Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших - Василий Песков

Малыши у бобров рождаются в шубке, зрячими и проворными, уже готовыми нырять и плавать. Но шубка держит легкое тельце на воде поплавком – нырнуть бобренок не может, пока не наберет нужный вес. Это облегчает за ним надзор.

Бобры – родители очень внимательные. Но строгий, тысячелетиями выработанный порядок обязывает совершеннолетних бобров родителей покидать (медлительных из семьи изгоняют). Расставанье без слез происходит весной, когда стихия разливов заставляет покидать родимую территорию, и молодняк начинает бродяжничать в поисках нового места для жизни, в поисках пары для созданья семьи. Часть бобров в это трудное время гибнет. Но жизнь бобров короткой не назовешь. В неволе некоторые доживают до тридцати лет. В дикой природе всякая жизнь короче, но есть свидетельства: за двадцать лет бобры переваливают.

Поселенья бобров всегда поражают воображение человека. На реках звери часто живут в береговых норах. Вход в них (и в многочисленные отнорки и запасные убежища) – всегда из воды. Если бы не погрызы кустов и деревьев, не характерные «желоба» бобровых лазов на берег, присутствие осторожных зверей мало бы кто заметил. Другое дело – поселения на ручьях, на болотах, где бобры сами «организуют среду» для жизни. Тут есть чему удивляться.

Бобру необходима вода. Только в ней он чувствует себя в безопасности, к ней он спешит, напуганный, настороженный чем-нибудь. И может в ней находиться, не высовывая нос на поверхность, до пятнадцати минут – любой преследователь потеряет терпение и уйдет. В воде, а не на берегу находится главный корм для бобра – многочисленная «мягкая» растительность. По воде бобр легко транспортирует корм и строительные материалы – поленья, ветки, ил, камень. Бобр исключительно приспособлен для жизни в воде. На суше он неуклюж, тихоходен, в воде же уподобляется проворной стремительной выдре, с которой живет нередко в соседстве.

Но где найти акваторию для такой жизни, если по лесу струится ручей – воробью по колено. Найдя такой ручеек, бобры берутся сооружать пруд, мобилизуя свои способности дровосеков, землекопов, гидрологов. Ночами, нередко в кромешной тьме, споро трудятся звери, сооружая плотину из палок, ила и всего, что под руку попадает, в том числе и камней. Не всякий человек способен построить такую запруду – прочная, высокая, хорошо держит воду. Длина ее обычно невелика – до тридцати метров. Но и стометровые сооружения для бобров не предел. А вершиной искусства бобров считают плотину на реке Джефферсон, в штате Монтана (США) – 653 метра! Это чудо света мы с другом, путешествуя в 1972 году по Штатам, предвкушали увидеть. Не удалось – территория для посещений была закрыта. Но «обмеры» плотины я записал: высота – больше четырех метров, ширина у основания – семь метров, а по гребню, шириною в полтора метра, «может проехать всадник». Плотине десятки лет. Строили ее и подновляли несколько поколений бобров. На огромном пруду за плотиной расположено целое бобровое царство с жилыми хатками, с дорогами в травяных джунглях, с прокопанными каналами.

Бобры – животные оседлые, строго территориальные. Легко представить, как ревниво относятся они к вторжению на свою обустроенную огромным трудом территорию. Действительно, бобр не потерпит присутствия чужака, пришедшего «на готовое». Предупреждая стычки, бобры метят свои владенья специфической жидкостью, известной людям под названьем «бобровой струи». Если вольно или невольно граница все же нарушена, возникают драки, психологическое преимущество в которых всегда на стороне хозяина территории – дома стены помогают. Но обе стороны получают страшные раны от острых зубов. Находили бобров, на теле которых было до сотни шрамов и свежих покусов. Таковы отношенья к себе подобным.

При оседлой жизни бобры для врагов своих уязвимы, но в природе их, к счастью, немного. Бобренка может проглотить щука. Бобра на суше может подстеречь, отрезать от воды волк. Но эту дань хищникам бобры платили многие тысячи лет, и в природной бухгалтерии «сальдо-бульдо» всегда было в пользу бобров. Подкосили «бобровый народец» люди. Зверей добывали ради ценного меха и «бобровой струи», которой, вплоть до нынешнего столетия, приписывали мифические свойства в лечении недугов и в укреплении мужской силы.

