Соблазнительный дьявол (СИ) - Идэн Вероника

— Хочешь, я разожгу костер?

Блэр хмыкает в раздумье, наполняя стакан водой. — Спасибо, это было бы здорово.

— Я вижу, ты присвоила себе мою толстовку. — Я огибаю остров и отщипываю рукав.

— Мне она больше идет.

— Да. — Я сглатываю.

Материал почти закрывает ее спортивные шорты, создавая иллюзию, что на ней моя куртка и больше ничего, и я схожу с ума от этой мысли.

— Послушай, я хотел кое-что сказать. — Я дергаю себя за ухо, пока Блэр подбрасывает попкорн в воздух, стремясь поймать его в свой открытый рот. В моем паху вспыхивает тепло. — Блэр.

— Да?

— Я хочу… Я был… — Это смешно. Мой язык отказывается сотрудничать с моим мозгом. Почему это так трудно? — То, как я обращался с тобой…

Брови Блэр взлетают вверх. — Парень. Соберись. Это странно наблюдать и это разрушает мой образ мистера Контролирующего Урода.

Я выдыхаю смех. Расскажи мне об этом.

— Я не должен был, — машу я рукой, — быть таким дерьмом по отношению к тебе. То, что я говорил о тебе, я имею в виду.

Блэр смотрит на меня, собирая свои черные волосы в хвост. — У тебя что, инсульт?

Я провожу рукой по лицу, глядя на нее сквозь раздвинутые пальцы. — Возможно. Это сложнее, чем я думал.

— Что именно?

Мой желудок переворачивается. — Извиняться.

— Это то, что ты пытаешься сделать? — Блэр смеется. — Черт, у тебя это хреново получается.

— Я серьезно. Это было неправильно.

Блэр пожимает плечами и настороженно смотрит на меня. — Ты хочешь сказать, что хочешь положить конец… — Она жестикулирует между нами. — Сделку.

— Что? Нет.

Я заглушаю стон рукой, прикрывая рот. Это катастрофа. Она совсем ничего не понимает. Я просто пытаюсь сказать, что мне жаль, что я обращался с ней как с букашкой и разыгрывал ее глупые шутки. Есть ли какой-то способ заставить ее поверить мне? Как я могу загладить свою вину?

— Должна ли я оставить попкорн?

Стакан с водой привлекает мое внимание и подстегивает импульсивную мысль. Я всегда стремлюсь к контролю, но сейчас это кажется правильным. Если она не понимает, может быть, я смогу ей показать. Мы не в кафетерии, но это пока сойдет.

Я отбираю у Блэр воду, пока она роется в холодильнике.

— Блэр.

Она поворачивается ко мне, и я опрокидываю стакан себе на голову, моргая от прилива холодной воды.

У Блэр отпадает челюсть. — Чт…

Она разражается смехом, обнимая свой живот.

Вода капает с моих волос мне в глаза. — Я серьезно.

— Хорошо, ты серьезно. — В глазах Блэр светится огонек, когда она тянется вверх, чтобы убрать мокрые клоки волос с моего лба. — Ты такой странный.

С моих плеч спадает тяжесть, и мягкая улыбка искривляет мой рот. — Я возьму несколько бревен, чтобы положить в камин.

Блэр собирает попкорн, книгу и новый стакан воды, чтобы выйти на палубу. У меня в груди становится тепло, когда я смотрю, как она уходит.

Позже редкий разговор с отцом вывел меня на улицу. Как идиот, я ответил на звонок. Любая порция внимания со стороны отца заставляет меня забыть о логике и закономерностях, которым он следует.

Все, о чем он хотел поговорить, — это его ожидания от меня. У него расписана вся моя жизнь. Подготовка к медицине. Медицинская школа. Продолжение известной репутации фамилии Мерфи в области медицины.

К черту все, что я могу захотеть. К черту тот факт, что я не очень хочу делать то, что он ожидает. К черту то, что я его сын.

Отец заботится только о своих целях и планах.

Я сижу на своем месте на крыше за окном своей спальни с зажженной сигаретой, болтающейся в пальцах, затягиваюсь и откидываю голову назад, чтобы выпустить струйку дыма. Никотин снимает напряжение.

Возбуждение охватывает меня, делая меня нервным и воинственным. Я полон гневной энергии, готовый наброситься на все, что угодно.

