Повести и рассказы - Аркадий Аверченко

Володька

Завтракая у одного приятеля, я обратил внимание на мальчишку лет одиннадцати, прислонившегося у притолоки с самым беззаботным видом и следившего за нашей беседой не только оживленными глазами, но и обоими на диво оттопыренными ушами.

- Что это за фрукт? - осведомился я.

- Это? Это мой камердинер, секретарь, конфидент и наперсник. Имя ему Володька. Ты чего тут торчишь?

- Да я уже все поделал.

- Ну, черт с тобой. Стой себе. Да, так на чем я остановился?

- Вы остановились на том, что между здешним курсом валюты и константинопольским - ощутительная разница, - подсказал Володька, почесывая одной босой ногой другую.

- Послушай! Когда ты перестанешь ввязываться в чужие разговоры?!

Володька вздернул кверху и без того вздернутый, усыпанный крупными веснушками нос и мечтательно отвечал:

- Каркнул ворон - "Никогда!"

- Ого! - рассмеялся я. - Мы даже Эдгара По знаем... А ну дальше.

Володька задумчиво взглянул на меня и продолжал:

Адский дух или тварь земная, произнес я, замирая,

Ты - пророк! И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор

Занесли тебя, крылатый, в дом мой, Ужасом объятый,

В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор,

Говорит: пройдет ли рана, что нанес его топор?

Каркнул Ворон "Never more".

- Оч-чень хорошо, - подзадорил я. - А дальше?

- Дальше? - удивился Володька. - Да дальше ничего нет.

- Как нет? А это:

Если так, то вон, Нечистый!

В царство ночи вновь умчись ты!

- Это вы мне говорите? - деловито спросил Володька. - Чтоб я ушел?

- Зачем тебе. Это дальше По говорил ворону.

- Дальше ничего нет, - упрямо повторил Володька.

- Он у меня и историю знает, - сказал со своеобразной гордостью приятель. - Ахни-ка, Володька!

Володька был мальчик покладистый. Не заставляя упрашивать, он поднял кверху носишко и сказал:

- ...Способствовал тому, что мало-помалу она стала ученицей Монтескье, Вольтера и энциклопедистов. Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора...

- Постой, постой?! Почему ты с середки начинаешь. Что значит "способствовал?" Кто способствовал?

- Я не знаю кто. Там выше ничего нет.

- Какой странный мальчик, - удивился я. - Еще какие-нибудь науки знаешь?

- Знаю. Гипертрофия правого желудочка развивается при ненормально повышенных сопротивлениях в малом кругу кровообращения: при эмфиземе, при сморщивающих плеврите и пневмонии, при ателектазе, при кифосколиозе...

- Черт знает что такое! - даже закачался я на стуле, ошеломленный.

- Н-да-с, - усмехнулся мой приятель, - но эта материя суховатая. Ахни, Володька, что-нибудь из Шелли:

- Это которое на обороте "Восточные облака"?

- Во-во.

И Володька начал, ритмично покачиваясь:

Нам были так сладко желанны они,

Мы ждали еще, о, еще упоенья

В минувшие дни.

Нам грустно, нам больно, когда вспоминаем

Минувшие дни.

И как мы над трупом ребенка рыдаем,

И муке сказать не умеем: "Усни".

Так в скорбную мы красоту обращаем

Минувшие.

Я не мог выдержать больше. Я вскочил.

- Черт вас подери - почему вы меня дурачите этим вундеркиндом. В чем дело, объясните просто и честно?!

- В чем дело? - хладнокровно усмехнулся приятель. - Дело в той рыбке, в той скумбрии, от которой вы оставили хвост и голову. Не правда ли, вкусная рыбка? А дело простое. Оберточной бумаги сейчас нет, и рыбник скупает у букиниста старые книги, учебники - издания иногда огромной ценности. И букинист отдает, потому что на завертку платят дороже. И каждый день Володька приносит мне рыбу или в обрывке Шелли, или в "Истории государства Российского", или в листке атласа клинических методов исследования. А память у него здоровая... Так и пополняет Володька свои скудные познания. Володька! Что сегодня было?

Но Кочубей богат и горд

Не златом, данью крымских орд,

Не родовыми хуторами.

Прекрасной дочерью своей

Гордится старый Кочубей!..

И то сказать...

Дальше оторвано.

- Так-с. Это значит Пушкин пошел в оборот.

У меня больно-пребольно сжалось сердце, а приятель, беззаботно хохоча, хлопал Володьку по плечу и говорил:

- А знаешь, Володиссимус, скумбрия в "Докторе Паскале" 3оля была гораздо нежнее, чем в пушкинской "Полтаве"!

- То не в Золя была, - деловито возразил Володька. - То была скумбрия в этом, где артерия сосудистого сплетения мозга отходит вслед за предыдущей. Самая замечательная рыба попалась!

Никто тогда этому не удивился: ни приятель мой, ни я, ни Володька...

