, еще спит; когда он встанет, то пойдет на кухню. До Дженис доносится аромат кофе. Пора идти в столовую.
Дверь открывается, шесть заключенных, с которыми она делит камеру, выходят первыми. Они еще не сказали ей ни слова и даже не ответили, когда она с ними поздоровалась накануне вечером.
Столовая по размерам напоминает баскетбольную площадку. Столы, за каждый из которых садятся по двенадцать женщин, выстроились вдоль синей разметки на полу. Решетка в глубине отделяет зал от другого, где едят мужчины. Дженис думает о Романе; она, как и он, должна запоминать каждую деталь, чтобы понять, как здесь все устроено. Мужчины едят там же, где и женщины, а значит, их выводят из здания. Вероятно, проще перегонять заключенных, чем переносить их пайки.
Дженис не знает, где сесть, лица поворачиваются к ней, новенькой, во взглядах читается: что она сделала, чтобы оказаться на Окрестина? Она идет к решетке, надеясь хоть мельком увидеть Николая, она хочет дать ему понять, что ей нужны его знания. Если бы только она могла с ним повидаться, перекинуться парой слов – она знает, о чем его спросить. За ней наблюдает надзиратель, какая-то заключенная свистит ей, призывая к порядку. Она зашла слишком далеко. Дженис поворачивает голову, заключенная двигается на скамейке и указывает ей на место рядом с собой. Дженис садится с подносом в руках. Заключенная обращается к ней по-белорусски, Дженис говорит ей, что не знает ее языка. Они продолжают по-английски, у женщины сильный акцент, но у них получается понять друг друга.
– Тут
