Лицензия для Робин Гуда - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если тебе тяжело, не говори. Но... это так невероятно... А знаешь, что мне пришло в голову? Может, кто-то, из тех, кто твоих родителей... может, он узнал про тебя?
– Как я сидел в диване? Я никому не рассказывал.
– Тима, а ты все же расскажи мне. Клянусь, я никому ни слова не скажу, если ты не захочешь. Я умею хранить секреты.
– Я это понял. Тебе Дар доверяет, да? Бери пешку.
– А, ну, да...
Юля «убила» пешку, Тима снова принялся изучать положение фигур на доске. Видя, что мальчик остается достаточно спокойным, она продолжила:
– Так что произошло? Почему папа посадил тебя в диван?
– Мы были в гостях, вернулись поздно. Спать мне не хотелось. Папа и мама все время спорили. Они думали, я ничего не понимаю в их делах... Ходи, я пошел конем.
– Конем? – рассеянно пробормотала Юля. – Очень любопытный ход. А я пойду ферзем и убью твоего коня. Ну и что было дальше? Ты говорил про дела папы, который думал, что его сын ничего не понимает.
– И мама так думала. А я их не разубеждал. Знаешь, маленьким страшно хочется знать, как взрослые живут. А плохо они живут! Скажу честно: взрослеть не охота. Ну, вот. Они все время спорили. Еще раньше, до того вечера. Мама просила папу пойти в прокуратуру. Знаешь, что такое прокуратура?
– Конечно.
– А я тогда не знал. Но узнал, – немного хвастливым тоном сказал Тима. – Папа не хотел туда идти. Говорил, сначала выяснит все сам, чтоб не оказаться в дураках, а потом сходит.
– Почему мама просила его пойти в прокуратуру?
– На своей работе папа нашел пшеницу. Сорок килограммов. А он не должен был находить ее. Как я понял из их разговора, пшеницу кто-то спрятал, а папа нашел.
– Сорок килограммов пшеницы? – недоуменно пожала плечами Юля. – А что тут особенного? Кто был твой папа?
– Он был бизнесмен, покупал у людей металлы, договаривался с заводами, перевозил вагонами куда-то, в общем, я не очень-то в этом разбираюсь. Разберусь, когда вырасту. Мама очень испугалась, что папа нашел пшеницу. Из-за нее они ссорились целую неделю. А тогда, когда мы возвращались из гостей, мама кричала на папу, что ему не выяснять надо, откуда взялась пшеница, а в прокуратуру бежать, а он вместо этого глупые разборки полетов устраивает. И вдруг папа сказал, что не пойдет в прокуратуру. Ну, тут такое началось... Мама плакала. Что смотришь? Не веришь?
– Нет-нет, верю. Ну и...
– Приехали мы домой, а они все ссорились. Ой, забыл сказать... Папа откопал, будто бы через него эта пшеница не раз шла, поэтому мама так ругалась. Лично я ничего не понимал, а мне хотелось разобраться. Им не до меня было, и я, когда это понял, открыто пришел и слушал. Ну, вот. Папа туда-сюда ходит, мама за ним бегает, кричит, и он так распсиховался... Я был на его стороне. Сама пойми: чего такой шум поднимать из-за пшеницы какой-то?
– Ты прав, – кивнула Юля, запоминая каждое слово мальчика.
– Ну, папа психанул, тоже раскричался. Они никогда так не ссорились. Но мама после того, как он накричал на нее, обняла его и стала просить простить.
– А что папа кричал?
– До того как помирились? Назвал маму дурой. Говорил, то есть кричал, что у них в прокуратуре все схвачено, любое дело закроют, а на него откроют, что теперь надо быть осторожней и хитрей.
– И все?
– Не все. Он сказал... сказал, что и так наделал много глупостей, поэтому завтра же увезет маму и меня подальше. Но это уже было, когда они помирились. Мама отказывалась уезжать, но он ее убедил. И еще говорил, что придумал, как побить трех козырных тузов. Я так понял, что пшеницу подложили какие-то тузы.
– Тима, ты точно помнишь, папа именно так говорил?
– Пф! – фыркнул мальчик. – Я с одного раза стихи заучиваю. На переменке прочту и уже наизусть знаю. Не хватало дома время тратить на муру! А там были просто слова.
– А что было потом?
– Ты ходи сначала... – кивнул Тимка на шахматную доску. И продолжил рассказывать – его как прорвало... Потом папа ушел в спальню, наверх. Мама в ванной была, а я пошел к папе, хотел сказать, чтоб они не ссорились больше. И вдруг кто-то позвонил. Мы услышали звонок в дверь... папа давно сделал так, чтоб его и наверху было слышно. Он выбежал из спальни, крикнул маме, чтобы не открывала... но опоздал. Мы услышали, как она ойкнула. Типа крикнула. Коротко так. Папа сразу схватил меня и понес в мамин кабинет, тогда и засунул в диван. И предупредил, чтоб я молчал, даже не дышал.
– Ну, а как же ты тогда видел?
