Однажды в Октябре – 1 - Александр Михайловский

Как я понял из записки Иосифа Виссарионовича, с помощь гостей из будущего удалось сделать так, что Керенский сам уходит в отставку со всеми своими министрами-капиталистами, и мирно передает власть нашей партии. Это, конечно, замечательно. Но, во-первых, сие означает, что нам теперь не нужно будет идти на компромиссы с разными партиями-попутчиками, и мы сможем сформировать однородное правительство из тех людей, которых мы захотим взять в это правительство. А, во-вторых, мы становимся легитимной СИЛОЙ, с которой бороться нашим врагам будет затруднительно. В-третьих, мы можем позиции той же силой добиваться заключения мира с Германией, которая, не менее нас, стремиться прекратить воевать, хотя бы с нами… Гм… А мы, как партия, ничем не обязаны странам Антанты, так что насчет прекращения войны на Западном фронте можно лишь задекларировать, но не настаивать на этом во время грядущих переговоров. Что нам Гекуба… Пардон, «И все из-за чего? Из-за Антанты! Что ему Антанта, Что он Антанте, чтоб о ней рыдать?»… Да простит меня Шекспир… Что там сказал этот полковник, насчет того, что «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Хорошее, кстати выражение, следует его запомнить.

Так вот, действительно, надо пересмотреть идею Мировой Революции? Да пусть Германия, Франция и Англия сражаются друг друга до изнеможения, а наша, революционная Россия в это время будет оправляться от ран и набирать силы. Точно так же, как война создала революционную ситуацию в России, она создаст ее и в Европе, и там тоже рухнут империалистические государства. К этому моменту надо будет накопить определенные резервы, которые можно будет бросить на весы истории.

Достав из своего чемоданчика бумагу и карандаш, я стал быстро набрасывать тезисы новой программной статьи, которая должна была обосновать необходимость мирного перехода власти в руки трудящихся. Тем более что она и так уже в них перешла.

13 октября (30 сентября) 1917 года, около 15:35, недалеко от Петрограда. район Стрельны

— Мама дорогая! — подумал я, влезая в люк БМП и одевая шлемофон, — разве раньше я мог подумать, что капитан Рагуленко, больше известный, как «капитан Слон», или, как «герр гауптман», будет делать Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию. Взревели дизеля, несмотря на вентиляцию, наполняя танковый трюм угаром. Но уже широко распахнулись десантные ворота, открывая выход из тускло освещенного трюма в тусклый осенний день.

Когда аппарель пошла вниз, я скомандовал, — Внимание! И захлопнул люк. Двигатели взвыли на повышенных оборотах, и тут же, как только путь стал свободен — раздалась команда — Вперед!

Машина рванулась, пробежалась по аппарели, и нырнула в балтийскую воду. Вслед за нами десантировались и остальные БМП роты. До берега было метров сто, не больше. Десантирование техники было решено провести прямо на берег в районе сразу за Стрельнинским яхтклубом. Все четыре БДК выстроились строем фронта, и подошли к берегу на минимально безопасное расстояние.

Сейчас в октябре, да еще в дождик, эти пляжи пусты и безлюдны. Даже влюбленной парочки не встретишь. Берег тут хороший отлогий, песчаный. Кстати, примерно здесь в 1941 году моряки-балтийцы высаживали десант. Это когда немцы были уже у Кировского завода.

Проплыв сто метров меньше чем за минуту, БМП легко выбралась на берег. Я покрутил командирский перископ. Мои орлы плыли следом, как утята за мамой-уткой. Зрелище со стороны было фантасмагорическим.

Оказавшись на берегу, машины выстроились в колонну, и устремлялись вслед за мной в сторону Петергофского шоссе. Как я уже говорил, место высадки было выбрано сразу за яхт-клубом. Миновав пляж и прибрежные кусты, машины выбрались на дорогу. Найти ее нам было легко, поскольку разведгруппа, высаженная заранее на быстроходных катерах, работала для нас маяками-регулировщиками. В командирский перископ прекрасно был виден боец в камуфлированной накидке, взмахами жезла обозначавший вход на дорогу, в наше время именуемую Сосновой аллей.

Так, вписались нормально! Аллея, это скорее прямая грунтовка обсаженная соснами, и выводит она нас на Петергофское шоссе. А оттуда прямо-прямо прямо. Мой водитель местный, дальше он и сам знает дорогу. Окна дач темные, глухие. Нигде и никто не шелохнется. Неизвестно что думают немногочисленные обитатели этих домиков, когда мимо них с ревом моторов и лязгом гусениц проносятся невиданные ими ранее боевые машины. Может, прилипают носами к стеклу, стремясь разглядеть проносящееся мимо них диво дивное. Может, перекрестившись, лезут подальше от греха в подпол, поближе к мешкам с картошкой и кадкам с огурцами. Может, хватаются за телефон, если он есть в такой глуши и звонят куда попало о прорвавшихся немцах.

