Изменчивая судьба - Тэмми Блэквелл

Я представила себе видение Талли, но наоборот. Нож был в моей руке, и я вонзала его в живот Сарварны. Я видела кровь, пропитавшую ее рубашку, услышала крики, вырывавшиеся из ее горла, и даже почувствовала запах слез, катившихся по ее щекам.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Потому что тебе надо знать. Тебе надо понимать, что она действительно искренне думает, будто поступает правильно. Тебе надо перестать считать ее воплощением зла и все равно хотеть ее убить.

Я потерла руками лицо. Когда-то я бы заволновалась, что размажу макияж, но так давно не красилась, что уже и забыла, каково это. С июля все мои вещи обитали в одной сумке. Комплекты одежды два-три раза менялись, но мне приходилось ограничиваться четырьмя вариантами одежды, и то это сводилось к разным сочетаниям одних и тех же кофт и штанов. Я никогда не считала себя женственной, но пришла к пониманию, что если надеть красивую одежду и постараться выглядеть как можно опрятнее, то это помогало почувствовать себя человеком, ощутить связь с обществом. А сидя в хижине, бог весть в скольких милях от цивилизации, одетая в одни и те же джинсы с фланелевым утеплением, термобелье и вчерашний свитер, я едва могла вспомнить, как устроен настоящий мир. У нормальных людей на манжетах свитеров не было пятен крови от приготовления ужина. Нормальные люди не тренировались день и ночь до помешательства. И нормальные люди не смотрели на фотографию улыбающейся семьи и не думали, легко ли будет убить одну из них и оставить остальных страдать.

— Как ты это делаешь? — мой голос заглушался ладонями, все еще прижатыми к моему лицу.

— Как я делаю что?

Я опустила руки и сделала глубокий вдох.

— Выталкиваешь все это из головы. Как ты убиваешь кого-то и не позволяешь этому убить тебя?

Лицо Лиама сделалось пустым, тон голоса — безжизненным.

— Скольких людей я, по-твоему, убил, Скаут?

— Не знаю. Скольких людей ты убил, Лиам?

Он сидел абсолютно неподвижно, только сжимал правую руку в кулак.

— Одного.

— Одного? — но тогда получается… — Ты впервые убил в ту ночь у озера? Когда ты убил Хашима?

— А что? Ты думала, что я серийный убийца или типа того?

Я вздрогнула от злости в его голосе и тут же почувствовала себя ужасно. Конечно, я не считала его серийным убийцей, но по какой-то причине полагала, что он убивал и других. Почему же? И почему мне внезапно показалось, что я несправедливо отнеслась к парню напротив меня?

Вместо того чтобы поднимать тему своего дерьмового поведения, я вернула разговор в изначальное русло.

— Ты все еще думаешь об этом? О том, что случилось? О нем? — когда Лиам не ответил, я продолжила. — Теперь я в большинстве случаев могу прожить день, не думая о нем, но вначале, когда мы только ехали столько дней подряд, я не могла выкинуть из головы лицо Трэвиса. Я знаю, что вынуждена была так поступить, но все равно чувствую себя виноватой, — это казалось слишком мягким словом, чтобы охватить хаос эмоций, вызываемый простым произнесением его имени. — Иногда меня тошнит, и я не понимаю, почему. А потом я осознаю, что подумала о чем-то, и это напомнило мне его. Например, иногда перед снегопадом небо обретает в точности цвет его глаз. И ведь я даже не думаю «Эй, у Трэвиса глаза такого цвета», но все равно испытываю то ноющее ощущение тошноты, и мне приходится соображать, откуда оно взялось.

Лицо Лиама все еще не выдавало эмоций, но его плечи немного расслабились.

— Я слышу его крик. Это короткий звук, но его вибрации как будто застряли в моем ухе и постоянно отражаются туда-сюда, чтобы я никогда не забыл последний звук, который он издал в своей жизни.

Мерцающий свет лампы отразился от блеска влаги в его глазах. Я тяжело сглотнула и впилась ногтями в ладонь, чтобы совсем не расклеиться.

— Что, если я не смогу это сделать? — я провела пальцем по фотографии Сарварны и Ананды. — Что, если я смогу, но потом не сумею с этим жить?

Молчание растянулось навечно. Как раз когда я подумала, что разговор завершился, Лиам нарушил тишину.

— Я вечно думаю об его семье. Он был женат. Имел двоих детей.

Не в силах смотреть ему в лицо, я наблюдала за подрагивающей тенью, отбрасываемой лампой на стене.

— Может, он заслуживал смерти, а может, и нет. Но это война, а он солдат противника, так что я убил его, как и должен был. И эта часть меня устраивает, но его семья… — тень Лиама потерла затылок. — Те дети не заслуживают вырасти без отца. Его жена не заслуживает быть вдовой. Это не их война. Но им придется жить с тем, что я сделал.

Боже, я даже не думала о том, была ли у Трэвиса семья. Я сомневалась, что он успел обзавестись детьми, но родители у него точно были. Не мог же он отпочковаться от головы Стефана или типа того.

— Я не могу это сделать, — мои руки дрожали, и я подумала, что, возможно, придется метнуться на улицу к туалету, чтобы распрощаться с ужином из тунца. — Я не могу убить ее, Лиам. Я просто… я не могу.

Он обошел стол, чтобы встать передо мной.

— Посмотри на меня.

Вместо этого я смотрела на свои дрожащие руки, будучи уверенной, что вижу кровь под ногтями.

— Скаут, посмотри на меня.

Я почувствовала покатившиеся слезы и запрокинула голову.

— Я не могу, Лиам. Я не могу.

Серые глаза посмотрели в мои.

— Можешь, — он унял дрожь моих рук своими ладонями. — И сделаешь это. Тебе придется.

— Почему? Почему я? — это несправедливо. Я не просила о таком. — Почему я должна это сделать?

Его голос был мягким, как и ладони, сжимавшие мои руки.

— Потому что никто другой не может.

— Ты не собираешься выдавать дерьмовые реплики о том, что это моя судьба, предназначение или типа того?

Уголок губ Лиама приподнялся, но это не была улыбка в классическом понимании слова.

— Ты ошиблась братом. Я не очень люблю все это предначертанное дерьмо. Я предпочитаю ответственность и всеобщее благо.

— И убить Сарварну — это ради всеобщего блага?

— Свержение Альфа-Стаи — это всеобщее благо. А убить ее и любого, кто встанет на нашем пути — это нелицеприятный способ достижения цели.

— А ответственность… вся на мне? Это я должна атаковать Сарварну? И потом весь остальной мир оборотней? — я вспомнила, как