Так всегда бывает, когда я разговариваю с папой. С мамой тоже, но в меньшей степени. По крайней мере, она делает вид, что в ней есть материнские чувства, но этого никогда не было достаточно.

Они оба оставляют меня в пустоте, открывая бездну моих внутренностей, наполненную одинокой яростью, поглощающей меня, топящей меня под бурными водами. Я не могу держать голову над течением.

Прищурившись на небо, я вижу падающую звезду. Загадай желание.

Это глупо, но я начал делать это в детстве и не могу остановиться.

Тяжелый вздох покидает меня. Но я ведь не просто так начала это делать, правда? Это из-за Блэр. Прошло несколько недель, а я все еще не отошел от воспоминаний о нашей короткой связи и осознания того, что именно она стала причиной того, что мой личный ритуал начался благодаря тому, что Блэр рассказала мне, когда мы были детьми.

Ее призыв загадывать желания на звезды был моей единственной спасительной милостью, которая не позволяла мне быть проглоченной все эти годы.

Массирую висок костяшкой большого пальца и даю сигарете догореть до конца, завороженно глядя на пепел.

Я так много рассказывал звёздам о своей жизни.

Они ждут меня, пока я смотрю на небо. В моей голове всплывают веснушки Блэр, которые напоминают мне о звездах.

Я облизываю губы и потираю кончики пальцев.

Блэр была моим первым желанием, но я всегда думал, что оно не сбудется.

Я также загадал брата и сестру. Лукас всегда был рядом, но мне хотелось иметь больше семьи, с которой можно было бы играть, даже хотел стать частью семьи Лукаса, а не своей собственной.

Я умолял падающие звезды отправить моих родителей домой дольше, чем на несколько дней. Чтобы они поговорили со мной. Чтобы они интересовались мной больше, чем тем, сколько денег они прислали, как у меня успеваемость и буду ли я поступать в медицинский.

Я их сын, а не один из их исследовательских экспериментов на чашке Петри.

Работа, которую они делают как врачи, может быть важной, чтобы помочь стольким людям, но разве ребенок не может просто хотеть внимания своих родителей?

Ни одно из желаний никогда не срабатывает, но что-то в отправке моих самых сокровенных, тайных желаний далеким шарам горящего газа и осколкам скал, падающим в атмосферу, заставляет меня чувствовать себя лучше. Это ритуал, который на краткий миг успокаивает океан горькой боли.

Бросив сигарету в пепельницу, я думаю о том, чтобы позвонить Бишопу или Лукасу и узнать, чем они занимаются. Я немного успокоился после разговора с отцом, но разговор с ними мог бы помочь.

— Вот ты где. Я искала тебя.

Я мотнул головой в сторону. Блэр проворно влезает в окно и пробирается по узкому карнизу, который ведет к моему месту на крыше. Ветер треплет ее конский хвост, когда она стоит надо мной, любуясь видом.

Уязвимость жжет. Никто никогда не находил мое место и я сглатываю.

— Ты собираешься сесть?

Блэр садится рядом со мной. — Здесь прохладно.

— Да. — Пытаюсь представить это свежим взглядом, забыв обо всем, в чем я признался здесь. — Я прихожу сюда, чтобы подумать.

— В лесу между трейлерным парком и магазином есть место, где я пряталась, когда не хотела, чтобы меня нашли.

Блэр подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. На ней все та же безразмерная толстовка с капюшоном с той ночи, когда ее мама упала в обморок, кончики ее пальцев высовываются из больших рукавов. Я сжимаю штанину своих тренировочных штанов, чтобы не протянуть и взять ее за руку.

Мы молчим несколько минут. Мой пульс становится неровным, меня мучает осознание ее присутствия и каждого движения.

— Я знаю твой секрет, — заговорщицким тоном произносит Блэр.

Я зарываюсь в свои треники, скрываясь из виду. Она не может.

— Сомневаюсь, — насмехаюсь я. Я касаюсь своей груди, рядом с сердцем и татуировкой в виде падающей звезды. — Я держу их все под замком.

Блэр опирается подбородком на колени. Ее взгляд задерживается на мне. — Ты хочешь, чтобы все думали, что ты беззаботный плейбой. Но это не так. Твой секрет в том, что тебе не все равно, больше, чем кому-либо.