Нам до этого дела нет. Когда голова колонны миновала центр Стрельны, я получил сообщение что все четыре роты вышли на шоссе. А теперь газу, товарищи механики-водители! Водяная пыль из под гусениц, брызги грязи и прочая прелесть… Когда шоссе начинает загибаться е северу в сторону Питера, откладываю в сторону карту и берусь за тангенту рации. Необходимо доложиться товарищу Второму — в миру полковнику Бережному — и сообщить ему, что мы прошли первую контрольную точку. А он уже даст команду, или занимать вокзалы согласно первоначальному плану, или уйти в запасной район к Путиловскому заводу.

Все, полковник на связи, — Товарищ Второй, докладывает Слон, прошли первую точку, опережаем график, — я глянул на светящийся в полутьме циферблат командирских часов, — примерно на пять минут.

В ответ слышу приглушенный смешок, и голос командира, — Товарищ Слон, уходите на запасной, район, к Путиловскому. Повторяю, уходите к Путиловскому, там вас встретят. И удачи вам! Конец связи.

Отвечаю, — Спасибо, товарищ Второй, и к черту! Конец связи.

Ну что же, к Путиловскому, так к Путиловскому, а это значит, что пока все обходится без нашего прямого вмешательства. Петергофское шоссе проходит буквально вдоль забора Путиловского завода. Еще четверть часа и вот уже мы въезжаем на заводскую территорию. Тут жизнь кипит ключом. Народ самый разный, отряды красной гвардии, солдаты пробольшевистски настроенных полков, какие-то местные офицеры и над всем этим бардаком царят полковник Бережной и, о господи, Феликс Дзержинский, сколачивающий из всего этого хоть какое-то подобие боевого соединения. До нашего прибытия дело шло вполне туго, полковник и помогавшие ему местные офицеры генштаба буквально охрипли и сбились с ног пытаясь сформировать часть из штатских и пентюхов-тыловиков. Процесс больше смахивал на какой-то митинг.

Прибытие сорока БМП-3Ф, двенадцати самоходных гаубиц «Нонна-С» и четырех КШМ сразу остудило луженые глотки митинговых крикунов, и процесс формирования первой бригады Красной гвардии сдвинулся с мертвой точки. К каждой нашей роте должны присоединить отряд Красной гвардии в триста-четыреста штыков, после чего рота станет батальоном. Тут еще надо учитывать психологию красногвардейских командиров не желающих подчиняться «ахфицерАм», несмотря на то, что сами по себе они представляют всего лишь ноль без палочки.

Таких посылали на собеседование к Железному Феликсу, после чего у отряда, как правило появлялся новый командир у которого в голове были свои закидоны. Но худо-бедно дело двигалось и к вечеру мы уже сможем выпустить в город хотя бы совместные патрули. А ведь в самом скором времени сюда должна прийти и тяжелая гусеничная технику, которую сейчас разгружают в Торговой гавани, и тогда бардак может достигнуть крещендо. Боюсь, что вся эта публика, не имея перед собой общего врага, будет весьма сложно управляема. Тут нужен один хороший бой, который выжжет шлак и отделит агнцев от козлищ и мух от котлет. Беда только в том, что обычно в таком бою плохо сформированное и обученное соединение способно потерять до половины личного состава. Вот так.

С началом войны судоходство на Балтике практически замерло, и причалы Торговой гавани опустели. Лишь изредка приходили небольшие каботажные суда из Великого княжества Финляндского. Но вот днем 30-го сентября Торговая гавань вдруг ожила. Сначала, около полудня, к удивлению немногочисленных сторожей, у пустующих причалов появилась большая группа докеров. Часть их, вооруженная винтовками, и возглавляемая известным большевиком Дзержинским оцепила территорию порта, а остальные собрались у причалов и принялись вглядываться вдаль, будто ожидая прибытия каких-то неведомых кораблей. И, как ни странно, такие корабли появились на горизонте где-то около трех часов дня. В их внешнем виде было несколько странностей. Во-первых, они не дымили, что указывало на крайне дорогое нефтяное отопление. Во-вторых, как ни странно, на своих мачтах они несли отнюдь не флаги «Доброфлота» или например шведские, а андреевские флаги русского военного флота, несмотря на то, что один из них по силуэту был явным очень крупным грузовым пароходом. Таких здесь еще не видывали. На нем не было никаких признаков вооружения. Два других оказались явными пассажирскими пароходами, вооруженными лишь по случаю военного времени. Предводительствующий всей этой компанией крейсер незнакомых очертаний направился дальше ко входу в Неву, а транспорты пошли швартоваться к причалам Торговой гавани. Собравшиеся на пирсах докеры быстро и умело организовали швартовку прибывших кораблей.