В Европе бобров истребили давно. Открыв Америку, «бледнолицые» в южной части ее искали (и находили!) золото, а в северной, от Флориды и до Аляски, золотом оказалась пушнина, бобровая в первую очередь. Триста лет продолжалось великое истребленье бобров, в которое были вовлечены и рачительные к природе индейцы. (В годы после открытия Америки на ее землях предположительно жило шестьдесят миллионов бобров.)

То же самое происходило и на наших евроазиатских просторах. «Бобровые гоны» на лесных речках почитались ценностью очень значительной и входили в государственную перепись наряду с деревнями и рыбными ловами. Речка Усманка, протекавшая по границе Руси с «диким полем», была местом, где охотились на бобров посланцы рязанского князя.

Росло по российским переписям число деревень, и быстро убывали «бобровые гоны». Ценных зверей становилось все меньше и меньше. И когда открыли Аляску с ее нетронутым миром природы, то из этого далека тоже везли бобров. Для здешних индейцев бобр ценностью не был, но пришлые люди требовали только бобров, платили за шкуры поначалу безделушками, а потом и ценным товаром – нож, топор, котел, табак, полотно, ружья, – и индейцы в охоте переключились исключительно на бобров, посмеиваясь над русскими: «Ни за что платят!» – и истребляли «бобровый народец».

Все же именно на Аляске и в примыкающей к ней Канаде бобры сохранились числом немалым, когда повсюду в мире уже забили тревогу: зверь исчезает!

Меры по сохраненью бобра оказались неожиданно эффективными. Чуткий и осторожный зверь, если его не беспокоили, терпел присутствие человека и проявления его деятельности, селился даже в черте городов, вблизи шоссейных дорог, рядом с садами и огородами, причиняя иногда некоторый ущерб хозяйству людей. Но в Красную книгу бобр не попал. И, если обуздать браконьерство, будущее бобра мрачным не выглядит.

В Воронежском заповеднике, откуда пошло расселенье бобров по России и сопредельным с ней территориям, сейчас обитает около трех сотен бобров. Зверей в заповеднике основательно изучили – работы зоологов Леонида Лаврова и Вадима Дежкина авторитетны в ученом мире.

Была в заповеднике честолюбивая мечта наладить разведенье бобров на фермах, как это делают с норками, соболями и чернобурыми лисами. Дело как будто пошло, но затихло из-за малого интереса к бобровому меху на нынешнем рынке. Это плохо для боброводов, но хорошо для бобров – они сегодня в природе пребывают в покое, пусть относительном.

Этого бедолагу, принесенного в ящике с фермы, мы снимали на берегу Усманки, опасаясь, что он, допекаемый беспокойством и безоблачным небом, шмыгнет в родимую для него речку.

• Фото автора. 16 июня 1995 г.

Самый умелый из рыбаков

Сегодня мы познакомимся с рыболовом. Исключительным. По мастерству ни с кем не сравнимым. Речь пойдет о скопе.

Немного людей могут сказать, что видели эту птицу. А кто видел, запомнил. Во многих странах скопу называют рыбным орлом. Но в полете похожа она скорее на чайку – сизовато-белая, в черных пестринах птица. Крючковатый клюв и когтистые лапы выдают в скопе хищника. Кто видел ее желтые пронзительные глаза, мог заподозрить в ней хищника злобного. На самом деле скопа – птица почти что кроткая. Сама никого не обидит. Ее обижают. Орланы и коршуны подстерегают скопу в полете, чтобы отнять добычу. С обидчиками не связывается, предпочитает бросить улов и начать все сначала.

Рыбу скопа высматривает, делая круги над водой на высоте двадцати пяти – тридцати метров. Может остановиться в воздухе, как пустельга, и из этого положения камнем, по крутой горке, падает вниз, вытянув вперед голенастые ноги с когтями, из которых, если птица не промахнется, выскользнуть рыбе не суждено.

Скопа с добычей.

Облик этого мастера природа шлифовала тысячи лет и добилась совершенства, отклонения от которого лишь ухудшало бы качество в высшей мере специализированного охотника. Скопа распространена по всему миру. И повсюду выглядит одинаково, без каких-либо значительных видовых вариаций. И охотится везде одинаково, и повадки – сразу узнаешь.

В отличие от орланов, коршунов, чаек, не брезгующих снулой рыбой, скопа берет добычу только живую. В отличие от многочисленных зимородков и пеликанов, ныряющих в глубину и хватающих рыбу клювом, скопа берет ее лапами. Кроме острых серповидных когтей, скользкую рыбу удерживают также жесткие «щетки» на подушечках лап.