Попаданец XIX века. Дилогия - Михаил Леккор

Потому Подшивалов не обиделся, молодцевато вытащил свой как бы доклад. Он была небольшой, в два листа, но очень важный, как для него самого, так и для России в целом. Как бы его, потому, что накануне они обсуждали этот вопрос и мнений государя было даже больше, чем у всех набранных чиновников, вместе взятых. Очень уж злободневной и острой для императора она была темой.

-Ждал со вчерашнего дня, - признался монарх, - преобразования невесть какие, но все же очень нужные. Дворян же касается. А мы с тобой тоже в первую очередь дворяне.

Получив, Николай не торопясь, стал читать документ, никак не комментируя, ни словами, ни мимикой. Будто читал письмо о погоде на улице вчерашним днем. А Подшивалов, поскольку ему пока делать было нечего, вытянувшись, стоял во фрунт, так, как государь любил, чтобы стояли подчиненные в парадном строю.

- А ничего получилось, - бегло прочитав, наконец оценил Николай. Сдержанно, но не враждебно. Министр оживился. Вчера, в основном, в виде несколько строчек, император уже отметил нужные реформы.

И Подшивалов в министерстве, с помощью чиновников, каких суверен разрешил набрать, должен был это объемно развить. Легко сказать, развить. А как не угадаешь, что замыслил монарх? В целом-то генерал и министр основные идеи императора знал хорошо. Но ведь главная изюминка развивается в мелких деталях, в подробностях. А как не то напишешь, даже в мелочах? Или, что еще хуже, не то распишут подчиненные в его ведомстве.

Понятно, что отвечать будет министр. А ему каково, стоять под гневным взором суверена? Потом-то и он скажет злобно чиновникам, если выживет

Но, кажется, на сей раз пронесло. Государь весьма не гневается, хотя и не очень радуется. Но почему не радуется-то понятно. Не любит Николай Павлович реформы. Понимает, что нужны и весьма надобны в эту эпоху, а не любит. И потому поданных своих не любит, когда они несут к ему подобные прожекты. Вот и сейчас, прочитал и, опершись об стол, задумчиво смотрел на генерала. А он ведь только развивал его же мысли.

Как бы и ему, гм, не прилетело ненароком. Ведь по приказу и по наставлению его императорского величества делал, а все одно, как вдарит монарх. Не хочет, а злобно выругает. За всю жизнь такую плохую. Вот и стоит Подшивалов по стойке смирно. Если уж так, то хоть умереть по-военному. Или принять должное наказание и дальше понемногу жить. Что, может быть, и похуже даже станет.

Николай I, однако, заговорил о другом в докладе, понятное ему и совсем непонятное пока Подшивалову. И опять не ясно, то ли к ругани император тянет, то ли к какой похвале. Как отвечать ему? - Почерк я вижу хороший, гладкий, легко читается. Среди твоих чиновников Макурин писал?- Так точно, ваше императорское величество! - внешне молодцевато отрапортовал, как в строю, генерал. Хотя внутренне он уже совсем было заробел. А что теперь делать!

Монарху и это весьма понравилось. Не сказал особо ничего, но даже взгляд его смягчился. Уже не смотрит, как на супротивника в сражении.

- Вот ведь как научился писать? - как-то задумчиво сказал Николай, - все учимся понемногу буковки карябать, а большинство все равно пишет, как курица ряба. А этот подишь ты! Молодой человек, а так умеет, что завидки берут! Уже только за это надо его беречь и невзначай не пришибить.

- Я спрашивал на днях у него, - рискнул влезть со своими со словами Подшивалов, - Макурин сказал, что как раз он и не удивляется, почему так умеет писать красиво. Гибкость рук у него хорошая от Господа нашего Бога. И родители, к ому же, пока еще живы были, много и знатно учили, как это делают в настоящих дворянских семей столбовых родов. Так и стал писать очень хорошо на удивление всем.

- Вот ведь как оно! - удивился император, - сами же постоянно говорим, что дворяне это основа России. М-да, - невнятно договорил он в такт своих слов, читая вновь доклад, - А скажи-ка мне, Семен Семенович, вот эта интересная мысль в тексте, кто ее придумал? Не бойся, не рассержусь.

Николай Павлович сел на небольшую — в два человека — софу около скромного изящного стола. Повинуясь небрежному, но настойчивому жесту, Подшивалов сел рядом. Господи, хорошо-то как! Он был сильно взволнован. Еще бы! Сейчас Николай I окончательно включил его в свой близкий круг.

«Боже, замечательно-то как, - млея от такого близкого положения, подумал он, - завтра свечку обязательно поставлю в Исаакиевском соборе, молить буду Господа!».

Перед августейшей аудиенции генерал, за недостатком времени, сам прочитал содержание бумаги не очень внимательно и сейчас буквально впился в текст.

- Ах это, - облегченно сказал он, увидев знакомые строчки. Именно на это настоятельно обратил внимание Макурин, считая, что государь—император обязательно прочитает это. И ведь оказался прав, каналья! - Это написал сам делопроизводитель. Обратился потом ко мне — можно ли? Я посчитал мысль остроумной.

Подшивалов в сомнении остановился, ожидая реакцию Николая I.

- Да не только мысль оказалась остроумной, но и очень точной. «Небольшие реформы могут быть и радикальными, при том, что общий курс развития обязательно и только лишь может быть умеренным». Как хорошо сказано. Пожалуй, и я мог под этими словами подписаться. А? Как ты думаешь? Твой подчиненный постарался. Император вопросительно посмотрел на своего министра, уже не просто требуя, а спрашивая.

- Как будет угодно вашему императорскому величеству, - сразу согласился с этим Подшивалов. Беседовать, а, тем более, спорить сюзереном, он не умел и жутко боялся. Да и зачем? Генерал уже видел — его августейший собеседник докладом министерства доволен. Фу ты, ну ты, Господи наш Вседержатель, пронесло!

- Скажи-ка мне, Семен Семенович, как там живет—поживает чиновник твой господин Макурин? - совсем другим тоном спросил Николай. Подшивалов понял - деловые разговоры закончились, начались так называемые беседы на светский тон, когда хорошо знакомые люди переламывали время на общие темы. Для Николая это означало, что все важное закончилось, и он весьма доволен собеседником.

- Андрей Георгиевич замечательно работает, - поспешил министр выдать свежие новости, - важные бумаги вашему императорскому величеству в беловом варианте пишет только сей делопроизводитель. Как и к большинству министров и сенаторов. Никто до сего времени