Империя страха - Юлиан Бардин

— Ну, я жду, — повторила она требовательным тоном.

— Я… Мне показалось, что ты… что я… — слова застряли у него в горле, превратившись в нечленораздельное бормотание.

— Хочешь, я скажу все за тебя? — спросила Ольга и, не дожидаясь ответа, произнесла: — Тебе показалось, что я в тебя втрескалась с первого взгляда, так?

Он мрачно кивнул, а девушка, несколько секунд помолчав, закончила:

— Так вот, ты оказался прав.

Гвоздик порывисто вскинул голову и бросил на девушку изумленный взгляд — он отказывался верить в услышанное признание.

— А теперь иди, — приказала она.

— Куда?

Искренне улыбнувшись, блондинка неторопливо произнесла:

— А с ментами ты более дерзкий и догадливый. — В сказанной ею фразе сквозил неприкрытый сарказм, но она тут же стала серьезной и закончила: — За той девушкой, которой нужно временное пристанище.

Медленно развернувшись, Юра двинулся к выходу, проигнорировав злобное рычание пса. Когда за ним закрылась дверь, Ольга опустилась на стул и принялась гладить подошедшего Рекса по голове, приговаривая:

— Твоя хозяйка просто спятила — это же надо: влюбиться в уголовника. — Она нервно рассмеялась и продолжила: — Выгнать мужа дипломата, отказать директору банка, чтобы втюриться в самого обычного вора. Дура!

Пес тихонько поскуливал, то ли жалея ее, то ли во всем соглашаясь с нею.

Глава 13

Ночь для Жбана выдалась тревожная: двое киллеров, отправленные в гостиницу, чтобы расправиться с проституткой и забрать цепочку, до сих пор не вернулись; другие, во главе с Димой, тоже пока не добились ощутимых результатов, — оставалось ждать.

Но именно этого Федор Петрович больше всего в жизни и не любил. Ожидание было для него самой настоящей пыткой. Однако ничего другого придумать было невозможно.

Сон, как назло, не шел, поэтому Жбан решил до посинения играть в шахматы, пригласив в напарники одного из своих телохранителей. Играл он, откровенно говоря, слабовато, но считал себя непризнанным гроссмейстером.

Его партнер — парень лет двадцати трех, с толстой шеей, буквально вросшей в покатые плечи, и бугрящимися из-под рубашки тренированными мышцами, с которыми так не вязалось почти интеллигентное выражение лица, — вяло передвигал фигуры, нарочно проигрывая уже третью партию подряд.

Он видел, что шеф явно не в духе, и хорошо знал его вспыльчивый характер, поэтому поддавался, но делал это умело, чтобы Жбан ни о чем не догадался.

— Мат тебе, Леха, — довольно объявил Жбан, зажав черного короля между белыми ладьей и ферзем.

Леха притворно удивился, глядя на доску во все глаза, как будто пытался изменить ситуацию взглядом.

Но в конце концов он признал собственное поражение, сказав:

— Что-то ты сегодня в ударе.

Федор Петрович довольно заржал, откинувшись на высокую спинку плюшевого кресла, при этом его жирные телеса заколыхались, как потревоженный холодец, а на одутловатом лице проступила влажная испарина.

Внешне хозяин квартиры выглядел на все пятьдесят, хотя в действительности ему еще не было и сорока.

Бывший штангист, подававший в свое время огромные надежды, но так и не вышедший за рамки «перспективных» спортсменов, Жбанович — такова была его настоящая фамилия — обладал непомерными амбициями и прямо пропорциональной ленью при минимуме достоинств. Не сумев сделать карьеру чемпиона, он сообразил, что есть иной путь — пусть не совсем законный, но несравненно более прибыльный.

Именно тогда он начал собирать вокруг себя отчаянных парней, но первый же криминальный опыт оказался для него неудачным. Федора Петровича посадили за грабеж.

Зона оказалась для него новым испытанием, где одними только мышцами авторитета не заработаешь. Слегка погоношившись, но получив незабываемый урок — когда его, почти Жаботинского, беспощадно отметелили трое худеньких пареньков, — Федя понял, что сила решает далеко не все жизненные проблемы: нужны были мозги, а главное — связи.

Криминальная верхушка отказалась принять его в свои ряды, и тогда он пошел по другому пути.

«Хозяин», или, проще говоря, начальник колонии, принял с распростертыми объятиями новообращенного зека, устроив тому встречу с начальником оперчасти.

«Кум» же не увидел в Жбановиче реальной перспективы для своих паучьих делишек и просто порекомендовал его в «актив».

