Леди Неукротимость - Сьюзен Робинсон

— Проклятье, — сказал Алексис. — Скорее!

Он схватил Кейт за руку, и они побежали. Держась поблизости от стены, они обогнули две башни, а затем бросились к самому дальнему строению замка, к Главной башне. Оказавшись внутри, они остановились и попытались отдышаться, прислонившись к стене. Алексис пришел в себя первым.

— Башня сейчас ремонтируется. Им не придет в голову искать нас здесь.

— Ты знаешь, что один твой шаг больше, чем два моих? — спросила Кейт.

Он улыбнулся в темноту, откуда до него доносилось ее прерывистое дыхание.

— В следующий раз я буду бежать медленнее. Где-то здесь должны быть лампы.

Он стал ощупью пробираться к центру комнаты, пока не наткнулся на стол. Найдя на нем лампы, он зажег одну из них и вернулся к Кейт.

Она все еще стояла, прислонившись к стене рядом с дверью, и Алексис резко остановился, когда поднес к ней свет. Ее прическа была полностью разрушена, волосы разметались по плечам и упали на лицо. На горле у нее был синяк, а рукав платья был оторван.

Приблизившись к ней, он прикоснулся к локону, упавшему на грудь. Она отпрянула от его прикосновения.

— Я убью его, — сказал Алексис. , — Ерунда.

— Ты не понимаешь, что это значит. Я должен вызвать его на дуэль.

Она пыталась прикрыть плечо оторванным рукавом, но тот упорно продолжал падать.

— Я уже позаботилась о графе.

— Что ты сделала?

— Я стукнула его по носу. Алексис опустил лампу, так чтобы держать ее обеими руками.

— Боже милосердный!

— У меня болит рука.

— Дай я посмотрю.

Он подтащил ее к столу. Поставив на него лампу, он взял руку Кейт и осмотрел ее. Кожа на костяшках пальцев покраснела, а пальцы распухли.

— Ты можешь шевелить пальцами? — спросил он. Маленькие пальчики зашевелились. — Рука будет болеть несколько дней, но ничего не сломано. Надо прикладывать к ней холодные компрессы. Пока ты будешь заниматься этим, я займусь Кардиганом.

— Займись миссис Бичуит, — сказала она. — Я и сама могу поставить Кардигана на место.

— Откуда… ты не должна… Боже мой! Ваша информированность о моих любовных связях не делает вам чести, мисс Грей. Это не подобает девушке. Ничего удивительного, что ты не замужем. Воспитанная женщина, по крайней мере, делает вид, что ей ничего не известно. Посмотри на Ханну.

Алексис продолжил бы свою речь, но Кейт бросила на него один из своих презрительных взглядов и фыркнула:

— Ха!

— Что ты хочешь сказать этим «ха!»?

— Я хочу сказать «ха!». Леди Ханна говорит о ножках стола не иначе как о «конечностях» и покрывает их маленькими юбочками, так как считает их неприличными. Она делает вид, что у женщин нет ни этих самых «конечностей», к которым она испытывает такое отвращение, ни вообще каких-либо телесных отправлений.

Длинный локон выпал из ее разрушенной прически, скользнул по открытой белой шее и устроился в ложбинке между грудями. Алексис не мог понять, что вызывает у него больший гнев — ее насмешка над бедной Ханной или тот факт, что он не может прикоснуться к этому локону.

— Мы обсуждали, почему ты позволила Кардигану раздеть тебя, — сказал он.

Алексис часто представлял себе, как Кейт выходит из себя с тех пор, как познакомился с ней. При мыслях об этом ему на ум приходили прогулки по извергающемуся вулкану, танцы на краю обрывистого утеса и тому подобные заигрывания со смертью. Он почувствовал себя обманутым, когда она, издав тихий свистящий звук встала напротив него у края стола и оперлась о него руками.

— Позволь мне объяснить тебе кое-что, — сказала она. — Ты мне не нравишься. Ты совратил мою двоюродную сестру. Она была легкомысленной и, возможно, слишком высокого мнения о твоем положении, но сердце у нее было больше, чем вся Калифорния. Если бы ты не настоял на том, чтобы прийти к ней в ту ночь, она, может быть, не заснула бы, не перевернула бы ту свечу и не погибла.

— Что?

— Я еще не закончила. Она мертва, а теперь ты пытаешься соблазнить меня. Может быть, я и не настоящая леди, но я не дурочка. Ты порхаешь по жизни, как бабочка: то садишься на тюльпан, то наслаждаешься розой, то устраиваешься на ирисе. Не пытайся подобраться ко мне, сэр. Я оборву вам крылышки.

Внимание Алексиса было все еще приковано к произнесенным ею ранее словам.

— Я не был у Офелии в ту ночь, когда случился пожар.

— Ага.

— Мисс Грей, — он гордо выпрямился во весь рост, — ни у кого еще не было повода сомневаться в моих словах.

— Ну что ж, значит, пора начинать привыкать к этому.

— Не надо смотреть на меня с таким злорадством. Скоро подвергнутся сомнению вовсе не мои слова.

— О чем это ты?

Он скрестил руки на груди и улыбнулся ей. Она, подбоченясь, сердито смотрела на него, и ее поза позволяла ему прекрасно рассмотреть ее фигуру.

— Тебя давно уже нет с гостями. Меня тоже. Сами Динкли не могли бы придумать лучшего способа себя скомпрометировать, — он обошел вокруг стола и встал рядом с ней. — Весь замок знает к этому моменту, что мы исчезли, и я могу поспорить на одну из твоих бесценных золотых шахт, что никто никогда не поверит в то, что мы провели все это время в разговорах.

Чтобы подчеркнуть свои слова, он ухватился-таки за соблазнительный локон. Тыльной стороной пальцев он прикоснулся к ее груди, и она тут же отпрыгнула от него. Он продолжал держать ее локон, пока она не вырвала его у него. Он улыбнулся с выражением триумфа на лице, но она тут же вырвала у него победу.

— Извини, но я должна тебя разочаровать. Мне абсолютно все равно, даже если все подумают, что я развлекала целый полк.

— Тебя изгонят из общества.

— А я никогда и не хотела принадлежать к нему.

Он подошел к ней еще ближе.

— Ты будешь уничтожена.

— Уничтожить можно платье, торт, иногда уничтожаются целые города, но женщин нельзя уничтожить, милорд. Вам, наверное, будет приятно узнать, что я могу жить вполне счастливо, зная о том, что половина Англии считает меня надшей женщиной.

Он шепотом выругался, подумав про себя: De 1’audace, encore de Faudace, et toujour de Faudace, ma petite [4] . Вслух же он сказал:

— Возможно, тебе это безразлично, но твоей матери — нет. Если ты будешь продолжать в том же духе, ей никогда не целовать руки при королевском дворе.

Понимание, отразившееся на ее лице, было достойной расплатой за все те удары, которые она нанесла ему. Почти. Он не мог вынести несчастного выражения ее глаз.

— Но я ничего не могу сделать, — сказала она. — Ты сам сказал, что уже слишком поздно.

Он не смог устоять против того, чтобы взять ее руку, но он был удивлен, когда она не отняла ее у него. Возможно, она просто этого не заметила.

— Прости, — сказал он. — Мне следовало бы предупредить Кардигана, но меня отвлекли.