Отныне и вовек - Даниэла Стил

– Получше. Но я не рисковала. Встала в одиннадцать и провела утро у парикмахера.

Господи. Как она могла рассказать? Как Астрид догадалась?

– Возможно, в этом я была не права. Я сама помыла волосы вчера вечером. – Она нервно улыбнулась подруге, но Астрид сохраняла серьезное выражение. Она была обеспокоена. Джесси выглядела уставшей и замотанной, но не позволяла себе проронить и слова.

– Почему бы не закончить на этом день и не отправиться домой к своему роскошному супругу? Джессика, если бы Ян был моим мужем, меня здесь ничто не могло бы удержать.

– Знаешь что? Думаю, ты права. – Это была первая непринужденная улыбка, которая удалась Джессике за весь день. – Ты домой? Я могла бы этим воспользоваться.

– А где твой малыш?

– «Морган»? – Джессика попыталась уклониться от ответа. Она не хотела лгать, но… Астрид кивнула, и она почувствовала, как колет сердце. – Я.., он в магазине.

– Нет проблем. Я подвезу.

Из окна своего кабинета Ян наблюдал, как жена выходила из авто Астрид, и удивился. В любом случае пора было прерваться, он работал без перерыва с семи утра. Ян открыл дверь Джесси, прежде чем она вынула ключ.

– Что с машиной? Ты оставила ее в бутике?

– Да… Я…

Она подняла глаза, и он увидел, как краска заливает ее лицо. Она должна была сказать ему.

– Ян, я… Я продала ее. – Она вздрогнула, увидев выражение его лица. Все замерло.

– Что ты сделала?! – Все вышло хуже, чем Джессика представляла.

– Продала. Дорогой, мне пришлось ее продать. У нас не густо с деньгами, а в течение двух недель нужно найти почти семь тысяч долларов, чтобы заплатить гонорар Мартину и первую половину гонорара Грина, еще один счет он пришлет через пару недель. Другого выхода не было.

Джесси протянула руку, чтобы дотронуться до мужа, но он убрал ее.

– Ты могла бы спросить мое мнение! Спросить меня, сказать хоть что-то. Но ты больше не советуешься со мной. Я подарил тебе эту машину. Она что-то значила для меня!

Ян схватил бутылку виски и плеснул себе немного в стакан.

– А ты не думаешь, что она что-то значила и для меня?

Голос у нее дрожал, но он ничего не замечал. Джессика наблюдала за тем, как Ян выпил содержимое стакана.

– Дорогой, я так.., я просто не видела другой… – Она замолчала на полуслове, в ее глазах застыли слезы. Джессика так хорошо помнила тот день, когда они привезли «моргай» домой. Теперь… Ян допил виски и натянул пиджак. – Куда ты собрался?

– Куда глаза глядят. – Его лицо было похоже на камень.

– Ян, пожалуйста, не совершай необдуманных поступков. – Его решимость испугала Джессику, но он только покачал головой.

– В этом нет необходимости. Я уже сделал. – Мгновение спустя за ним захлопнулась дверь.

Он вернулся в полночь, безмолвный и подавленный, Джессика не спросила, где он был. Она боялась неожиданного визита инспектора Хоугтона, но отругала себя за эту мысль, когда смотрела, как муж снимает туфли. Из них высыпались две маленькие горсточки песка. Он выглядел лучше. Они всегда уходили на пляж ночью, чтобы поговорить по душам, или подумать, или просто спокойно погулять вдвоем. Ян водил ее туда, когда умер Джейк. На их пляж. Всегда вместе. Сейчас она боялась даже протянуть руку, чтобы коснуться его, а ей это было так необходимо. Ян молча бросил взгляд на нее и прошел в ванную, закрыв за собой дверь. Джесси выключила свет и смахнула две слезинки с лица. Она нащупала смешную золотую фасолинку на шее и попыталась заставить себя улыбнуться, но не смогла. Смех остался в прошлом, и кто знает, может быть, однажды ей придется продать и кулон с лимской фасолью. Лежа в темноте, Джесси злилась на себя и весь мир.

Она услышала, как открылась дверь ванной, затем мягкие шаги Яна. Он сел на кровать и закурил, потом прислонился к спинке и вытянул ноги. Прошла, казалось, вечность. Джессика знала все эти движения, даже не глядя на него. Она лежала очень тихо, спиной к нему, делая вид, что спит. Она не знала, что ему сказать.

– У меня кое-что есть для тебя, Джесс. – В тишине комнаты его голос казался низким и хриплым.

– Типа удара в челюсть?

Он засмеялся и положил руку ей на бедро.

– Нет, куколка. Перевернись.

Она покачала головой, как ребенок, и посмотрела через плечо.

– Ты не злишься на меня, Ян?

– Я злюсь на себя. Ты не могла больше ничего сделать.

Знаю. Я ненавижу себя за то, что втянул нас в эту передрягу, но я скорее бы продал уйму других вещей, чем «морган».

Джессика кивнула, по-прежнему не находя слов.

– Извини.

– И ты меня. – Ян нагнулся и нежно поцеловал ее в губы, а потом вложил что-то легкое ей в руку. – Вот. Нашел в темноте. – Это была молочио-белая раковина.

– Дорогой, какая красивая.

– Я люблю тебя, – прошептал он, а потом с ласковой улыбкой привлек ее к себе и начал осыпать поцелуями.

Последующие две недели пролетели как один миг. Работа в магазине, обеды дома, бурные споры о том, кто должен поливать цветы, страстные примирения и занятия любовью, выходы в свет. То их мучила бессонница, то они спали чуть ли не до полудня, забывали поесть и чревоугодничали, швырялись деньгами и боялись счетов. Приобрели роскошный бумажник от Гуччи для Яна и замшевую юбку из дорогого магазина для Джесси, когда она могла купить ее гораздо дешевле у себя; безделушки, хлам и всякая всячина – и все это стоило денег, которые они швыряли, как будто час расплаты никогда не придет. Верх безумия. Это было лишено всякого смысла. Неделями Джесси чувствовала себя так, словно она, как мячик, отскакивала от стен, потеряв надежду прекратить метаться, Яну же казалось, что он тонет.

Точка была поставлена накануне суда. Джесси предупредила Зину и Катсуко, что уходит на неделю в отпуск. Она рано ушла из бутика и долго гуляла, прежде чем вернулась домой к Яну. Он ел в кресле и любовался видом из окна. Впервые Джесси застала мужа не работающим над новым романом. Это было его основное занятие, когда он не тратил деньги или безмолвно и настойчиво не овладевал ею. Они разговаривали меньше, чем прежде. Даже обеды протекали либо в полном молчании, либо в каком-то безумии, но никогда – в нормальной обстановке.

В тот вечер они разожгли камин и проговорили до темноты. У Джесси было такое ощущение, как будто она не видела Яна несколько месяцев, и вот опять беседовала с ним – с мужчиной, которого любила, со своим мужем, любовником, другом. Ей не хватало его дружеского участия в эти нескончаемые недели. Впервые они не смогли протянуть друг другу руку помощи. Вечером накануне суда они мирно поужинали, сидя на полу перед камином. Предстоящее испытание не так пугало, как раньше. Страх перед тюрьмой притупился, как и ее отчаянные усилия для освобождения мужа. И как расставание с изумрудным кольцом ее матери. Но что такое суд? Пустая формальность. Словесная перепалка двух наемных актеров – их и государственного, с взирающим сверху судьей в черной мантии, а где-то на заднем плане – никому не известная женщина по имени Маргарет Бертон. Неделя, может быть, две, и , все останется позади. Вот единственная реальность.