Тем не менее Федя моментально сменил лесную делянку на кружок художественной самодеятельности и надел на руку повязку — таким образом он обеспечил себе «УДО», то есть условно-досрочное освобождение.

Вернувшись в родной Тмутараканьск, где сибирская природа закаляла достойные кадры, Федя стал Жбаном — бывшим спортсменом, бывшим зеком, сплевывающим через зубы и «ботающим» не иначе как по «фене», — к которому потянулась сопливая молодежь, жаждущая блатной романтики.

Отсидка научила Федора Петровича двум важным правилам: не попадайся в руки ментов сам, если за тебя это могут сделать другие, и не обижай себя при дележке, потому как, кроме тебя самого, кто же о тебе еще побеспокоится.

Возведя все это в ранг аксиомы, Жбан принялся благостно наживать капитал, без сожаления расставаясь с членами своей банды, уходящими на этап. Дела его пошли в гору.

Но случилась одна маленькая неприятность. В город вернулся вор в законе, оттрубивший десятку, что называется, «от звонка до звонка». Для него не составило труда навести соответствующие справки о «блатном» по кличке Жбан, и звезда Федора Петровича безвозвратно закатилась.

Его бы, конечно, зарезали как самозванца, взявшего на себя незаслуженные полномочия. Спас Жбановича банальный побег.

И вот Москва-столица легла у его ног на перроне Казанского вокзала.

Какое-то время Федя сидел тихо и смирно, стараясь понапрасну не высовываться, но приобретенный опыт быстро дал ответ на извечный вопрос «что делать?», и новоиспеченный пахан сгреб под свое крылышко крепкую бригаду, подбирая людей в дешевых пивнухах и едва ли не под заборами.

С той поры минуло восемь лет, и никто уже не мог напомнить Жбану, кем он был на самом деле.

Теперь, буквально расплываясь в глубоком кресле, сидел довольный жизнью властный и удачливый пахан. Позабывшие о тренировках мышцы постепенно превратились в трясущееся желе, глазки заплыли, как у откормленного кабана, а на месте привычного подбородка появились многослойные складки, похожие на подол плиссированной юбки. Федя процветал и надеялся, что так будет всегда,

Пухлые пальчики принялись вновь расставлять фигуры на шахматной доске, но Леха отчаянно запротестовал:

— Нет, с меня хватит. Башка трещит, как будто в ней кузнецы работают.

— Да ладно тебе, — начал уговаривать охранника Жбан, — еще партейку, и все.

Неизвестно, чем бы закончились их словопрения, если бы в этот момент на пороге гостиной не появился второй телохранитель.

Высокий, худощавый, с ввалившимися от постоянного недосыпания глазами, он походил на египетскую мумию, облаченную в современные шмотки.

Подойдя к пахану, охранник заговорил:

— Федя, у нас неприятности.

Этого слова Жбан терпеть не мог, поэтому грозно воззрился на вошедшего, медленно протянув:

— Ну, что еще?

— Шурик вернулся…

— А Димон где? — перебил «мумию» бывший штангист.

Ни слова не сказав в ответ, худосочный парень распахнул дверь, приглашая кого-то войти в комнату.

На пороге появился среднего роста молодой человек с помятым лицом и огромной шишкой на широком лбу.

— Где остальные? — спросил пахан, и тон, которым был задан вопрос, не сулшг Шурику ничего хорошего.

Ноги Шурика подгибались от непомерной усталости, но он не решался присесть без приглашения старшего, поэтому оперся плечом о дверной косяк и заговорил, едва ворочая непослушным языком:

— Эти козлы смылись, перебив почти всех наших пацанов, кроме тех, которые остались на квартире в Чертанове. Димон, Молоток, Сеня Дуб, Олег — мертвы. Куда делся Андрон, я не знаю. Меня долбанули Сениной дубинкой по башке, и я отъехал, а когда очухался, вокруг были одни трупы… — Он затих, как паровозный котел, из которого спустили пары.

Несколько минут в комнате висела гнетущая тишина. Никто не решался первым нарушить молчание, а Жбан, гневно сдвинув брови, погрузился в глубокую задумчивость.

Наконец его щеки задрожали, предвещая неминуемую бурю, которая не замедлила разразиться. Поднявшись на толстых, слоновьих ногах, Федор Петрович приблизился к Шурику и зашипел тому в лицо:

— А почему ты остался в живых? Неужели ты не мог пристрелить этих скотов, вышибить им мозги?! За что я плачу тебе деньги, урод?!

Парень стушевался, не зная, что сказать, а Жбан продолжил:

— Если ты, гнида, думаешь, что я посочувствую тебе, то глубоко заблуждаешься…