– А я вылез оттуда. – Тима уже не думал над шахматной партией. Воспоминания отвлекли его, он говорил сосредоточенно, ровно. – Наверху у нас стояли большие растения в кадках, я за ними спрятался и сверху все видел. Папе двое людей вливали коньяк в рот, пока он не перестал вырываться. А маму держал третий, потом влили коньяк ей. Когда их понесли наверх, я быстро залез в диван. И слышал, как снизу тетка крикнула: «Антрацита не забудь подсыпать». После слышал шаги по дому. Они ходили, ходили... Заходили и в кабинет мамы... Просто ходили, я слышал. В диван не догадались заглянуть. Потом наступила тишина. Я не вылезал из дивана долго, думал, те люди притаились и ждут, когда я вылезу. И еще ждал папу, ведь раз он меня в диван засунул, он и должен был сказать, когда вылезти. А он все не приходил, значит, мне нельзя было вылезать. Я слышал бой часов внизу несколько раз, потом заснул... Когда проснулся, поднял крышку дивана. Уже сьало почти, светло. Я понял, что в доме никого чужих нет, пошел в спальню родителей. Мама и папа лежали на кровати, и я думал, что они спят. Будил их. Потом подумал и вызвал «Скорую помощь»... А они вызвали милицию.
Даже у Юли, пережившей страшные события в своей жизни, мурашки поползли по коже, когда она представляла ту ночь, о которой рассказывал Тимка. Но что поразительно – ни слез, ни особых переживаний в мальчишке не наблюдалось. Неужели у детей защитные силы крепче? Юля на опыте знала, как взрослые в подобных обстоятельствах сходили с ума.
– Тимочка... а тебе кто-нибудь из милиции задавал вопросы? Про то, что делали твои родители, где ты был, спрашивали?
– Конечно. Но, я же не дурак. Я услышал, как врачиха из «Скорой» сказала дяденьке из милиции слово «летальность». Знаешь, что такое летальность? Это смерть.
– Мда... ты слишком много знаешь для своего возраста.
– Тут и знать нечего. Ты что, не смотрела кино? Там часто говорят это слово. Юля, антрацит – это же уголь, я узнавал. А угля в спальне не было. Они забыли подсыпать?
– Тимочка, а что ты отвечал на вопросы милиции? – вернулась она к главному вопросу.
– Понимаешь, когда я услышал про эту самую летальность, то понял, что маму и папу не коньяк заставили выпить – их отравили. А милиция и врачи не догадались, представляешь? Еще я понял, почему папа меня спрятал: если те люди узнают, что я все видел, мне тоже яду подсыплют. А я хочу вырасти, найти тех, кто тогда приходил... я их запомнил.
– Но ты же не хотел взрослеть, – напомнила она.
– Не хотел. Но надо. Поэтому я сказал милиции, что ничего не знаю, потому что спал в комнате под крышей. Они отстали.
– Милый мой... – погладила его по щеке Юля. – Представляю, как тебе было страшно.
– Было, но не очень. Я ж думал, они спят... Юля, тебе мат.
– Где?
– Вот. – Указал он на шахматную доску.
– Быть этого не может! – наигранно расстроилась она. – У меня никто не выигрывает! Ни Дар, ни Гера, ни Вий.
– И я бы не выиграл, – с серьезной миной сказал Тимофей. – Я тебя заговорил, так что эта игра была нечестная. Но зато я получил доказательство, что при рассеянном внимании человек допускает много ошибок. Давай сначала?
– Тима, можно я расскажу все Дару, Гере и Вию?
– Ты считаешь, нужно?
– Обязательно, поверь мне.
– Тогда я сам расскажу. Девчонки любят все переврать.
В это время в комнату вошли Осокин, Герасим и Вий.
Люда предполагала, что Степан Михайлович не удержится и вернется домой не один, привезет следователя. Конечно, сделает он это из благих побуждений, желая помочь ей, а толкнет в тюрьму. Едва он ушел, она собралась, накрасила до неузнаваемости лицо, надела вещи, которые одолжила ей Юля, на голову парик и поехала к дому покойной бабушки Герасима. И никого не застала там, только собака лаяла. Люда жутко расстроилась, потому что теперь ей действительно деваться было некуда. Последние деньги она потратила на троллейбус и автобус. Но вспомнила: когда придумывали план, Герасим и Дар собирались жить в городе. Пешком – зайцем ездить она не привыкла – Люда поплелась к дому Герасима.
Долго шла, устала, захотела есть. Ее ждало еще одно разочарование – там она тоже никого не застала. Люда погуляла по городу, еще раз пришла к Герасиму – никто не открыл. А время было уже позднее. В Юлькином наряде Люда промерзла до костей. Куда же идти? Где можно хотя бы посидеть в тепле? Придумала – на вокзале!
Там, в зале ожидания действительно после зимней улицы было тепло. Люда села напротив крупной женщины. Про таких говорят – дебелая. На ней песцовая шуба, на пальцах кольца, на ногах дорогие сапоги. Женщина ела пирожок, запивая минеральной водой, и по всему было видно: проблем у нее ноль. «Хоть бы воды попить», – подумала Люда, глядя на пышку в песцах. А бесплатная вода – в туалете, но туда не попасть, потому что туалет платный. Она полезла в карман, достала мелочь, пересчитала. Не хватает трех рублей. А в магазине ей должны за полмесяца. Но там наверняка, выражаясь языком Вия, ее пасут. Что если попросить у этой, в песцах? Всего-то три рубля. Нет, стыдно. Хотя а что тут, собственно, такого? От нее не убудет. Пошлет – Люда пойдет на место. Она встала, постояла немного и все же подошла к женщине: