Китай – великая держава номер один? - Леонид Млечин

Но Виктор Луи напомнил о вводе войск Варшавского договора в Чехословакию, которые подавили «пражскую весну» и сменили руководство страны. «События прошлого года, — писал Луи, — подтвердили, что Советский Союз придерживается доктрины, провозглашающей, что социалистические страны имеют право вмешиваться в дела друг друга в своих собственных интересах или в интересах других стран, оказавшихся под угрозой».

Мао Цзэдун поверил в угрозу. Опасаясь ракетно-ядерного удара, начальник генерального штаба Народно-освободительной армии Китая Хуан Юншэн отдал «приказ номер один» — о рассредоточении руководства страны. Члены политбюро должны были разъехаться в разные города, чтобы не погибнуть в пламени одного ядерного удара. Несколько месяцев в Китае царил военный психоз. Мао готовился отразить советское военное вторжение. Под Пекином строились гигантские бомбоубежища.

Когда Мао согласился на приезд в Пекин советской делегации для пограничных переговоров, он всерьез предполагал, что на самолете может быть ядерная бомба, поэтому все руководство страны покинуло столицу. Он успокоился только тогда, когда советский самолет благополучно приземлился и делегация спустилась по трапу — без бомбы.

9 мая 1969 года в приказе министра обороны маршала Андрея Антоновича Гречко по случаю победы в Великой Отечественной войне впервые Китай вместе с Соединенными Штатами и Федеративной Республикой был назван основным врагом Советского Союза.

Андрей Антонович Гречко был единственным человеком, который на пленумах ЦК называл Брежнева на «ты». Выступая, пренебрежительно заметил, что у китайцев не так уж много ядерных ракет. «А у нас, — и, прервав себя, повернулся к президиуму: — Как ты думаешь, Леонид, сказать, сколько у нас?» Брежнев остановил министра обороны: «Не надо, не пугай!»

Многие советские генералы китайцам не верили и были настроены воинственно. В середине декабря 1970 года на Политбюро обсуждали отношения с Китаем. Выступил министр обороны маршал Гречко: «Антисоветская ненависть охватила Китай. Китай собирается взять реванш и отобрать у нас полтора миллиона километров нашей территории. Китай проводит широкие военные мероприятия, строит подземные заводы, аэродромы, изготовляет и закупает новое оружие. Мы располагаем данными, что Китай к 1971 году изготовит сорок пять — пятьдесят ядерных бомб. Мы не можем ко всему этому относиться равнодушно. Надо, конечно, добиваться заключения договора с Китаем, но самим быть ко всему готовыми…»

На Дальний Восток переводились общевойсковые объединения, полностью укомплектованные новые дивизии. В Монголии дислоцировали полнокровную 39-ю армию. Не только Дальневосточный, но и Забайкальский военный округ готовился к противостоянию. Строились глубоко эшелонированные рубежи обороны.

В Китае ждали нападения Советского Союза, по всей стране строились бомбоубежища. В Москве верили, что Китай готовится к войне, и думали, как одолеть врага. Китайскую угрозу переоценили. Народно-освободительная армия Китая, состоявшая из неграмотных солдат, вооруженных винтовками, не представляла опасности для Советского Союза. Стычки на границе, которые устраивали китайцы, были средством внутриполитической борьбы. Переброска дополнительных войск на Дальний Восток и связанное с этим военное и транспортное строительство были безумной растратой денег.

25 августа 1975 года писатель Юрий Маркович Нагибин описал в дневнике свои впечатления от посещения Благовещенска, который стоит напротив китайского города Хэйхэ: «Я был у пограничников. Там на стенах висят плакаты, учащие, как надо поступать с нарушителями границ. Приемы борьбы, удушений, ножевых ударов. Противником нашего бойца выступает некто узкоглазый в маодзэдуновке. Хорошие иллюстрации к пресловутой "дружбе народов". Вот на какой ноте оборвалась песня братской любви двух великих народов "Москва — Пекин"… Мы потешаемся над китайскими глупостями, будто не совершали худших — да и сейчас совершаем. Ведь мы издеваемся над нашим собственным отражением в китайском зеркале».

Новый состав ЦК компартии Китая, избранный после боев на острове Даманский, на четыре пятых состоял из новичков. Половина — военные. В политбюро вошла жена Мао — главный функционер культурной революции Цзян Цинь. Министра обороны маршала Линь Бяо в уставе партии назвали преемником Мао Цзэдуна. После культурной революции армия взяла на себя ответственность за восстановление порядка в стране, и маршал становился человеком номер два в Китае.

В партийных документах Линь Бяо именовался «близким соратником» Мао. На IX съезде в апреле 1969 года в устав партии вписали, что Линь Бяо — «продолжатель» дела Мао. Вождь познакомился с Линь Бяо еще в 1928 году, когда двадцатилетний Линь командовал ротой. В 1959 году он сменил слишком самостоятельного маршала Пэн Дэхуая на посту министра обороны.