Может быть, удивлен будет читатель?

Его дело.

Записки дикаря

Не так давно управляющий конторой той газеты, где я иногда писал фельетоны, отвел меня в сторону и сунул мне в руку целую пачку разноцветных бумажек разного фасона и формата.

- Что это? - слегка удивился я.

- Это вам.

- Зачем?

- За то, что вы у нас пишете.

- Да что же я с этим буду делать?

- Берите. Такой у нас порядок.

- Какие смешные бумажки...

Чтобы не обижать симпатичного управляющего конторой, я сделал вид, что пачка этих странных обрезков раскрашенной бумаги очень меня обрадовала, отошел в сторону и стал рассматривать бумажку за бумажкой.

Были очень потрепанные, склеенные, но были и новенькие, от которых еще вкусно пахло типографской краской...

Одни кусочки чрезвычайно напоминали мне ярлычки на спичечной коробке, другие - наклейку на лимонадной бутылке, третьи - наклейку на нарзанной бутылке - даже орел был нарисован, - четвертые очень походили на крап игральных карт.

Были и просто спокойные серые бумажки...

А одна бумажка, размером побольше других, даже понравилась мне: очень красиво на ней была изображена яркая - желтая с черным - георгиевская лента.

- Послушайте, - робко сказал я, приблизившись к управляющему, - нельзя ли мне обменять этот ярлычок от спичечной коробки на большую штучку с желтой ленточкой.

- Можно, - усмехнулся управляющий. - Только я у вас возьму за одну с ленточкой - 25 ярлычков.

"Ловкий какой, - подумал я, отходя. - 25 ярлычков! Штуки три я бы еще дал, а 25... Ищи других дураков".

Я отобрал самые красивые кусочки с картинками и ярлыки и сунул все это в карман, а узенькие маленькие ленточки были некрасивые - я их выбросил: улучшил минуту, когда управляющий не смотрел на меня, и бросил в угол.

А то заметит еще, обидится...

Пришел я домой, вынул пачку подаренных мне бумажечек и положил их в ящик письменного стола - в этом ящике у меня всякий дрязг валяется: кусочки обгорелого сургуча, приглашение на свадьбу с золотым обрезом и пуговицы от давно уже погибших брюк.

А вчера слышу, маленький сынишка соседки так раскапризничался, что сил нет - работать мешает.

Взял я часть полученной мною пачки, пошел к нему, стал его утешать:

- Погляди-ка, какая цаца: если не будешь плакать, я тебе подарю.

Подошла мать, посмотрела на нас, сказала небрежно:

- Вы ему этих засаленных бумажек не давайте, еще заразится, не дай бог... Дайте ему лучше эту, с черно-желтой ленточкой.

- Пожалуйста. На тебе, Петя... Видишь, какая хорошая ленточка. И вот тебе еще две серенькие бумажечки с красными дядями. Видишь, какие хорошенькие мордочки в кружочке.

Заинтересованное дитя можно купить всяким пустяком. Нужно только знать, как к ним подойти...

Вчера писал для одного знакомого рекомендательное письмо...

Он сидел тут же, ждал.

В перо попала волосинка и повезла, замазывая все закругления букв.

Я выругался, поискал глазами клочок бумажки, чтобы очистить перо, не нашел, выдвинул ящик стола, взял ярлычок и стал обтирать перо.

И тут я с удивлением заметил, что на лице моего знакомого отразился ужас.

- Что вы делаете?! - крикнул он.

- Разве не видите? Обтираю.

- Чем? Да ведь эта керенка!!

- Ну? Я не знал, что оно так называется.

- Да ведь это деньги!!!

- Что вы говорите? - ахнул я, искренно огорченный. - Неужели на эту бумажку можно купить костюм?

- Ну, положим, для костюма нужно таких штук пятьсот, шестьсот.

- Вот видите! Где мне столько набрать... А башмаки можно купить?

- Штук двести нужно.

- То-то и оно. А у меня их и пятидесяти штук не наберется. Тут, впрочем, еще есть такие, с красными портретиками...

- Это украинки!..

- Что вы говорите? А эти, вот, розово-лиловенькие, пестренькие...

- Ну-да! Крымские двадцатипятирублевки. Только это фальшивая.

- Плохо сделана, что ли?

- М...м...да, если хотите. Ее у вас не примут.

- Выбросить, что ли?

- Придержите пока. Может быть, какой-нибудь дурак и возьмет.

- А я давеча мальчишечке дал поиграть такими вот. Одна была с ленточкой. Черная с желтым.

- И глупо сделали. Ведь вы на эти бумажечки можете чего-нибудь купить.

- А чего?

- Ну, я уж не знаю. Пойдите на базаре и купите.

"Врет, поди", - недоверчиво подумал я.

Но - решил попробовать.

Как смешно!

Оказывается, действительно, за эти обрезочки кое-что дают.