Цепь измен - Тесс Стимсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так я и поверила, что она поехала пожить к Этне!
Папа Флер улыбается, глядя мне прямо в глаза, и у меня вдруг потеют ладони.
— Пожалуйста, называй меня Хьюго, — мурлычет он. — Когда ты говоришь «месье Лавуа», я чувствую себя столетним стариком.
— Хьюго, — бормочу я, багровея до кончиков ушей. Флер заинтересованно наблюдает за мной.
— Он тебе нравится, — хихикает она, когда мы заваливаемся в ее комнату.
— Неправда!
Она пожимает плечами:
— Ну, сейчас у него есть любовница, так что ты в полной безопасности. — Она берет с туалетного столика алую помаду и задумчиво подносит к моему лицу. — Mais non[26]. Слишком оранжево. Она очень красивая — его подружка. И ужасно умная. Моя мать ее ненавидит, но у нее самой есть любовник, так что она вынуждена мириться. C'est la vie.
Я ласточкой бросаюсь на кровать.
— Флер, и ты что, не возражаешь?
— Лучше так, чем разводиться. О! Думаю, этот цвет тебе больше подойдет. Я не хочу тратить время на беготню между двумя домами. А так они оба довольны и счастливы. — Она смеется. — Правда, не друг с другом.
Родители Флер в самом деле кажутся счастливыми, размышляю я, глядя, как они мило беседуют — по-английски, из уважения ко мне — через сверкающий стол красного дерева (больше, чем вся наша столовая). Я сижу слева от Хьюго, и по существу это означает, что я не способна ничего съесть; напротив меня Мишель — младший брат Флер. Копия отца, через пару лет он вырастет в настоящего клевого парня, но пока ему всего-то шестнадцать. Мальчишка!
— Ты не любишь перепелиные яйца? — спрашивает меня Хьюго. — Их трудновато чистить. Давай я тебе помогу.
Он тянется через край стола и берет крошечное яичко, задевая мою руку. Я подпрыгиваю как ошпаренная. Флер поддевает меня локтем в ребро.
— Кажется, у нее пропал аппетит, — поддразнивает она меня.
— Ты, наверное, так устала с дороги, — говорит мадам Лавуа, пронизывая меня ледяным взглядом. — Шанел — такое ужасное путешествие!
Она, в самом деле, красива, но у нее ледяной взгляд. Хоть она мне и улыбается, я понимаю: ей не нравится мое присутствие. Она похожа на Снежную королеву — белые волосы (ни дать ни взять Круэлла из «Сто одного далматинца») и бледная-бледная кожа. «Забудь про Сен-Тропе, ни одна француженка на самом деле не любит солнце, — как-то сказала мне Флер. — Это вредно для кожи, ужасно старит».
Я киваю и несколько секунд не поднимаю головы, чтобы мадам Лавуа не видела выражения моего лица. Готова поспорить — старая ведьма умеет читать мысли.
Горничная уносит тарелки и возвращается с основным блюдом — огромной рыбиной на большом серебряном подносе, размером почти с нее саму. Рыба прямо с головой. Она смотрит на меня. Боже, у нее еще и зубы!
Не смотри на нее. Это просто большая рыбная палочка, только с глазами и зубами.
Я принимаюсь перебирать ножи и вилки, раздумывая, как бы сбежать из-за стола, не показавшись при этом невоспитанной. Тут возвращается горничная и что-то шепчет на ухо Хьюго.
— Кейт, звонит твой отец, — любезным тоном сообщает он. — Амели проводит тебя в кабинет, чтобы ты могла поговорить приватно.
Вот дерьмо! Не ожидала, что он так быстро выследит меня.
— Какого черта ты затеяла? — орет отец, не успеваю я поднести к уху трубку.
— Пап, только позволь мне все объяснить…
— Бога ради, Кейт! Сбежать в Париж и даже слова никому не сказать, даже чертовой записки не оставить! Твоя бедная мать с ума сходит от волнения.
Что-то я в этом сомневаюсь.
— Уже в полицию собирается звонить! Не могу поверить, что ты способна на столь безответственный поступок! Сейчас же садись на ближайший поезд и отправляйся домой, юная леди, или у тебя будет куча неприятностей!
— Папочка, пожалуйста, я хотела бы просто побыть здесь несколько деньков. Обещаю, я буду практиковаться во французском.
— К черту твой французский! Немедленно домой!
— Папа, мне нужно немного отвлечься! — кричу я. — Меня тошнит от ваших с мамой постоянных ссор! Я больше не могу ее выносить!
— Ты думаешь, это у тебя проблемы? Твоя мать закатывает мне истерики по телефону, твердит, что тебя похитили или вообще убили, пока я тут в Нью-Йорке пытаюсь спасти компанию от полного разорения, чтобы нас не вышвырнули на улицу! А ты выкидываешь такой глупый номер!
— Ты знал, где я, — угрюмо говорю я.
— Твое счастье, что Лавуа хорошие люди. Но ты не можешь просто так свалиться на них как снег на голову, Кэтлин! Пора уже повзрослеть! Дело не только в тебе!
— Как обычно, да?
— Не веди ты себя как ребенок! Для начала я хотел бы знать, где ты взяла деньги! О Господи!
— Что?
— Замри. Не двигайся. — Его голос звучит издали, как будто он положил трубку и разговаривает уже не со мной. — Оставайся на месте. Я кого-нибудь позову. Держись.
Раздается шорох: папа снова берет трубку.
— Кейт, я должен бежать. Отправляйся домой. Поговорим, когда я вернусь. То есть в выходные.
В трубке раздаются короткие гудки. Я потрясенно смотрю на телефон. Хрен его знает, что происходит на том конце провода. Впрочем, что бы там ни было, я выиграла немного времени.
— Кейт! Ты не пошла с Флер?
— Мне что-то не хотелось танцевать. Я решила пораньше лечь спать.
Хьюго закрывает дверь в маленький кабинет — единственную в доме комнату, не считая туалета, площадью меньше ста квадратных миль, — и устраивается напротив камина на полированном каштановом подлокотнике кожаного дивана. На отце Флер стильная черная шелковистая водолазка и черные джинсы, и он такой ужасно клевый!
— Такой красивой девушке не хочется танцевать? Она либо больна, либо чем-то расстроена. Я прав, cherie?
Он назвал меня красивой!
— Все в порядке, правда…
— Кейт. Ты три дня не выходишь из дому. Это же Париж! Ни одна женщина не приезжает в Париж только для того, чтобы спрятаться от мира и читать книжки!
— Вообще-то я не могу себе позволить походов по магазинам…
— И когда женщину это останавливало? — Его тон теплеет. — Cherie, я, biеп sur[27], не знаю причины твоего приезда; вполне возможно, ты просто навещаешь свою дражайшую подругу Флер, — изящно предполагает он. — А быть может, у тебя дома неприятности и ты чувствуешь себя несчастной?
Я беру подушечку и начинаю нервно теребить бахрому.
— Не хочу совать нос куда не надо, Кейт. Твои дела — это твои дела. Можешь оставаться у нас сколько пожелаешь: три дня, три месяца; оставайся, пока не будешь готова ехать обратно.
У меня на глаза вот-вот навернутся слезы. Хьюго вздыхает.
— Ma petite, твоя мать звонит каждый день, а ты не хочешь с ней разговаривать. Твой отец не звонит, а мне кажется, что как раз с ним ты хочешь поговорить. — Хьюго склоняется и берет меня за руку. — Иногда лучше поговорить с кем-нибудь — с другом, — чем держать все в себе. Что бы там ни было, твоя тайна останется со мной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});