Имя Линь Бяо в переводе с китайского означает «лесной барс». Но историки пишут, что скромный и застенчивый от природы, он по характеру не был лидером. В кругу вождей китайской компартии его называли «девушкой». Худенький и низкорослый, с густыми, чуть удивленно поднятыми вверх бровями, он и вправду напоминал красотку из пекинской оперы, где все женские роли исполняли мужчины.

Линь Бяо был четырежды ранен, страдал от головной боли, бессонниц, нервного расстройства. Еще в 1939 году Линь Бяо с женой приехал в Советский Союз на лечение. В августе 1941-го он вернулся в Китай. Его жена осталась и работала в Ивановском интердоме — вместе с бывшей женой Мао. А Линь Бяо женился вновь. Новая жена Е Цюнь была моложе его на двенадцать лет. Она родила ему дочь Линь Лихэн и сына Линь Лиго. Летом 1951 года Линь Бяо вновь приехал в Москву лечиться. Но постепенно он перестал доверять врачам.

«У него развилась мания преследования, — пишет профессор Панцов. — Ему казалось, что врачи замышляли убить его, подсыпая яд в ванны, которые ему прописывали. Он отказался от врачей, и его лечила жена. Эта женщина обладала поразительно сильным характером, так что не удивительно, что безвольный Линь Бяо оказался полностью в ее власти. Любить мужа, изнывавшего от депрессии, она не могла. Линь Бяо, зациклившийся на своих болезнях, потерял интерес к интимным отношениям. Но брак с ним был для нее трамплином в высшую власть, поэтому она старалась ублажить больного супруга».

Если министру обороны предстояло выступать на публике, ему вводили лекарство, которое официально именовалось «витамин С». Похоже, это был наркотический препарат. Состояние маршала ухудшалось. Он месяцами не мог работать.

«Линь Бяо был неврастеником, он так боялся света и сквозняков, что редко выходил из дома, — вспоминал личный врач Мао. — Он и воды боялся. Никогда не мылся — его обтирали сухим полотенцем. Жидкости не пил. Жена размачивала в воде булочки, приготовленные на пару, и кормила ими мужа, чтобы его организм получал жидкость хоть таким образом… Линь Бяо явно страдал душевной болезнью».

Несмотря на некоторые странности, министр обороны Линь Бяо и его генералы вполне здраво говорили, что пора заняться перевооружением армии, а затянувшаяся культурная революция этому мешает. Цзян Цин и ее сторонники были недовольны руководством армии, которое оставалось в стороне.

На пленуме ЦК в августе-сентябре 1970 года Линь Бяо завуалированно обрушился на ее группу. Генералы, ненавидевшие жену Мао, поддержали своего министра. Бойцы культурной революции испугались и бросились к Мао за поддержкой. Они обвинили военных в заговоре.

Линь Бяо проиграл жене Мао в изощренной аппаратной борьбе. Мао встал на сторону жены. Ему и самому казалось, что Линь Бяо забрал слишком много власти. Он потребовал от генералов и Линь Бяо самокритики. Министр не желал признавать себя виноватым.

Кампании критики и самокритики были характерной чертой политической жизни Китая. Члены партии были обязаны находить врагов в собственных рядах и их разоблачать. В отличие от советской ситуации публичная критика почти всегда предшествовала расправе. И самокритика считалась обязательной. Во-первых, так собирался материал для уничтожения попавшего в опалу. Во-вторых, эта процедура унижения считалась едва ли не менее важной, чем снятие с должности и отправка на перевоспитание.

Разговоры о заговоре Линь Бяо против вождя китайской революции не нашли документального подтверждения. Но вот сын министра обороны, похоже, и в самом деле считал Мао врагом. Линь Лиго, самоуверенный молодой офицер, был уже заместителем начальника оперативного управления штаба военно-воздушных сил. Вместе с несколькими офицерами он образовал тайное общество, где разрабатывали «Проект 531» (это число по-китайски звучит так же, как и слова «вооруженное восстание»). Мао Цзэдун фигурировал в нем под кодовым именем Б-52.

Молодые офицеры были настроены серьезно: «Мы должны поднять вооруженное восстание. Б-52 нас подозревает. Лучше сжечь за собой мосты, чем сидеть и ждать, когда тебя схватят. Это борьба не на жизнь, а на смерть. Или они уничтожат нас, или мы — их». Заговорщики искали способ убить Мао. Самый молодой в Народно-освободительной армии Китая генерал Цзян Тэнцзяо был готов помочь. Они изучали разные варианты: обстрелять поезд Мао из базуки, разбомбить его.