Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл

— Хотя бы в этом наши мнения сходятся, — сказал Тиро. — Но мне все еще непонятно, почему ты нам помогаешь.

— Воины, которых вы называете «предателями», невообразимо опасны. Не только для вашей расы и империи, но для всего живого. Они служат Изначальному Уничтожителю, хотя и не все из них в полной мере осознают, что это значит. Наши цели едины, но нам нельзя медлить, иначе враги достигнут крепости Амон ни-шак Каэлис раньше нас.

— Амон ни-шак Каэлис? Что это значит?

— «Кузница солнца и звезд» в переводе с мертвого диалекта моего народа.

— Ты сказал, у них есть проводник вроде тебя? — спросил Тиро.

— Есть, — отозвался Вора. — Отступник, изгнанный из нашего ордена. Мой брат.

— Что нужно делать, чтобы тебя изгнали из группы ученых? — спросил Вермана Сайбус своим скрипучим, механическим голосом.

— О, это несложно, — сказал Таматика. — И Механикум, и Железное Братство не раз угрожали мне исключением. Опасные эксперименты, радикальные взгляды, непротестированное оружие, все такое.

— Ты столько раз пытался нас взорвать… Немного жаль, что они так этого и не сделали, — сказал Сайбус.

Губы эльдар едва заметно изогнулись в улыбке, и он продолжил:

— Фратер Таматика прав: в моем брате зародился пагубный интерес к темной стороне знания, к тому, что хранится в тайне не без причины.

— К чему? — спросил Таматика. — Приведи мне пример.

— Вы же знаете, что я не могу этого сделать, фратер Таматика, — сказал Варучи Вора. — Достаточно знать, что есть в Галактике вещи, которые должны навечно остаться в прошлом. То, что находится в сердце крепости, из их числа.

— И этот отступник может привести предателей к крепости? — спросил Сайбус, не сводя с него испытующего взгляда.

— Может, но он не знает тех путей, что знаю я, — ответил Вора. — Верхние пути безопасней, но Нижние пути быстрее. С моей помощью вы обгоните ваших врагов, пройдя через пространства, не затронутые варпом, и достигнете Амон ни-шак Каэлис задолго до того, как они там окажутся.

— Наши приборы не регистрируют никаких брешей в шторме, — заметил Тиро. — Мы вообще не видим никакого входа, не говоря уж о входе безопасном.

— Ваши приборы неспособны увидеть Нижние пути, — сказал Вора. — Но они там есть.

— Капитан, — сказал Велунд. — У нас нет выбора. Мы должны позволить Варучи Воре показать нам путь.

— Ты сам сказал, что прохода нет, — рявкнул Тиро, и механический орел захлопал крыльями в ответ на эту внезапную вспышку гнева. — Он может направить нас прямо в варповый ураган и уничтожить нас.

— Может, но зачем ему это делать? — возразил Велунд. — Он тоже погибнет, и я сомневаюсь, что он выискивал нас для того, чтобы убить таким сложным способом. Железные Воины и Дети Императора скоро будут здесь, так что у нас есть два варианта: довериться ему или сдаться.

Уловка была очевидна, и Тиро мгновенно ее распознал.

— Думаешь, что можешь вынудить меня отдать нужный тебе приказ?

— Нет, но решать надо, — ответил Велунд. — И у нас нет времени на дискуссии.

Тиро раздраженно посмотрел на него, но Велунд уже знал, что капитан согласится использовать эльдарского ученого в качестве проводника. Для Железноруких сдаться было бы позором. Начатое задание не бросали даже при возникновении непреодолимых препятствий. Этот подход заставлял их сражаться после потери, несмотря на свое горе, под гнетом отчаяния, грозившего поглотить остатки легиона.

И все же Кадм Тиро никак не сводил взгляда с бурлящих облаков, возникавших на краях штормовых всплесков, и грозовых шквалов, сияющих зловредным светом. Он слишком хорошо знал, чем были чреваты попытки пройти сквозь столь опасные регионы космоса. Корабли избегали подобных аномалий, особенно если те проникали из неизвестной параллельной вселенной, их породившей. И внутренний голос кричал ему, что нельзя доверять корабль со всем его экипажем ксеносу, чей род был известен своей коварностью и непредсказуемостью.

Но что еще ему оставалось?

— Веди нас, Варучи Вора, — сказал Тиро. — Но знай: если у меня хоть на миг закрадется подозрение, что ты собираешься нас предать, я прикажу Бомбасту сжечь тебя дотла. Если ты приведешь нас к гибели в этом варп-шторме, первым умрешь ты сам. Понятно?

— Предупреждение абсолютно понятно, но излишне, — сказал Вора.

— Не для меня, — ответил Тиро.

Глава 11

ТЯЖКОЕ БРЕМЯ

ДОДЕКАТЕОН

ПАМЯТЬ ТЕЛА

Более двух тысяч воинов выстроились неподвижными шеренгами перед Кроагером, и он был ошеломлен самой идеей, что они все теперь подчиняются ему. После отлета с Гидры Кордатус (вызвавшего в нем безотчетное чувство облегчения) он пытался привыкнуть к мысли, что стал кузнецом войны IV легиона, что должен теперь отдавать приказы и распоряжаться судьбами других. Раньше вся его власть над жизнью и смертью заключалась лишь в клинке цепного меча и магазине болтера — теперь же он мог обречь людей на смерть одним только словом.

Какая-то часть его — меньшая — радовалась подобному могуществу, но оно неизбежно отдалит его от кровопролития настоящей битвы, а против этого восставала сама природа Кроагера. Расстаться с оружием для него значило то же, что лишиться рук или сердца. Только в жестокой мясорубке боя воин чувствует себя действительно живым, и суть этой жизни заключена во мгновениях между взмахами клинка и выстрелами.

За шеренгами воинов стояли роты бронетанковой техники: «Носороги», «Лэнд рейдеры», «Мастодонты» и гибриды, которые Пневмашина создала из обломков с поля боя и загадочных механизмов, извлеченных из сердца Кадмейской цитадели. Когда флот достиг края варп-аномалии, закрытые кузницы Пневмашины стали работать с лихорадочной одержимостью, словно эта неведомая область пространства давала им добавочные силы для создания все новых чудовищных машин. О предназначении некоторых из этих творений ясно говорил их облик: они выглядели просто как гигантские орудийные станки или истребители пехоты; но другие, те, что были увешаны защищенными решеткой приборами и опасными на вид приспособлениями, ничем не обнаруживали своих истинных функций.

Кроагер прошелся вдоль строя — стены из вороненого железа, отмеченного золотыми и черными шевронами. Эти воины обратили в руины бессчетные планеты, сокрушили оплоты величайших царств, но знал ли их имена хоть кто-нибудь в Империуме Человека?

По приказу командира все воины были без шлемов; суровые лица смотрели прямо перед собой в нерушимом единстве. У большинства легионеров были темные коротко остриженные волосы, но тут и там Кроагер замечал то длинные пряди, которыми отличались уроженцы Лохоса, то вытатуированные спирали — узор делхонийцев, то выкрашенные в кровавый цвет волосы народа с Итеаракских гор, к которому принадлежал и он сам, то раздвоенные бороды, характерные для ведрикских тирпехов. Он узнает этих людей, выучит их имена и скажет им, что знает все об их подвигах — только так они будут готовы сражаться за него до последнего вздоха.

Проходя вдоль строя, он всматривался в их лица.

Грубые черты, сглаженные генетическими изменениями и улучшениями, преображенные знанием, которое дает долгая война. Немногие легионы могли сравниться с Железными Воинами в искусстве убивать, но служение идеалам Империума потребовало от них бесчисленных жертв. Эти люди, исполненные силы, сражались за то, чтобы привести Галактику к согласию, но почестей за это им не полагалось: награды доставались другим, более прославленным легионам, которые получали все лавры, пока Железные Воины гнули спины.

Ультрадесант, Кровавые Ангелы, Имперские Кулаки. В честь их героев слагали поэмы, их подвиги увековечивали в произведениях искусства. Но где триумфы, устроенные в честь Железных Воинов? Где слава этого легиона?

Ответ был прост: в пепле Олимпии. В развеянном ветром прахе погребального костра, в который превратился целый мир. Сказания о сынах этого мира, ставших крестоносцами, некому было слушать: легион сжег всех, и отчаяние того дня впиталось в кожу воинов, как пепел на щеках скорбящих вдов и заблудших отпрысков.

Но Кроагер не чувствовал вины за то, что они сотворили с Олимпией. Что с того, что именно эту планету Железный Владыка считал домом? Неважно, чей это дом, все планеты горят одинаково, и никому нет до этого дела.

Разница заключалась только в названии, а названия и имена — это пустой шум.

И горе, и вина разъедают душу воина подобно ржавчине, и Пертурабо в той речи, которую он произнес перед всем легионом под пепельным дождем на их родной планете, прямо сказал, что среди его людей чувству вины нет места. Сожаление — это удел слабых, которые копаются в прошлом, ища себе оправдание. Железные Воины никогда не позволят этому разрушительному чувству завладеть собой, ибо для них оправдание было только в будущем.